«Додж» по имени Аризона - Андрей Уланов

– Вы это… чего? Я ж серьезно.

– Ладно уж, – говорю, – веди нас… Сусанин, показывай свой погребок заветный.

Погребок-то и в самом деле оказался капитальный. Одна дверца чего стоит – железом оббита, что твой танк, да и по толщине соответствует. Ну и замочек на ней – в самый раз Кощея Бессмертного к скале приковывать, заместо Прометея. Хорошо еще, что у Кольки ключи были. А за ней…

– Вот, – гордо так Рязань говорит, – подвальчик.

У меня только челюсть о пол клацнула.

В подвальчике том от пола до потолка метра два, сколько по бокам – не видать, а уж про протяженность и думать страшно. Все это стройными рядами бочек заставлено – под потолок и в темноту тянутся. И паутина кругом.

Ох, не фига ж себе, думаю, погребочек. Тут спиртного на дивизию, да что там… корпус полного состава споить можно.

– Ну что, – говорю, – девушки. Командуйте. Я уж, извиняйте, в местных виноводческих обозначениях не силен.

Елика медленно вдоль бочек пошла, рукой коснулась…

– Невероятно, – шепчет. – Такое богатство… если про это станет известно, сюда сбежится полкоролевства. Только посмотри на даты, Лен! Эти запасы сделаны еще во времена Отступления Тьмы!

– Я, – мечтательно так говорит рыжая, – чувствую себя попавшей в пещеру к дракону.

– Любой дракон, – подхватывает Елика, – не задумываясь, отдал бы половину своих сокровищ в обмен на содержимое этого подвала. Смотри! Узнаешь эти значки? Это клеймо Рамгарского монастыря, а ведь он пал три века назад!

На меня от их восторгов аж зев напал. Стою, моргаю.

– Эй, – зову, – благородные дамы. Мы сюда на экскурсию пришли или по делу? Если вам тут хорошо, значит, будем в гости – правда, Коль? – наведываться. А пока давайте выберем что-нибудь одно и желательно подъемное.

Елика только вздохнула с тоской.

– Я бы, – говорит, – унесла отсюда половину и еще столько же. Такие вина… наверное, их и не найти больше нигде, разве что в таком же забытом подвале. По паре бочонков у драконов… в башнях Гильдий магов… заветные бочки старинных родов… у моего отца стоит одна бочка, на обручах которой выбито: «Открыть, когда исполнится пророчество».

И замолчала.

– А что за пророчество-то? – спрашиваю.

– Увы, – разводит руками Елика, – этого не знает никто в замке. Прапрадед погиб в битве при Урмии, когда наследника еще носили под сердцем. Маги помогли восстановить часть фамильных заклятий, но многое было утеряно безвозвратно.

– Ужас-то какой, – говорю. – Прям кошмар. А просто взять да и открыть эту бочку никто не пробовал?

– Нет.

– Почему-то, – сочувственно вздыхаю, – я именно так и думал.

Ладно. Выбрали мы, в смысле, девушки наши, бочонок средней нетранспортабельности, ну а мы с Колькой его на раз-два взяли и потащили. Тяжелый, зараза, оказался, хоть и небольшой с виду. Пока его волокди, я раз пятнадцать пожалел, что в этом подвале на «Аризоне» не развернуться. Три четверти тонны – и кайне проблем. Не то что у меня – грузоподъемность в одну человеческую, то бишь солдатскую, силу. А Кольке и того тяжелее – он еще и дорогу объяснял.

По дороге, кстати, наткнулись на пятерку бородатых коротышек… ростом метр с хвостиком, плотные, даже, я бы сказал, кряжистые, что твои пеньки. Все в кольчугах, у двоих топоры с них самих размером.

Я на них уставился – а рыжая меня сзади толкает.

– Малахов, ты что стал? Гномов не видел?

Гномы, значит. Ну-ну. Кто следующий? Дюймовочка? Или сразу трехдюймовочка?

Кое-как дотащили. Уронили бочонок рядом со столом, плюхнулись, я ворот рванул, чувствую – гимнастерка на спине к телу прилипает. Надо же, думаю, всего ничего волокли, а взмок, словно после марш-броска хорошего.

Колька, кстати, не лучше выглядит. Тоже весь в потеках, хоть выжимай, не снимая. Плюс на спине пятно здоровое, уж не знаю от чего.

Зато девушки бодрые, веселые. Елика гобелены на стенах изучает, Кара мигом четыре кружки раздобыла – хорошие такие кружки, по пол-литра каждая – и принялась их платочком протирать.

