Царство. 1951 – 1954 - Александр Струев

Долго ходили по теплицам, наконец, прошли их от начала до конца. Заместитель министра плелся в хвосте. От усталости у него не хватало сил улыбаться.

— Жарко стало! — отдуваясь, проговорил Хрущев.

— Каждый день этим путем хожу, — отозвался Трофим Денисович. — Любое изменение фиксирую. Без скрупулезных наблюдений — грош нам цена.

Небо было синее-синее, безоблачное.

— Вы молодец! — вымолвил Никита Сергеевич.

— Только оппонентов у меня хватает, не верят, посмеиваются! — безрадостно сообщил президент Сельхозакадемии. — Я говорю: «Мои растения не мерзнут, не боятся засухи!» В ответ — смех: «В процессе эволюции наследственностью предусмотрено иное. Ген, — доказывают, — выходить за установленные рамки не может!» Я им в лицо тыкаю: «Глядите, какие урожаи!» А они: «Подстроено!» Да чтоб им! — гневался Лысенко. — А кто тот ген видел?! Руками щупал?! Молчат. Чуть что, на заграничную литературу кивают. Так это ж литература, не опыты! А им хоть кол на голове теши! До сих пор у нас преклонение перед иностранщиной, словно мы безголовые!

— Про это известно! — кивнул Хрущев, он до глубины души был возмущен неуважением к академику. Неужели в Академии сельскохозяйственных наук засели бараны?! Неужели и туда, в храм науки, бездарность просочилась?!

— Ходят, да в книжку тычут, которую безыдейные формалисты выдумали! Что ни спроси, на все один ответ — гены! Помешались на генах! А у меня в самый мороз рожь как подорванная прет! Ослы!

— Тут свои баталии, — вставил Лобанов.

— На дураков внимания не обращайте, партия вам верит! — отозвался Хрущев. — Вы правильно сказали про очковтирательство, только о приспособленцах не сказали, а ваши оппоненты, похоже, из такого теста, несмотря на то, что академики. Бестолочи, а не академики! — выругался Никита Сергеевич. — Институтов развели, в каждый по сто человек понабрали, портки протирают, а воз и ныне там! Вы, Трофим Денисович, работайте, мы помогать обещаем.

— Я разве кого обманываю? Гляньте по сторонам, какая красотища, гляньте! А они долдонят про гены!

Вокруг колосились необъятные поля и как на картинке в учебнике, выглядели эти поля образцово, завидно выглядели. Хрущев взял в руки колосок пшеницы. Семена были плотные, пузатые — приятно в руках держать!

— Однажды пришло в голову, что растения могут музыку понимать, — улыбнулся академик. — Теперь три дня в неделю на поле хор поет.

«Одурел, хор поет!» — чуть не подпрыгнул на месте заместитель министра. Он изо всех сил сдерживал желание покрутить у виска пальцем, высмеять чудака.

— Я как думал, если людям музыка не безразлична, так значит, она должна и растению понравиться! Посадил я в одну банку пшеницу и во вторую банку пшеницу, банки в соседние комнаты расставил. В одной комнате стал музыкальные концерты устраивать, а в другой — ну разве муха пролетит! — излагал Трофим Денисович. — Перед первым растением каждый день или скрипач наяривает, или гитарист с гитарой. Баяниста однажды взял, ведь баян пространство звуком до предела насыщает, да только баянист горький пьяница оказался. Одно время думал пианино притащить, — вспоминал Лысенко, — но на меня и так косо смотрят, мол, чокнутый! И что вы думаете? Там, где музыки нет, где тихо — обыкновенный рост, прогнозируемый, а где музыка рекой, растение — бежит, урожайность чрезвычайная. Вот вам и забава! — прищелкнул языком академик. — Мой вам совет, Никита Сергеевич, чаще ходите в концерты, это исключительно благоприятно действует на организм!

— Как же мы на колхозные поля самодеятельность вывезем? — изумился Хрущев.

— Зачем на поля вывозить? Мы в лабораторных условиях зерно мелодиями насытим и заставим рекорды бить. Получите готовый селекционный материал, и музыки им больше не надо, музыка уже свое дело сделает, она у семян внутри звучать будет! Вот вам и чудеса! — ликовал директор института. — В природе, Никита Сергеевич, все просто. По правде говоря, никаких секретов и нет!

2 августа, воскресенье

— Вчера американскую стиральную машину опробовали, — похвасталась Маленкова.

— И как?

— Замечательно стирает, только гудит громко. Как начинает там белье колотиться, страшновато.

— Ничего себе! — поразилась Нина Петровна, она не пользовалась в быту новшествами.

— Белье получается чистейшее, остается его высушить и прогладить.

