Смерть ей к лицу - Игорь Солнцев

— Кончай воду лить, — огрызнулась я. — Вижу, ты можешь многое прояснить. Так что давай. Твоя очередь.

— Угу, — протянул он. — Могу. Теперь могу. После твоего рассказа можно уже строить цельную картинку… «Эльфабанк», — начал он, — был учреждён двумя людьми. Поначалу Лазутиным, известным в своих кругах финансистом. И Мостовым — гендиректором консорциума «Нефтегазпром». Денежные потоки «Нефтегазпрома» на первых порах и являлись основными в деятельности банка. До прихода Смыслова, который был очень скоро включен в соучредители.

— У меня сведения, что банк создавался сразу тремя этими людьми, — решила вмешаться я, отчего-то не желая подвергать сомнению слов Михалыча, своего бывшего начальника.

— Может быть, и существовала видимость того, что банк создавался тремя этими славными товарищами, — осадил меня Кондратьев. — Но на самом деле всё было так, как я только что сказал. Смыслов занял место соучредителя спустя три месяца после того, как банк начал работать.

— И почему же его включили?

— Информация. Он владел информацией. Самым ходовым товаром всех времен.

— О двух своих соучредителях? — догадалась я.

— Не только. Хотя и о них тоже. Он знал обо всех скрытых финансовых потоках консорциума. Зарубежные счета, суммы, фиктивные фирмы. Но в то же время он владел и иной информацией.

— Криминал?

— Ну-у, сыщик, — с укором протянул Кондратьев. — Что уж ты сразу-то… Насчёт Смыслова у тебя правильные сведения. Он работал когда-то на Лубянке. И успел за время своей службы собрать хорошее досье. По различным людям, партиям. Как, что и откуда финансировалось. С главой консорциума у него были старые связи. И когда тот, совместно с Лазутиным, создал банк, Смыслов вынырнул и предложил свои услуги. Которые и были приняты. Я даже думаю, с воодушевлением. Во-первых, благодаря досье Смыслова появлялась возможность заполучить новых клиентов. А значит, дополнительные финпотоки шли через их банк. Во-вторых, гэбэшная «крыша» — это было очень даже неплохо. И, можно сказать, надежно. Смыслов имел крепкие связи во многих кругах и сплотил вокруг себя тёртых ребят — бывших офицеров спецслужб.

— Значит, шантаж. С помощью его «Эльфабанк» заполучал в качестве клиентов нужных людей.

— Я бы сказал по-другому: Смыслов произвёл передел. А вернее, перегруппировку сил, в результате которой образовался новый альянс, во главе которого стали он, Лазутин и Мостовой. Да, с помощью информации, которой владел Смыслов, удалось это провернуть. И привлечь на свою сторону некоторых влиятельных людей, тем самым укрепить свои позиции и заявить о появлении новой силы, требующей к себе, ну, скажем так, — уважения.

— И что же случилось дальше?

— А дальше произошел кризис. Часть капитала мудрая тройка альянса успела перегнать в западные банки. Но часть… Часть всё-таки не удалось уберечь. Банк оказался в списках банкротов. С этого момента и начинается самое интересное. Влиятельные товарищи, естественно, всполошились. Денежки-то их тю-тю. Свое, однако, не дядино. Ну и, понятное дело, потребовали возврата. Досье — оно конечно, а бабки надо возвращать. О потерях таких сумм никто не договаривался. Но Смыслов неожиданно передвинулся в тройке на первые роли и нагло заявил, что, мол, ребятки, — кризис на дворе, он — для всех, так что забудьте о деньгах и не выпендривайтесь. А начинайте снова — то бишь продолжайте вести финансовые операций через наше учреждение. Не то — кое-кто кое-что узнает, и тогда — вам не поздоровится. Смыслов, в общем, обнаглел. Остатки денег, которые сохранились на западных счетах, он решил не возвращать. Более того, у него появилась мания величия. Он стал зондировать почву в некоторых партиях на предмет выдвижения своей кандидатуры на руководящую роль. Тут уж влиятельные товарищи не выдержали. И сделали свой первый ход, решив приструнить зарвавшийся альянс.

— Они наняли киллера. И убрали Смыслова.

— Точно. Решив, что без бывшего гэбэшника остальные соучредители «Эльфабанка» присмиреют.

— Но не тут-то было, так?

— Ну, в общем, да. Мания величия стала не по карману двойке. Однако возвращать денежки и она не стала. Тяжело расставаться с ними, даже если они не твои.

— И клиенты «Эльфабанка» совсем рассвирепели, — поддакнула я.

