Смерть ей к лицу - Игорь Солнцев

Игорь Солнцев

(Игорь Григорьевич Шкатуло)

СМЕРТЬ ЕЙ К ЛИЦУ

Жестокий этот мир нас подвергает смене

Безвыходных скорбей, безжалостных лишений.

Блажен, кто пробыл в нём недолго и ушёл,

А кто не приходил совсем, ещё блаженней.

Пролог

Мир был сужен до небольшой комнаты с одним маленьким зарешеченным окошком, через которое с трудом пробивались лучи солнца, прямым пучком прорезавшие сумрачное пространство и упиравшиеся в наглухо закрытую металлическую дверь.

Несмотря на царившую за стенами теплую ясную погоду, в самом помещении было холодно и сыро.

Холод исходил от всего. От голых бетонных стен с осыпавшейся по углам штукатуркой. От привинченного наглухо к цементному полу стула и таким же образом закрепленного стола. Холод шёл и от человека, который сидел на этом стуле, забросив ногу за ногу, и безразличным взглядом посматривал на свои исцарапанные ладони. Он хорошо вписывался в эту обстановку. Такой же серый, как комната. И потрёпанный временем. В замызганной робе, испачканных, с засохшейся грязью, ботинках. Жёсткая щетина, ёжик на голове, сутулые плечи и линии морщинок под глазами и на лбу создавали впечатление угрюмого субъекта.

А вот от другого, того, кто стоял у стола, шло совсем иное — сытость, устроенность и уверенность в завтрашнем дне. Это был человек словно бы из другого мира, занесенный по воле Бога на другую, разительно отличавшуюся от среды его обитания планету, на которой могли существовать лишь ненависть и грязь. Хорошо скроенный костюм, свежая рубашка, галстук — все не для этого мира. Как и аккуратная прическа, свежевыбритость и живые, полные огня глаза. Да и запах от него исходил совсем не тот, что от сидящего на стуле, пропахшего насквозь потом и древесными опилками, в которых он, казалось, существовал днем и ночью. Человек в костюме источал запах дорогого одеколона. Что совсем не вязалось с мрачными стенами этой дыры, а скорее подошло бы к обстановке дорогого ресторана либо иного столь же фешенебельного заведения.

— Курите? — поинтересовался человек из другого мира, доставая из кармана пиджака пачку сигарет и зажигалку.

Человек на стуле не изменил своего положения и даже не поднял голову. Словно и не услышал вопроса. Да и вообще вроде бы в этой мрачной комнате нет никого, кроме него.

— Как пожелаете, — пожал плечами человек в костюме и решил заняться собой. Для него специально был принесён стул, который не крепился к полу, и его свободно можно было двигать куда угодно. В данный момент стул стоял у стола, напротив его мрачного собеседника.

Он не стал менять местоположения персональной мебели, уселся, неторопливо закурил, погладил ладонями столешницу и брезгливо отдернул их, будто коснулся чего-то отвратительного, мерзкого.

— Я приехал сюда, чтобы встретиться с вами и сделать предложение, — пыхнул он в потолок струей табачного дыма и внимательно посмотрел на своего жалкого собеседника.

Не поднимая глаз от своих потрескавшихся от работы рук, тот с нескрываемой издевкой прокомментировал услышанное:

— Руки и сердца, что ли, просите?

Человек из другого мира тяжело вздохнул, поискал глазами пепельницу, не нашел ее и сбил пепел прямо на стол.

— Пытаетесь хохмить? Приятно сознавать, что годы, проведенные в этом заведении, не сломили вас. По крайней мере, не до конца. Хотя всё ещё впереди. Сколько вам осталось? Шесть? Можете не отвечать, я это и так отлично знаю. В оставшиеся шесть лет с вами может произойти все, что угодно. А амнистии за то преступление, которое вы совершили, не предусмотрено. Зато предусмотрено много чего другого.

Человек из мрачного мира не проронил ни слова. Как бы указывая, что если ничего хорошего для него на ближайшее будущее не светит, то какого черта тогда вообще о чем-либо разглагольствовать. Наслушался он всякого дерьма за девять лет под завязку. И сыт им по горло на столько же вперёд.

— В первые годы своего пребывания в тюрьме вы резво занимались бумаготворчеством, рассылая жалобы по различным инстанциям на предвзятое отношение к вам со стороны сначала следствия, а затем суда. Вы пытались обжаловать приговор. У вас ничего не получилось. Потом вы поняли безнадёжность своих просьб и больше не рыпались.

— Я понял, насколько все прогнило. До самых корней, — не удержался от высказывания угрюмый человек. Однако глаз на собеседника по-прежнему не поднял.

