«Додж» по имени Аризона - Андрей Уланов

– Слушаюсь. Только… товарищ комбриг…

– Что?

– Разрешите доложить… часов у меня нет.

Ну у него-то самого цепочка из кармана свешивается.

Комбриг хитро так прищурился.

– А что, – спрашивает, – тебя, разведка, по солнцу время определять не учили?

– Так точно, учили, – отвечаю. – С точностью до получаса.

– Ну и явишься… с точностью до получаса.

– Слушаюсь.

Комбриг напоследок Колю глазами смерил – а тот все время словно солдатик оловянный стоит, – повернулся и прочь зашагал. Я глаза скосил – а из Коли будто воздух выпустили – обмяк, сгорбился.

– Уф, – шепчет, – пронесло. А то вчера, по приезде, ему не до меня было, а сегодня, думал, точно огребу свое по полной… со скипидаром и иголками патефонными.

– А за какие хоть грехи? – интересуюсь. – И чего тогда ты тут валяешься? Бежал бы, глядишь, чего бы и поправить успел.

– В том-то и дело, что не за грехи, – вздыхает Рязань. – За грехи-то он бы меня сразу и на месте… А вот плановая… для профилактики, так сказать… это мне светит.

– Как его звать-то? – спрашиваю.

– Клименко, – тоскливо так говорит Коля, – Павел Ефремович. Комбриг. Сюда еще в 41-м угодил. Он в свите состоит, навроде начштаба, ну и за всех наших, иномирцев, отвечает. Суровый мужик.

– Да брось ты, – говорю. – Слышал, что он мне приказал – отдыхать. Вот и будешь мне в этом тяжком занятии способствовать. Я-то и вообще в этом мире человек новый, ну а в замке этом и вовсе. Как у вас тут с культурным досугом? Wo ist die nachste Stadion? Ich wurde gern ein klassisches Konzert[15].

– Так себе, – отзывается Коля. – Про самогон бабкин я тебе уже говорил, да и тащиться за ним – три версты по болоту. Пиво – эль по-местному – здесь только гномы делать умеют и дерут за него, доложу тебе, три шкуры.

Эй, думаю, а это хороший вопрос. Как мне тут на довольствие поставиться, денежно-вещевое.

– Можно, – продолжает Коля, – вина попытаться достать. Вино здесь слабое, местные его, почитай, заместо воды употребляют. Да и то сказать, от здешней воды так пробрать может – мало не покажется. Вот с культурной компанией проблемы. В свите-то наверняка всякие интересные личности имеются – менестрели там, фрейлины опять же, только знакомство я с ними пока свести не успел.

– Да ладно, – говорю. – На вино – набегут.

– В крайнем случае, – подмигивает мне Коля, – я девок из местной обслуги позову. Есть тут у меня одна… бойкая. А… нет, ты погляди только! – и челюсть у него – раз и отвисла.

Я за его взглядом проследил и сам чуть пасть не разинул.

Идут, значит, по замковому двору… две. Дамы. Одна стройная, черноволосая, платье на ней эдакое, темно-синее, повыше колен, все какими-то узорами да блескучками расшито, сапоги тоже темно-синие, и тоже повыше колен заканчиваются. Пояс широкий, с бляшками. На поясе справа мешочек бархатный – то ли кошелек, то ли это у них женские сумочки такие. В правой руке посох несет, легко так, без усилия, хотя посох с виду здоровый. Тоже затейливый весь из себя, резной, темного дерева, а на конце синий то ли шар, то ли кристалл вделан.

А вторая – вся в доспехе, почти как давеча у эльфа того, черно-белого, только не белом, а начищенной стали, но тоже ажурный такой, даже на груди – и то выделан… соответствующе. Полный доспех – сапоги, перчатки, наголенники там с прочими нарукавниками и шлем с крылышками. В руке лук несет – и лук костюму под стать. В общем – вылитая валькирия, хоть сейчас в эпос про Нибелунгов вставляй.

Но только вот волосы у этой валькирии из-под шлема струятся подозрительно знакомые. Рыжие волосы.

– Так, – говорю, – это еще что за бал-маскарад?

Коля на меня удивленно так вскинулся.

– Ты что, – спрашивает, – знаешь их?

– В синем, что слева, – отвечаю, – первый раз в жизни вижу, а вот та, что справа… есть у меня подозрение, что ее я знаю лучше, чем мне бы того хотелось.

И пока я эти слова говорил, шлем с крылышками как раз в нашу сторону повернулся… замер… девицы о чем-то между собой перешепнулись и – цок-цок, а сапожки-то, думаю, подкованы – уже рядом.

– Вот, – сладеньким таким голоском Кара щебечет. – Это и есть тот самый Малахов.

– Старший сержант, – добавляю. – Не забывай, пожалуйста, – а сам на черноволосую гляжу.

Вблизи она очень даже ничего оказалась. Брови черные, как там в таких случаях говорится… ах, да, соболиные, а глаза – точь-в-точь как у моей рыжей – огромные и зеленые. Только за ресницами она не в пример лучше следит и ухаживает.