— Вот это в яблочко. Следом за Смысловым ушёл в мир иной Мостовой. Казалось, что следующая цель ясна — Лазутин. И тому нужно не дергаться, а быстренько исправлять положение. То бишь идти на попятную. Распродавать все что можно, как угодно, но вернуть суммы — иначе со здоровьем может быть не все в порядке. Да его может совсем не стать. Не он первый… Но ничего такого не произошло. Лазутин не спешил рассчитываться с могучей клиентурой. А эта самая клиентура неожиданно затихла.

— Досье? — смекнула я.

— Кое-что просто появилось в газете. Закамуфлированно, обтекаемо, но те, кому нужно, поняли: информация, которой стращал их Смыслов, продолжает существовать. И она теперь у того, кто из бывшего альянса остался в живых — у Лазутина. Наступила некая передышка. Которая, конечно же, долго не могла продержаться. Деньги следовало вернуть. Но, прежде чем заставить банкира сделать это, требовалось выбить из его рук козырь, с помощью которого он держался на поверхности и не спешил идти на попятную. Требовалось заполучить носители информации, а затем уже заняться банкиром.

— И что им помешало?

— В стане самих клиентов банка произошел тихий раскол. Неожиданно кое-кто из товарищей смекнул, что, имея такое досье, можно самому влиять на коллег.

— Замкнутый круг, — вздохнула я. — Группа людей разъединяется, и каждый самолично хочет заполучить ценную вещь. И она будет переходить из рук в руки, как эстафетная палочка, пока не останется в живых тех, кому она нужна.

— Хм. — Кондратьев удовлетворенно кивнул. — Ты верно подметила. В общем, с этого момента наши с тобой дорожки и пересеклись. Лазутин ищет пути остаться в живых, понимая, что его жизнь отныне висит на тонкой нити. А некоторые ребята пытаются опередить один другого. Деньги для них уже отходят на второй план.

— Лазутин нанимает меня. А тебя-то кто?

— Никто, — пожимает плечами Кондратьев. — Мой случай несколько отличен от твоего. Ты следила за Мариной. И вышла на Раису. Которая подсаживалась в «Форд», который, как потом ты узнала, состоял на балансе Главного управления внутренних дел. Не будем влезать в дебри, остановимся лишь на том, что именно через Раису была предпринята попытка заполучить то, что осталось у Лазутина от Смыслова. Кто конкретно стоял за Раисой? Только обойдемся без конкретики — иногда не стоит задаваться лишними вопросами. Как говорит один мой товарищ, делай своё дело и просто двигайся дальше.

— Ты так и поступаешь? Не задумываешься, делаешь дело и двигаешься дальше? — Мне почему-то не хотелось в это верить.

— С некоторых пор — именно так. — Кондратьев перевёл дух. — Делаю дело. И двигаюсь дальше. Иначе не получается. Иначе тупик.

— Остановимся на Раисе, — согласилась я.

— Она оказалась в связке с одними из тех, кто же лал заполучить наследство Смыслова. И она оказалась очень ценным звеном в этой связке. Потому что имела доступ к Лазутину. Вернее, не она сама, а её сестра Марина.

Все мужчины, внимательно слушавшие до этого «Руслана», повернули головы к Лазутиной. Марина продолжала сидеть возле могилки своей сестры ни на кого не глядя, лишь пропускала землю между пальцев, которую машинально черпала, беря с холмика, когда та заканчивалась. Казалось, то, что говорилось на поляне, ее нисколько не интересовало. И не касалось.

— К-хм, — откашлялся Кондратьев. — Из твоего рассказа выходит, сыщик, да это мы и сейчас наблюдаем, что сестрички любили друг друга…

— Ух, какой же ты умный, — процедила сквозь зубы Марина. Едва слышно, но внятно. И Кондратьев умолк на полуслове. — Какие вы все умные, прямо обалдеть, — продолжала Марина. — Любили… Мы были одно целое. Она обещала, что после всего мы вместе уедем… далеко-далеко.

— Понятное дело, — буркнул Кондратьев. — Чего ж не уехать. Но то, что одно целое, — охотно верю. Раз она даже полуживая стремилась к тебе.

— Вы ведь надолго расставались, — вслух размышляла я, вспомнив слова отчима Марины. — Мать Раисы увезла её из посёлка, в котором вы обе родились.

— Ну и что? Это были, конечно, плохие годы. Когда мы не были вместе. Я ненавижу свою мать. Она предала отца.

— Чем же? Тем, что после смерти твоего отца вышла замуж за другого? Это ты считаешь предательством? А твой отец не был предателем, когда бегал к другой?

— Она разбила жизнь отцу. Он мне много чего рассказал… А затем ещё и предала его, выскочив за какого-то пентюха.

— Н-да, — вздохнула я. — Сумел же твой батюшка так настроить тебя против родной матери.