Государственные интересы - Юлия Куркан

При взгляде на меня, Король признался, что я напоминаю некоторых его знакомцев. А именно — призраков, умерших очень давно и очень нехорошей смертью. От тех, мол, тоже только глаза и остаются. Я долго думала, оскорбиться мне или нет, и, похоже, настолько ушла в себя (а попросту сделала наглую попытку уснуть), что Колдун только покачал головой, поцеловал меня, наслал сон и смылся. Засыпая, я костерила его на все лады, а уж что мне снилось… Того не стерпит никакой пергамент, а я сохраню навеки в глубинах своей памяти, искренне радуясь, что не умею краснеть.

Само возведение на трон, следующим утром, происходило в теплой и даже дружеской обстановке, в большей степени оттого, что Ядвига его не посетила, сказавшись больной. Если бы церемонию не портила еще и постная физиономия Альберта, я искренне считала бы день удавшимся.

Итак, с утра меня подняла Иса. Я была совершенно выспавшаяся, бодрая, и даже почти утратила тот нежный зеленоватый цвет, что ввел Колдуна в заблуждение. Потом меня хорошенько накормили, водрузили на голову венок из ивовых ветвей, что символизировали полное духовное очищение, и отвели париться в баньку, ибо будущая княгиня должна быть чиста не только душой, но и телом. То, что меня хотели в этой бане поджечь — я сочла несмешным и неоригинальным. Тем более, что подоспевшие стражники быстро все погасили и я смогла-таки домыться. Нет, право слово, ну до чего же скудная у людей фантазия: пытаться поджечь баню, стоящую на видном месте во дворе княжеского терема! Да она даже задымиться не успела, как её тут же потушили! Правда, помоями, но не в этом суть!

А по выходе из бани меня и вовсе ожидало зрелище небывалое и даже в чем-то интересное. Поговорка «жареный петух в… место на выбор… клюнул», все же очень образна и не подразумевает того, что ваша еда может на вас наброситься. В то же время, мне было очень интересно: пытался ли кого-нибудь когда-нибудь клюнуть мертвый петух, или так повезло только мне, и я должна этим зачем-то гордиться? Те, кого хоть роз пыталась заклевать до смерти еще даже не ощипанная дичь, меня поймут, остальным придется объяснять…

Вот я, вся чистая: духовно, душевно, телесно, и даже помыслами, ибо то, что мне снилось ночью, старательно не вспоминаю, выхожу из бани. Меня берет в почетное кольцо охрана, и мы продвигаемся по направлению к терему. И кто из охранников мог бы хоть на миг предположить, что лежащий на колоде петух с отрубленной головой, кинется на меня, как-будто это я его собственноручно обезглавила? Однако, птица кинулась на меня с таким душераздирающим шипением, что я на миг оцепенела. Причем, петух не был безголовым, отнюдь, иначе, чем бы он пытался меня клюнуть? Голова парила над, бешено хлопающим крыльями, туловищем, примерно на высоте двух пальцев. То есть, нашим глазам открылось зрелище в равной степени комичное и внушающее отвращение. Охранники, конечно, не сплоховали, и посекли гнусную птицу в фарш, однако, осадочек остался.

Как бы то ни было, а в баню все же сходила, и даже успела сохранить некую чистоту в помыслах. Конечно, после того, как мысленно высказала все, что думаю о петухах, имеющих дурную привычку оживать в самый неподходящий момент. Теперь же я стояла в своих покоях, и служанки долго пытались облачить меня в некое белое подобие савана, долженствующее означать переход мой к новой жизни и, одновременно, чистоту души. Я философски подумала, что, в случае удачной атаки пернатого убийцы, саван использовали по своему прямому и более прозаичному назначению…

Само облачение тоже не прошло без интересного случая. Потому как неожиданно меня попыталось задушить собственное же платье. Обычное, небогато украшенное домашнее платье, которое я скинула после возвращения из бани, небрежной тряпкой лежало на кровати. Как вдруг оно медленно зашевелилось, и, будто бы в предвкушении потерло рукава. Такая самостоятельность одежды, в которой никого не было, нам со служанками очень не понравилось. Еще больше не понравилось то, что платье, презрительно игнорируя всех находящихся в комнате, ринулось на меня и безнаказанно принялось душить! Впрочем, девочки стояли удивленными столбиками недолго. Подбадривая себя воинственным визгом, они кинулись на платье кто с чем стоял. В итоге воинствующая одежка была зверски заколота иголками, сшита в самых неожиданных местах, а после и разрезана до состояния заплаточных лоскутков. В итоге борьбы оказалась помята и я тоже, однако, меня быстро привели в надлежащий вид — строгий и благообразный до скучной икоты. Саван мой тоже несколько пострадал, и обзавелся парой интригующих разрезов. Впрочем, нами было принято коллективное решение, что так даже интереснее, хотя разрезы стоит хотя бы сметать по живому…

Накладную косу, которую я носила с самого дня прибытия домой, надевать было нельзя — в момент ритуала на княгине должно быть как можно меньше всего наносного и чужеродного. Саван, как необходимое прикрытие наготы, допускался. Впрочем, эта часть коронации происходит лишь при участии избранных, а на официальной части я и одета буду по-другому, и косу прикручу на место. Да, вот он — ужас любого мужа — когда жена в первую ночь снимает с себя все, и волосы в том числе… После облачения я посмотрела на себя в зеркало, внутренне содрогнулась, и поняла, что не хотела бы встретиться с собой в темном коридоре. Хотя… если я захочу довести до апоплексического удара Ядвигу и Альберта… Но додумать интересную мысль мне не дали, потому как пришло время идти на коронацию. Первая часть ритуала происходила в Княжеской роще — месте воистину особенном. Когда в княжеской семье рождался ребенок, волхв брал мешочек, в котором лежали семена практически всех видов растущих у нас деревьев, вытаскивал не глядя, и сажал. Рос ребенок, росло и дерево, считавшееся его защитником и покровителем. В княжеской роще было много таких деревьев. Были и огромные исполины, возраст которых уже можно исчислять веками, и совсем еще молодняк. Например, как мое или моих сестер деревца.

Деревом нашего батюшки был могучий дуб. Сейчас, в знак траура по умершему князю, он сбросил всю листву, и его голые ветви словно бы содрогались в молчаливой скорби — прах князя Всеволода был закопан в корнях дуба. Вот таким был круговорот нашей жизни — она начиналась с дерева, и им же заканчивалась.

Впрочем, не время для печальных мыслей! В момент ритуала мысли мои должны быть чисты и благостны. Мое дерево — тонкая осинка — словно бы в волнении трепетала серебристыми листьями. Казалось, она не верит, что сейчас на ней вырежут несколько линий — символическое изображение короны. Возле нас сейчас собралось немного людей. Только особы, наиболее приближенные к княжеской семье. Мои сестры, мой жених (куда уж без него!), Ратмир, Огневит, который будет проводить ритуал, и несколько бояр, из наиболее знатных. В руках все они держали по дубовой ветви. — Ярослава, дочь Всеволода, внучка Святослава, знаешь ли ты, зачем пришла сюда? — значимо и возвышенно начал волхв, облаченный в торжественный зеленый балахон. В руках Огневит сжимал неизменный посох, в котором была заключена вся сила его, как волхва.