— Удобно?

— Очень удобно, — отозвалась Валерия Алексеевна.

— Я по старинке обхожусь — две прачки в доме. Они, думаю, не хуже американской машины стирают.

— Надо идти в ногу со временем! — строго выговорила маленковская супруга. — Ты телевизор смотришь?

— Смотрю!

— Ну и вот! Телевизоры, стиральные машины, холодильники — помощники цивилизованного человека. Надеюсь, скоро наша промышленность выпуск стиральных машин наладит.

— Холодильника у нас целых три и стиральную машину надо приобрести, — согласилась Нина Петровна.

— Поменьше будешь видеть эти постные рожи — поварих с уборщицами! — высказалась Валерия Алексеевна.

— Я вроде привыкла.

— А меня воротит! Не выношу, когда чужие по дому шарят!

— Обычно персонал в служебках!

— Все равно по дому лазают, глазеют, а потом шушукаются, не выдерживаю!

— Без прислуги не обойтись!

— К сожалению, да, — согласилась Валерия Алексеевна. — Еще кофемашину посол из Штатов привез, тоже вещь хорошая.

— Я и с кофеем по старинке.

— И зря, есть возможность, надо всем пользоваться!

— Видно, надо, — уступила Нина Петровна.

— Вчера твою Раду с парнем заметила, — веско произнесла гостья.

— Я так за дочь переживаю!

— Она хоть тебе про кавалера рассказала?

— Рассказала.

— А Никита Сергеевич знает?

— Ничего не знает.

— Ты ему скажи. С девушками сложней, чем с парнями! — определила Валерия Алексеевна.

— Рада пока во всем слушается, — ответила Нина Петровна. — А Волечка твоя как?

— На мужа ругается.

— Ты говорила, у них наладилось?

— Думала, наладилось, он старается, а Воля в ответ шипит. Должно быть, третий муж скоро будет. Ладно, я поеду! — Маленкова поднялась с дивана. — В ателье надо успеть. Шубу соболью шью.

— Соболь теплый!

— И ноский. Я собственно из-за носкости соболя выбрала. А ты чего себе ничего не заказываешь?

— Да как-то не выберусь, — ответила Нина Петровна, и снова схватилась за сердце. — За Раду переживаю!

— У девок дорога одна — замуж! — веско сказала Валерия Алексеевна и поднялась уходить.

14 августа, пятница

Хрущев приехал в Министерство Вооруженных Сил к Булганину. Министерский кабинет представлял собой необъятный, залитый солнцем квадрат с широкими окнами на две стороны. Входивший в кабинет через высоченные двери приемной должен был метров двенадцать двигаться в направлении исполинского стола, за которым в кресле, напоминающем трон, восседал министр. Ковры скрадывали шаги, и лишь тиканье громоздких напольных часов делало этот монументальный кабинет реальным. Благообразный облик седовласого маршала Булганина, сидящего под огромным портретом вождя революции, казался строгим, прозорливым, полубожественным.

Военный министр поспешил гостю навстречу.

— Рад тебя видеть, Никита Сергеевич!

Расцеловав товарища, маршал провел его в соседнюю комнату, уютную, с низким плюшевым диваном. Туда вела неприметная, отделанная дубовыми панелями дверь.

— Садись, угощайся! — пригласил Николай Александрович, заваливаясь на диван. — Грильяж, сливочная помадка, фрукты?

Хрущев уселся в кресло и потянулся к вазе за яблоком.

— Может тебе налить? — спохватился Булганин.

— Не буду. Я лучше яблочко съем.

— Виноград попробуй, кишмиш. Узбеки самолетом передали, только с дерева!

— Не хочу! — покачал головой Хрущев.

Николай Александрович благодушно смотрел на друга. Пригладив блестящую лысину, Никита Сергеевич спросил:

— Получилось?

— Страшное дело, — приподнимаясь с дивана, произнес Булганин и взял с подоконника пухлую папку. — Всю бетонную громадину на хер снесло, а сколько в эту башню железобетона зах…чили — и следа не осталось! — он потряс фотографиями. — Не представляешь, какая у бомбы силища!

Булганин принялся раскладывать на столике снимки.

— Это до взрыва, — тыкал пальцем министр, — а это — после.

— Земля плавится! — ужаснулся Хрущев.

— Горит земля, горит! Если такой мощности бомбу на врага сбросить, и воевать не надо, не с кем будет воевать!

Николай Александрович снова уселся на диван.

— Без бомб государство не сохранить, — проговорил Никита Сергеевич. — Враги из всех щелей, как тараканы, лезут! Американцы засратые на самолетах-разведчиках границ не знают. Мы их бьем, а они все равно прут, секреты вынюхивают!