– Позволь представить, Сергей Малахов, – раздельно произносит Кара, – мою двоюродную сестру Ринелику Пато. Чародейку Второго Круга Посвящения.

– Правильно говорят – магичку, Лен, – усмехается черноволосая и изящным таким жестом мне руку протягивает. – А для друзей я просто Елика.

– Ну а я, – говорю, – просто Сергей, – и руку ей пожал.

Выглядела она после этого пожатия слегка удивленной. Ну да, конечно, у них-то руки дамам целовать принято. Лобызать. А я и позабыл. Мужлан-с, однако, что девушка и констатировала.

– Очень приятно, – говорю. – А это, – на Колю киваю, – Николай Рязанцев. Ни барон, ни граф, ни друг, ни брат, а такой же, как я, простой русский солдат. Прошу любить и жаловать.

Вот Коля-то не сплоховал – видно, успел за полгода пообтесаться. Аккуратненько за самые кончики пальцев руку взял и еле-еле губами коснулся, что у одной, что у второй. Тоже мне – аристократия.

Ладно, думаю, мы тоже не лыком шиты. Просочился вперед и, прежде чем девушки опомнились, обоих под локотки подхватил.

– А не пройти ли нам, милые дамы, – говорю, – куда-нибудь.

– Можно, – благосклонно так кивает Елика. – Мы не возражаем. А какие будут варианты?

Я на рыжую кошусь – у нее на личике внутренняя борьба аршинными буквами. И возразить мне хочется, и сестре перечить неохота, да и вообще интересно.

– Есть тут, – оживляется Рязань, – одно местечко…

Местечко еще то, как выяснилось. Он нас к нему долго вел, подвалами какими-то. Хлама там – немерено. Похоже, туда все барахло чуть ли не от основания династии сваливали. Его бы разгрести – на танковую роту хватит, и денег вырученных, и металлолома. А люди здесь почти что и не ходят. В самом начале еще попадалась какая-то обслуга, косились на нас странно, а потом уже вековая пыль пошла и только посреди коридора тропинка протоптана. Я пригляделся для забавы – четверо тут ходило постоянно и двое из них – Коля со своей… бойкой. Еще один, вроде старик – ходит в чем-то вроде тапок и к тому же пришаркивает. А еще один в сапогах местных, причем, что характерно, этот меньше всех наследил, словно специально старался с тропинки не сходить.

– Слушай, – говорю тихо Рязани, – ты эти ходы вообще как знаешь?

– Хреново, – также шепотом Коля отзывается. – Только до комнатушки и обратно. Мне ее дворецкий по пьяному делу в карты продул. Он-то по здешним подвалам спец.

– Так, – говорю, – а кроме него, кто здесь бродить может?

– Да никто, – удивляется Коля. – Крысы разве что.

И только он это сказал – как проскакнет из одного угла в другой. Даже я разглядеть толком не успел. Тень серая, лапками быстро-быстро перебирает, крупная, сволочь… Коля замер, рыжая рот начала раскрывать – для вопля, не иначе, – я за пистолетом тянусь, и тут Елика коротко так рукой взмахнула – шар-pax – словно у нее в рукаве все это время мячик огненный был запрятан. Бабахнуло, как от винтаря, искры брызнули, и паленым запахло.

– Ты это… – Коля в себя пришел и на Елику начал руками размахивать. – Чего? Совсем уже… файерболами кидаться. Тут же… как полыхнет…

Елика на него посмотрела жалостливо так, ладошку перед собой выставила, дунула – и весь угол комнаты с пятном обугленным враз инеем покрылся.

– Так, – спрашивает, – лучше?

Коля стушевался, покраснел, а я пистолет в руке держу, и ствол у него, что характерно, подрагивает, прямо как стрелка у компаса.

Может, конечно, привиделось – всякое бывает, не каждый день все-таки перед носом девушки шарами огненными швыряются. Да вот только я своим глазам доверять привык, а раз так – мелькало что-то впереди, как раз в тот момент, когда мы все за крысой охотились. Черное, ростом примерно с человека.

Жалко, думаю, что тут освещение такое хилое. А с другой стороны, если прикинуть, как мы по лестнице спускались, никак в эти щели не могут прямые лучи светить, будь они хоть трижды под самым потолком. Но светят.

Коля на меня смотрит, на пистолет…

– Ты чего, – говорит, – разведка, контузию схлопотал?

А я все никак не могу дрожь унять. Прямо мистика какая-то.

– Там, – пистолетом показываю, – впереди, что?

– Серьезно? То же, что и сзади. Пыль да мусор. Черт, думаю, неужто и вправду почудилось? Ходить по этим подвалам… мы-то больше по лесам да болотам привычные. Там воздух, простор. А вот в городах пока как-то не доводилось. Зато я, когда в госпитале валялся, сталинградских раненых наслушался, про их подвальную войну. Жуткое, говорили, дело.