— И что же? Решили отсидеть положенные пятнадцать лет?

Ответом было молчание.

— Сколько вам сейчас? Сорок? Выглядите вы на все пятьдесят. Через шесть лет будете выглядеть на шестьдесят. Если, конечно, выживёте.

Последние слова были произнесены почти зловеще. Или пророчески?

Однако на человека, сидящего на прикрепленном к полу стуле, они не произвели никакого впечатления. Будто находиться на грани между жизнью и смертью стало для него нормой.

— Молчите? Хотите показать свое безразличие к собственной судьбе? Зря.

Человек наконец задвигался. Он выпрямил спину, отвел взгляд от своих рук и посмотрел колючими глазами на человека в свежей рубашке.

— А что мне остаётся? — Щека у него нервно дёрнулась. — Правды нет нигде. А здесь её и вовсе не найти.

— Её не найти нигде, — уточнил собеседник.

— Да я и не собираюсь. С меня хватит. И мне начхать на то, что вы мне тут плетёте.

— А это зря, — опять не согласился человек из другого мира. — Плести, учтите, я вам ничего не собираюсь. У меня к вам конкретное предложение. Только оно не касается ни руки, ни сердца, — хмыкнул он. — У сокамерников я вас отбивать не буду. Предложение у меня иного рода. И оно вас непременно заинтересует. Для вас это самое важное в жизни.

— Откуда вы знаете, что для меня самое важное? И есть ли оно у узника?

— Есть, — ровным голосом ответил человек из другого мира, затушил прямо о стол окурок и, глядя в глаза заключенному, сказал: — Свобода. Я хочу предложить вам свободу.

У несчастного вместе со щекой задергалось теперь и веко. Уж этого он никак не ожидал. Никак. За долгие годы он отвык от этого слова применительно к себе. Успел укрепиться в мысли, что надо смириться и ждать окончания срока заключения. Только так. Ничто другое ему уже не светит. Только ждать. Все оставшиеся шесть лет. И вот кто-то неожиданно предлагает ему — свободу.

Он не мог произнести ни слова. А человек из другого мира не спешил прервать молчание. Он ждал реакции собеседника. Ждал — и получил.

— Что за фигню вы несёте? И кто вы такой, чёрт побери?

Человек в костюме усмехнулся. Реакция ему понравилась. Он и не ожидал, что этот жалкий субъект запрыгает от радости. Но то, что у него вместе с некоторыми частями тела стал подрагивать ещё и голос, свидетельствовало о том, что человек очень даже внял словам, раздавшимся под сводами этого мрачного помещения.

— А вам не все равно, кто я такой? А? Какая вам разница, по большому счету, кто предложит вам свободу?

— Вы из ФСБ? — не уступал узник, показывая, что разница ему не безразлична. — Или как там ещё называется ваша контора, теперь не уследишь за всем, что происходит за пределами зоны.

— И не нужно следить. Достаточно знать, что я представляю ту службу, которая может вытащить вас из этой ямы.

Он вдруг вспомнил, как ввел сюда этого чистюлю прапорщик, как начальник зоны выгнулся перед ним и попятился из комнаты, подталкивая на выход прапора, оставляя тем самым их наедине, и утвердился в мысли, что сидящий напротив него человек щегольского вида на самом деле наделен большими полномочиями. И вполне возможно, действительно может что-то для него сделать. Только для чего и кому он мог понадобиться?

И словно читая мысли мрачного субъекта, человек из другого мира приступил к тому, ради чего сюда явился.

— Перед тем как сесть, вы работали в страховой конторе «Росимущество». Помощником управляющего. Лет пять работали, так?

— Зачем спрашиваете, если и так всё знаете.

— Просто хочу всколыхнуть вашу память.

— Я об этом гадюшнике и вспоминать не хочу.

— Этого гадюшника уже и нет. Нет страховой компании и нет здания, которое принадлежало данной организации.

— Приятно это слышать, — мрачно бросил бывший чиновник, и в его померкших глазах даже проскочила искорка жизни. Казалось, новость о канувшей в Лету ненавистной ему компании была ему не менее приятна, чем надежда на свободу.

— На месте здания, где размещалось «Росимущество», лет пять назад построили. «Эльфабанк». Итак, заметьте. Здание новое, трехэтажное, возведенное по европейским стандартам. По лучшим стандартам, но…

Щеголеватый человек из другого мира замолчал, словно давал возможность собеседнику освоиться с новой информацией, достал очередную сигарету, закурил, неторопливо затянулся и только после этого продолжил: