«Додж» по имени Аризона - Андрей Уланов

Самое смешное, что у меня свой табак был. Только слегка того… не пригодный к обычному употреблению. «Кайенская смесь» – махорка пополам с перцем.

Первое дело против собак. Опять же, часового снять – сыпанул в мешок и на голову. Да и просто в рукопашке в глаза противнику швырнуть – никому мало не покажется. У меня в кармане полный мешочек лежал. Я его еще в брезент завернул для надежности, а то мало ли что – болото или там особо заснеженные миры.

– А как, – интересуется комбриг, – в разведку попал?

Как-как… как все.

– Дивизионная разведрота потери понесла, – слова какие-то чужие, казенные, едва-едва на языке ворочаются, – в ходе разведки боем. Приказали восполнить некомплект.

Это был серый ноябрьский день. Солнца не было, а был снег, совсем мелкий, крохотные белые пылинки медленно кружились в воздухе и тихо хрустели под ногами. Капитан шел вдоль застывшего серого строя, останавливался, вглядывался в лица… и шел дальше. На нем был новенький офицерский полушубок, расстегнутый, и из-под него тускло поблескивала Звезда Героя. И когда он стал напротив меня… я еще подумал, что такие глаза называют выжженными… сказал «ты» и пошел дальше. Дошел до конца строя, повернулся и негромко скомандовал: «Разведчики, два шага вперед». И я сделал эти два шага, и сразу вся прошлая жизнь осталась там, позади.

Черт, думаю, как давно это было. А ведь меньше года прошло. Только… вместилось в эти месяцы столько, что другому и за триста лет не испытать. И не рассказать… слов таких нет, не придумали еще. Может, потом, после войны придумают… те, кто останется…

Из тех двенадцати, что капитан в тот день отобрал, двое осталось. Севка Тележкин, ну и я, грешный. Остальные… кто по госпиталям, кто в земле, а кто и вовсе… без вести.

Мы целого майора приволокли, нас корреспондент из фронтовой газеты щелкнул, всю нашу роту и капитана перед строем. В газету, правда, снимок не взяли, только статью напечатали, но корреспондент тот фото капитану с оказией передал. Аппарат у него хороший был, трофейный, и снимок получился удачный.

Тут я вдруг сообразил, что уже с минуту стою и стеклянными глазами в никуда пялюсь. А комбриг молчит, будто так и надо… или и в самом деле так надо?

– Вот что, Малахов, – говорит он наконец, – будем считать, что личное дело твое, – усмехается, – я изучил. И есть у меня должность, для которой ты, как мне сдается, подходишь… более чем. Да и еще…

Достал из стола какой-то свиток и небрежно так ко мне подвинул.

– На, – говорит, – держи. Да не шарахайся так, не кусается.

Ну, я взял, осторожно так. Бумага хорошая, толстая – или это даже не бумага, а… как бишь его… пергамент? Перевит этот свиток двумя лентами, синей и красной, и печатей на них штук пять болтается.

– Это теперь твое, – спокойно так сообщает мне комбриг. – «За спасение жизни Ее Высочества…», ну и прочие твои подвиги там перечислены. Так что теперь ты не простой дворянин, а целый граф.

Вот тут он меня достал. Хорошо так, конкретно, не хуже, чем стапядитесяти-… Я и граф?! Приехали, называется. Хватай мешки – вокзал отходит!

– Т-товарищ комбриг, – бормочу. – Это как же. Что значит «из дворян в графы»?

– А, ты же не знаешь, – морщится комбриг. – Всем нашим дворянство сразу по прибытии присваивается. Автоматически. Раньше местные благородные сильно нос задирали – как это, мол, человек неблагородного происхождения будет их лордства по грязи гонять? Довозмущались… здешний канцлер, хвала богам, мужик понимающий. Взял да шлепнул указ. Визгу, конечно, было. Ничего, попривыкли.

– И что, все наши теперь – благородные господа?

– Точно, – кивает комбриг. – Рязанцев твой, например, простой рыцарь… не удостоился. А меня сразу герцогским титулом припечатали.

Черт, думаю, чтоб я еще в этой феодальной системе разбирался. Сам, конечно, виноват – нет чтобы у рыжей расспросить! А так всех знаний – из тех же «Трех мушкетеров». Кем там они были? Сам д'Артаньян вроде простым шевалье – тот же рыцарь, только по-французски, Портос, помнится, все мечтал бароном заделаться. Арамис – этот по церковной линии продвигался, а Атос – граф… как и я теперь. Не, точно съехать можно от таких сюрпризов.

– Оклемался… граф? – с легкой такой ехидцей спрашивает комбриг. – Или ты теперь только на ваше сиятельство откликаться будешь?

– Товарищ комбриг! – Это у меня прямо стон души вырвался. – А без этого… никак нельзя? Ну какой из меня, в самом деле, граф? Это же… форменное издевательство над человеком.

– Форменное издевательство, – говорит комбриг, – было бы, если б я им разрешил посвящение по всем правилам устроить, с принесением вассальной присяги и прочими… прелестями. Они же еще и орден на тебя собирались навесить, в дополнение к твоим. Орден Святого Риса, один из высших, между прочим… тарелка в полпуда плюс цепь золотая к нему.