Зальчик, кстати, и в самом деле ничего, уютный. Можно даже сказать… эта… располагающая. К душевному времяпрепровождению. Печь типа «камин», рядом специальная вешалка для… этих самых. Я хоть и рассказ товарища Зощенко читал, но как «кочерга» во множественном числе будет, так и не понял. Стены гобеленами завешаны, на полу шкуры, медвежья у камина, а у стола, судя по голове, волчья, только я бы на этого волчару меньше чем с «ручником» идти не рискнул. А еще лучше – в танке. Ну и, само собой, стол, скамейки, все дерево, уж двести лет как потемневшее – я такое как-то в трофейном журнале видел. Фото баварской пивной, где бесноватый фюрер карьеру свою начинал – речуги толкал, в перерыве между пивом и сосисками. Подумать только – подавился бы тогда сосиской или какой-нибудь бюргер, пива перебравший, за скамью схватился… а скамьи, что там, что здесь, такие, что можно одним махом отделение Адольфов положить – и еще на двух Геббельсов останется.

В общем, очень симпатичный зальчик, и девушки с ним тоже хорошо сочетаются, разве что малость экзотично. А вот мы с Рязанью из общего гармонического ряда явно выпадаем – как по содержанию, так и внешне.

Посмотрел я еще раз на Колькино пятно… умные слова припомнил.

– Уважаемые дамы, – говорю, – вопрос у меня к вам. Если я сейчас до пояса разденусь, никого из присутствующих этим не шокирую?

– Не знаю, как Лен, – рассеяно так отзывается Елика, не отрываясь от гобелена, – она у нас девушка юная, а меня ты не шокируешь, даже если разденешься весь.

– Ну, – говорю, – настолько-то я и еще не одичал.

– Неужели? – а вот это уже рыжая. Посмотрел я на нее… ничего не сказал, вздохнул только и гимнастерку через голову потащил. Снял, глянул – вроде никуда не вляпался, кроме потеков ничего не наблюдается. Что ж, думаю, и на том спасибо. Здесь-то «Студебеккера» под окнами нет.

Положил гимнастерку рядом на скамью, глаза поднял – а девчонки-то обе, даром что такое равнодушие изображали, так на меня уставились, будто я не я, а картина какая, редкостной художественной ценности. Мне прямо неловко стало от такого внимания. Главное – абсолютно непонятно с чего. Я ведь даже наколками не баловался, хотя у нас многие делали. Не хотел, и все. Оно, конечно, может, когда и полезно бывает… при опознании, например. Только ведь заранее не угадаешь, какая именно часть от тебя после попадания сохранится, а все руки-ноги под хохлому расписывать – это уже будет не разведчик, а беглый экспонат этнографического музея.

– А что это, – спрашиваю, – вы на меня так смотрите? Поэму Лермонтова на мне вроде бы никто не писал.

Главное, смотрят так… если у Елики в глазах еще какой-то женский интерес мелькает, то у Кары взгляд… восхищенно-жалостливый.

Тут еще Рязань от созерцания бочки своей отвлекся, и на меня свои ясны очи навел.

– Да уж, паря, – говорит, – видно, потрепала тебя жизнь. И погрызла.

Я вниз гляжу – ничего не понимаю. Вроде пузо, как пузо, через ремень пока не свисает, грудь тоже вполне человеческого вида. Не такая, конечно, покрышка, как у Олефа, да и Арчет, пожалуй, тоже меня по этому показателю запросто перекроет. У меня-то больше жилы…

А рыжая осторожно так руку протянула и самыми кончиками пальцев плеча касается.

– Бедный, – шепчет, – где ж это тебя так?

Тут только до меня дошло.

– Ах, это, – улыбаюсь. – Не бери в голову. Оно только выглядит страшно, а на самом деле – ерунда, царапины.

Это в меня один олух три месяца назад итальянской гранатой запулил. А у нее осколочное действие совершенно никакое, метр-два от силы. Ну, посекло слегка. Гимнастерка, конечно, уже восстановлению не подлежала, а в остальном – все хорошо, прекрасная маркиза. Эти итальянские наступательные – системы «ОТО» или Бреда – такой, по совести говоря, хлам… у них даже запал не с замедлителем, как наш «УЗРГ», а ударного действия. То есть в снег, в грязь – не срабатывает сплошь и рядом.

– У нас, – Елика аж сглотнула, – редко доводится видеть подобное.

Странно.

– Постой-постой, – говорю. – Может, я чего не понимаю, но, по-моему, у вас наоборот, всякие там бретеры и прочие рубаки должны шрамами щеголять? Они же друг друга такими железяками пластают, что после хорошего боя шрам на шраме должен быть?

Девушки недоуменно так переглянулись… потом Кара вдруг в кулачок прыснула.

– Прости, – выдавливает. – Я совсем забыла, что у вас нет магов-целителей.

– А… – начал я было, и сразу же пасть захлопнул. Вспомнилось, как меня Иллирий пользовал. Точно ведь – рубец снял на «ура», словно и не было там ничего. А с мелочью этой он, наверное, просто возиться не захотел, да и верно – вреда от нее никакого, даже для внешности – чай, не на роже.

– Таким количеством шрамов, – добавляет Елика, – у нас может похвастаться только очень неумелый боец… который постыдился обращаться к целителю.

– Спасибо, – вздыхаю, – за комплимент. Утешила.