Зажги свечу - Мейв Бинчи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тетушка Эйлин никогда не произносила ничего подобного, но Элизабет слышала ее слова совершенно отчетливо. Они выражали квинтэссенцию убеждений, предупреждений и наказаний и вообще всего, что происходило раньше.
Элизабет решительно встряхнулась. Она уже взрослая женщина девятнадцати лет от роду и живет в Лондоне, а не в дыре вроде Килгаррета. И не страдает от насаждаемых католической церковью страхов по поводу греха, скромности и нескромности, чистоты и нечистоты. Тетушка Эйлин замечательная, но слишком старомодная, в современном мире люди больше так не думают.
Иногда Элизабет приглашала Джонни в Кларенс-Гарденс, хотя отец никогда не ночевал вне дома, однако днем он был на работе в банке. Джонни часто занимался доставкой покупок клиентам и мог свободно пользоваться фургоном в течение дня. А Элизабет часто могла сбежать с лекции или практических занятий.
Такие встречи вызывали у них радостное возбуждение: быстрый перекус на кухне и двойная задвижка на входной двери на случай, если произойдет невероятное и отец вернется домой раньше двадцати трех минут седьмого вечера. Затем они поднимались в спальню Элизабет, где кровать была маловата, зато дневной свет сквозь задернутые шторы создавал романтическую атмосферу, а местами слишком резкие синие тона в интерьере она заменила на те, что ей больше нравились.
Однажды Джонни кивнул в сторону более удобной родительской спальни, но Элизабет безмолвно дала понять, что такой вариант даже не рассматривается. Она так сильно любила Джонни, что чувствовала, будто может говорить с ним и понимать его без слов. Джонни тоже был в восторге от ее теплоты и чуткости и раз за разом на все лады повторял, какая она славная малышка.
Порой, когда они лежали в ее тесной постели, по-дружески передавая друг другу сигарету, Элизабет казалось, что это самые счастливые мгновения в ее жизни. Однако она знала, что существует линия, которую не следует пересекать: нельзя просить Джонни клясться в любви, нельзя просить заверений в вечной преданности или намекать на нечто большее, чем у них уже есть. Тогда он будет любить ее, и будет счастлив, и не будет хмуриться.
Иногда Джонни говорил о тех, кто нарушил правила.
У Тома была подружка, хорошенький пупсик, но она безумно хотела получить обручальное кольцо и все уговаривала Тома прийти к ней домой, чтобы познакомиться с мамой.
– Ой, милый, я ведь уже приводила тебя домой и познакомила с мамой! – лукаво сказала Элизабет.
– Да, но ты же не строила хитроумные планы! – рассмеялся Джонни.
Он купил противные презервативы, которые выглядели совершенно неподходящими для выполняемой задачи, пока их не наденешь, и которые, похоже, его только раздражали и доставляли неудобства. Элизабет ломала голову в поисках способа обойтись без них. Она не хотела надеяться на «безопасные дни», так как слишком хорошо знала: именно этот способ контрацепции обеспечивал стабильно высокую рождаемость по всей Ирландии. Кейт и некоторые другие девушки в колледже говорили, что надеяться на «безопасный период» не стоит, поскольку такого периода не существует.
– Разве женщина совсем ничего не может сделать? – спросила Элизабет у Кейт, чувствуя себя очень глупо.
Кейт рассказала о всех существующих способах и расписала их в красках, но Элизабет сочла, что они еще хуже, чем резиновый презерватив, поэтому оставила все как есть. Джонни никогда не предлагал ей принимать какие-то меры, поэтому она решила, что, видимо, всем просто приходится мириться с неудобствами.
В минуты близости он мало рассказывал о себе. О матери он говорил шутливо, с братом почти не общался и понятия не имел, где сейчас отец и существуют ли сводные братья и сестры.
Когда Джонни получал от матери жизнерадостные и бессвязные письма, то выглядел довольным и пересказывал Элизабет часть написанного. А если мать писала, что чувствует себя одиноко и как ей сложно с двумя неблагодарными сыновьями, то просто отмахивался.
– Занудная старая ведьма! – заявлял он, не проявляя ни малейшего беспокойства.
– Может, мне с ней познакомиться? Отвезешь меня к ней? – однажды спросила Элизабет и поняла, что сделала ошибку.
– Зачем? – слегка нахмурился Джонни.
– Ну… не знаю… Я бы сказала ей, чтобы она перестала быть занудной старой ведьмой и раздражать своего красавчика-сыночка! – засмеялась Элизабет, пытаясь отыграть назад.
Сработало.
– Да уж, почему бы и нет? Как-нибудь съездим, – пообещал Джонни.
На девятнадцатый день рождения отец подарил Элизабет шкатулку для украшений, причем специально сходил в магазин мистера Ворски и посоветовался с Джонни насчет подарка. Он видел Джонни несколько раз и считал его приятным, вежливым молодым человеком, деловым партнером мистера Ворски в антикварном магазине, который ни в коем случае не следует называть лавкой старьевщика.
Отец сказал, что хочет сделать сюрприз и готов заплатить от тридцати шиллингов до двух фунтов максимум. Джонни привел его к антикварной шкатулке и сказал, что тридцать шиллингов за такую штуку – это просто даром. Отец поворчал, что за пустую коробку как-то дороговато, но взял. Джонни положил в кассу еще девять фунтов, чтобы мистер Ворски не потерял деньги на прелестной резной шкатулке, и купил от себя марказитовую заколку с синей птицей.
Элизабет, прекрасно понимая стоимость шкатулки, была тронута и удивлена, что отец так много потратил на подарок. Джонни ничего ей не сказал. А еще помог найти книгу с акварелями для Эшлинг. Вместе они рассматривали