Империя проклятых - Джей Кристофф

Альба и Алина, черная и белая, плыли сквозь угасающее пламя, рука об руку. Их окружила новая рота мечников – сплошь подневольные твари, одетые в ливреи Воссов и вооруженные до кривых зубов. Буря завывала, развевая длинные плащи Душегубиц сквозь поднимающийся дым, но их волосы совсем не шевелились, словно были сделаны из железа, как и их плоть, как сердца. Хлюпая сапогами, Альба и Алина ступали по кровавой каше, оставшейся после устроенной нами бойни, – каше из их людей и монстров, которых они не удостоили даже взглядом.

Они остановились в двадцати футах от меня, за стеной из порабощенного мяса и мечей. Никто из них пока не получил ни царапины, но мои мышцы горели, дыхание было прерывистым, рукоять Пью в дрожащих кулаках стала скользкой от запекшейся крови.

– Кажется, мы в дерьме, чертовка…

Глаза Альбы и Алины метнулись к часам над дверью – движение звезд и след столетий. Они моргнули в унисон, и я увидел, что у каждой на веках были нарисованы кровавые глаза, создавая жуткое впечатление, будто они постоянно настороже. Я протянул руку и поджег последнюю баррикаду, надеясь увидеть, как они отступят из-за пламени. Но Душегубицы не дрогнули. Плоть пиявки горит как трут, и даже древние холоднокровки боятся огня. Но Альба и Алина, демонстрируя презрение, сняли перчатки для верховой езды, медленно стянув их с каждого пальца, шагнули вперед и протянули руки к огню, будто согревая их.

При этом они смотрели на меня черными, немигающими глазами, совершенно не испытывая страха. Через мгновение они отступили и, сплетя пальцы, снова встали среди своих приспешников. И хотя плоть любой другой пиявки сгорела бы до чертовой золы, я увидел, что мраморную кожу Альбы просто опалило и из белой как кость она превратилась в светло-серую.

Я кивнул, тяжело сглотнув.

– Oui. Мы в дерьме.

– На колени, – сказали они.

Приказ прозвенел в голове и одновременно в сердце. Я был полностью вымотан, истекал кровью, задыхался и почти сдался. Я чувствовал, как их разумы бьются о мой, пытаясь пробить брешь. Но я представил себе жену и дочь, наполнил мысли теплом их любви, а сердце – яростью из-за их судьбы.

– Сначала дамы, – прохрипел я, похлопывая по кошельку с монетами. – Я п-постараюсь, чтобы оно того стоило.

– Какой детский лепет. Странно слышать его от тебя, де Леон. – Они одновременно покачали головами. – За детскими выпадами скрывается детский страх. Мы бы предпочли другой мотив.

– Зачем вы ищ-щ-щете Грааль?

Душегубицы моргнули и перевели взгляд с меня на Селин. Сестра затаилась рядом со мной, и свет костра ярко подсвечивал ее маску, в руках она держала длинный кровавый клинок. И при виде ее темной магии Душегубицы зашипели голосами, полными ненависти:

– Эсани…

– Зачем Фабьену нужна Диор? – спросила Селин.

Альба и Алина сощурили свои чернильно-черные глаза, сверкавшие яростью и злобой. Презрением. И, да, кажется, в них теперь мелькало и немного страха.

– Кто ты такая, чтобы задавать нам вопросы, вороватый щенок? Мы дочери Железносердов. Королевская кровь. Мы старше тебя, а значит, лучше тебя.

– Я не щенок, – выплюнула Селин. – Я последнее дитя Лауры, вашей сестры, Призрака в Красном. В моих жилах течет кровь Вечного Короля.

При этих словах Душегубицы замолчали, обменявшись короткими мрачными взглядами.

– Тогда приведи нам девчонку, племяшечка. Перебей хребет сребропсу, что рядом с собой, положи Грааль к нашим ногам, и Вечный Король дарует тебе награду, о которой ты и не мечтала.

– Но он уже это сделал, мои дорогие тетушки.

Альба и Алина склонили головы набок.

– В самом деле?

– О, oui. – Селин кивнула, подняв руки к лицу. – Он привел вас сюда, ко мне.

Когда моя сестра сорвала с себя маску, обнажив ужасное лицо, пророкотал гром. Сверкнула молния, осветив голую челюсть и клыки без губ, под шарфом на горле кожа была снята, как перчатка, – ее сорвала Лаура Восс в день, когда убила ее.

– Сегодня ночью мы выпьем кровь из ваших сердец, дамы, – поклялась Селин. – Сегодня ночью я заберу вс-с-се, что было вашим, и верну еще немного того, что принадлежало мне.

В ответ рабы обнажили мечи, отблески пламени заиграли на шлемах с черепами. А стрелки на другой стороне моста взяли нас на мушку, целясь колесцовыми пистолетами нам в грудь.

Но Душегубицы все еще оставались неподвижными, как камни.

– Наш грозный отец все еще ждет тебя на востоке, Лев, – сказали они мне. – Мы даем тебе последний шанс отомстить за своих любимых жену и ребенка.

Я зашипел, истекая кровью, задыхаясь, поднимая Пьющую Пепел трясущимися руками.

– Передайте своему папа́, что мы скоро встретимся.

И, посмотрев в пространство за ними, я прокричал сквозь раскаты грома.

– Давай, Феба!

Из теней на противоположной стороне моста вынырнуло размытое пятно, напав со спины на солдат с пистолетами. Львица стремительно пронеслась среди стрелков, разрывая в клочья животы и глотки. Она нанесла удар так быстро, что четверо были мертвы, не успев даже вздохнуть. Лишь потом раздались крики. Остальные пытались прийти в себя, но трудно стрелять из длинноствольного оружия с близкого расстояния, а еще труднее перезаряжать его, когда на тебя смотрят золотистые глаза, от рева вибрируют кости, а львица несется по пропитанному кровью снегу, быстрая, как выстрел, которым ты промахнулся.

Зато она не промахнулась.

Феба никогда не промахивалась.

Когда пистолеты замолчали, мы с Селин отступили по ступеням, распахнули мощные двери, отделявшие нас от них, и скрылись внутри. Разъяренные Душегубицы послали за нами своих рабов, и те волной хлынули в обширное фойе Кэрнхема. Моя эгида горела во мраке, а от подножия могучих колонн тянулись длинные тени, падая на огромный камин, кровавые занавеси которого колыхались на ветру. Мы с Селин поднимались по двум лестницам: я – с востока, она – с запада, мы яростно и бесстрашно рубились с наступавшими на нас рабами, окрашивая страницы Заветов на стенах в красный. Медленно, но неумолимо Душегубицы следовали за своими солдатами, нисколько не считаясь с потерями, лишь бы измолотить нас в кашу, пока мы не упадем.

Мы сражались как падшие, кровавый клинок и цеп Селин свистели, рассекая воздух, ария Пью звучала у меня в голове ярким серебристым крещендо. Но математика, как я уже говорил, холоднокровка… математика – та еще сволочь. И все понимали, что в конце концов мы дрогнем.

Теперь мы с Селин стояли спина к спине на бельэтаже, рабы все еще напирали, Душегубицы надвигались, смерть была в нескольких вздохах от нас. И наконец, когда их древние