– Да я, – у меня аж дыханье перехватило, – я на этой цепи повешусь!

А комбриг только знай себе в усы усмехается.

– Сел бы ты, – говорит, – что ли, граф старший сержант. А то маячишь тут.

Я от всех этих… новостей прямо расстроился вконец. Откозырял коротко:

– Слушаюсь, – выволок из угла стул – здоровый, зараза, под стать столу, и плюхнулся.

– Ты только учти, разведка, – добавляет комбриг, – что ты не простой граф, а из свиты Ее Высочества. Это, с одной стороны, почетнее, а с другой – поместья тебе соответствующего титулу не полагается.

Ну хоть на том спасибо. Только поместья на шею мне сейчас для полноты ощущений не хватало. Оно, конечно, правильно, ведь если всем свалившимся ино-мирянам уделы раздавать, никакого королевства не напасешься.

Интересно, думаю, а Трофим, приятель мой бородатый, тоже титулом щеголяет? Как-то не похоже. Впрочем, ему хоть принца присвой – как старым пнем был, так и останется. Пережиток прошлого ходячий или… как же капитан говорил… а, вспомнил, реликт.

Клименко «Казбек» свой докурил, на бычок тоскливо полюбовался, затушил его о бронзовую чернильницу – красивая такая чернильница, в виде черепа, только не человеческого, а кого-то… с вытянутой мордой и зубами, – вздохнул и снова в стол полез.

У меня прямо сердце екнуло. Ну как он мне еще какую гадость добудет? Орден Святого Овса… с поднос размером.

Обошлось. Вытащил он рулон холста потрепанный, расстелил на столе.

– Вот, – говорит, – любуйся, разведчик.

Я сперва было подумал, что это он мне картину показывает. В самом деле – по краям виньеточки узорные, а в середине чего только нет – и замки крохотные с флажками, рыцари конные, в правом верхнем углу дракон – очень похоже! – летит, крылья растопырив. А еще – чудища какие-то горбатые с дубинами, зеленые фигурки с луками, башня вроде маяка и рядом – фигурка в синей рясе. Ни дать ни взять – произведение средневековой живописи.

Потом только увидел розу ветров – и дошло.

– Карта?

– Она, родимая, – говорит комбриг. – Вот и прикинь, ваше сиятельство разведчик, как по такой вот карте воевать. Они ж ее составляют… ладно еще, расстояния в днях пути, это еще хоть как-то пересчитать можно… так ведь достоверных данных, особенно по Загранице, – раз и обчелся! Даже без «два»! Здесь, по слухам, драконы водятся, тут болотная нечисть город основала… источник информации – астрологи! Представляешь?!

– Странно, – говорю. – В замке Лико меня очень даже неплохо по той стороне ориентировали. Да и поп тамошний, отец Иллирий… не знаю, по звездам он гадал или на кофейной гуще, но наводку на черного колдуна дал – любо-дорого, хоть штурмовую авиадивизию наводи.

– Это тебе, – морщится Клименко, – повезло. С попом. Вообще гадания эти через раз полным бредом оборачиваются, а каждый третий – еще и вражеской дезой на поверку оказывается. В таких условиях войну планировать, – комбриг руку поднял и себя по горлу ребром ладони чикнул, – хуже некуда.

Я уж начал понимать, к чему он клонит.

– А посему, – заявляет комбриг, – назначаю я тебя, граф старший сержант Малахов, командиром отдельной разведывательной Ее Высочества роты.

Ну что тут скажешь?!

Вообще-то я собирался заявление на курсы комсоставские подавать. Мне и старший лейтенант Светлов советовал, и старшина Раткевич подсобить обещал. Да так и не собрался. Все тянул – еще раз, еще на этот выход схожу, а после точно подам… если живыми вернемся.

Неправильно это, конечно, было. Не по-комсомольски. У меня и образование, и опыт… командирский в том числе. Пусть всего две недели, но ведь вывел я тогда, в 41-м, взвод из окружения! Вывел! А двое лейтенантов из нашего батальона людей положили, и сами легли… даром что кадровые были. Встал, руку к виску кинул:

– Слушаюсь.

– Да сядь ты… – сморщился комбриг, – вот ведь… неугомонный.

Сел. Молчим. Клименко было к пачке потянулся. Опомнился, руку отдернул.

– С людьми здесь, сам понимаешь, напряженка, – говорит он наконец. – Война-то идет черт-те сколько, да еще дворяне эти со своим вассалитетом замучили. Чтобы нужного человека из чьей-нибудь дружины выдернуть, целое представление устраивать приходится. К канцлеру идти, а то и к Самой на поклон. В Приграничье с этим попроще, тут дворянство, в основном, служивое, вроде твоего Лико, гербы себе потом и кровью заработали, эти с пониманием, так ведь у них тоже каждый на счету. А из центральных провинций прут, родовитые да знатные… крысы тыловые, за каждым обоз с прислугой на полверсты.