Ледовое небо. К югу от линии - Еремей Иудович Парнов

Дугин, только что пригласивший к себе стармеха, разговаривал в этот момент с радиорубкой.

— Какая служба будет давать карту погоды? — поинтересовался он, краем глаза глянув на вошедшего. — Давайте, — требовательно протянул руку к документации. — Как? «Эйч армид сюрфей прогнозис»? Снимите, пожалуйста, Василий Михайлович, и сразу ко мне… Вас понял. Когда начнут передавать, тогда и снимите.

Поднявшись в каюту, двойную и такую же просторную, как у капитана, Загораш скинул спецовку, стащил тренировочные брюки и встал под горячим дуга. С минуту нежился под щекочущей лаской тугих обжигающих струек, ощущая, как вместо с водой, завивающейся воронкой у слива, смывается усталость. Закутавшись в махровую простыню, босиком прошлепал к холодильнику. Вынул оплетенную соломой бутыль терпкого, пахнущего солью земли, къянти, включил вентилятор и, прихлебывая ледяное винцо, которое рекомендовалось подогревать, подготовил все для бритья: собрал фирменный жилет с узкими, самозатачивающимися лезвиями, выдавил колбаску крема. Как-никак, а для него наступало утро, хотя поспать так и не удалось.

Закончив туалет, он протер лицо лосьоном и поспешил к капитану.

— Вот и вы, наконец, — встретил его Дугин, не скрывая неудовольствия. Но вглядевшись в гладкое, распаренное лицо стармеха, сменил гнев на милость. — Успели побриться? — коснулся ладонью своей неизменно розовой щеки. — Молодцом, Андрей Витальевич, молодцом… А у нас, знаете, такие дела, — кинул взгляд из-под колючих бровей на притихшего, но все так же улыбающегося Эдуарда Владимировича. — Серьезные можно сказать дела.

Эдуард Владимирович поежился, как бы давая понять, что лично за ним никакой вины нет.

— Знаю, — кивнул Загораш и взял предложенную сигарету.

Второй помощник, вот уже пять лет бросивший курить, предупредительно щелкнул зажигалкой.

— Откуда? — вяло поинтересовался капитан, не выказывая особого удивления. — Кто вам сказал?

— Как любит выражаться наш почтенный Иван Гордеич, — Загораш откинулся в кресле и, маскируя сладкую зевоту, потянулся. — Пароход только с виду железный. Секретов на нем нет.

— Какие уж тут секреты, — согласился Дугин. — Значит, обстановка вам в принципе известна…

— В принципе, Константин Алексеевич.

— А то, что в районе, где находится «Оймякон», в ближайшие двое суток ожидается сильный шторм, знаете?

Стармех молча повел бровью.

— Нетрудно догадаться, — поспешил ответить за него Эдуард Владимирович.

— Ну, я бы не сказал, — ворчливо пробасил Дугин. — Погода штука переменчивая, особенно в этих широтах, так что всякое может случиться. Но обстановка сложная.

— Так и я о том же! — почему-то обрадовался второй помощник. — Как говорится, одно к одному. Если уж не повезет, так не повезет.

— Типун вам на язык, — дернул щекой Дугин и повернулся к стармеху. — Так что нам скажет машина? — с несколько наигранной бодростью подмигнул он Загорашу. — Каков будет вердикт силовых установочек?

По всему было видно, что капитан чувствует себя не совсем ловко. Скорей всего раскаивается в том, что не послушал стармеха и не встал на ремонт вчера, позавчера, а то и третьего дня. Сделай он так, положение сложилось иное, безусловно более благоприятное для «Лермонтова». Особенно в свете последующих событий. Почувствовав, что в нем зашевелилась мстительная радость, Загораш внутренне устыдился. Для «Оймякона», которому был жизненно важен каждый лишний час, такая остановка могла стать роковой.

«Один к себе за рукоять, другой к себе за острие», — пришли на память слова песни.

«Какое противоборство, — подумал романтик-стармех, — какое жестокое противоборство, словно в любви или смерти».

— Чего молчите, Андрей Витальевич? — нетерпеливо спросил Дугин, машинально разминая сигарету над пепельницей. — Сможете обеспечить нормальный ход еще в течение сорока часов? — заметив, что весь табак выкрошился, смял пустую гильзу с длинным ячеистым фильтром. — Да и потом тоже сколько потребуется?

— Вы мое мнение знаете, — не отрезал, как думал вначале, а протянул, интонационно не закончив фразы, Загораш, припомнив все наставления Ларионова.

Сейчас ему давался именно тот шанс, когда коса могла найти на камень. Тогда бы он получил бесспорное право продиктовать свои условия. Дугин, конечно же, вполне это осознавал. Более того, Загорашу показалось, что капитан с нетерпением ждет от него самого решительного приговора, которому готов теперь подчиниться, быть может, с облегчением и тайной благодарностью. Что и говорить, это был трудный момент, когда они молча смотрели друг другу в глаза. Эдуард Владимирович, инстинктивно сознавая, что ему выпала роль нежеланного или, напротив, чересчур желанного свидетеля, вжался в податливый поролон диванчика, словно рассчитывал потонуть в нем.

Все подводило стармеха к естественному итогу молчаливого поединка. От него не требовалось ничего нового, ничего такого, о чем бы он не талдычил денно и нощно всем и каждому. Остановка явилась бы естественным завершением всех предыдущих деяний, его бесспорной победой, причем такой, которая не взывает о мести. Наконец, это стопроцентно диктовалось состоянием машин, выдержавших несколько крепких штормов. Дышащие на ладан прокладки, подгоревшие кольца и металл, появившийся в отработанной смазке цилиндров, — все это было легко поправимо, но требовало времени. Восемь или, быть может, десять часов. Такой профилактический ремонт не является чем-то необычным. Более того, он даже предусмотрен графиком почти в каждом рейсе, потому что противоборствуя напору стихий — особенно в штормовой сезон, — двигатели работают с постоянной перегрузкой.

Все, таким образом, было на стороне Загораша, кроме одного. И это единственное, которое было стеснительно произнести вслух, но от чего — он знал это абсолютно — никак нельзя отмахнуться, перевесило.

Когда, пусть даже случайно, льется на твою мельницу горькая вода чужой беды, нельзя радоваться вращению жерновов. Помол будет горек и не принесет счастья. Еще там, у верстака, едва Геня успел сказать про «Оймякон», Загораш почувствовал первый толчок неуемного беспокойства, которое теперь росло и ширилось, несмотря ни на что. Он ошибался, полагая, что всем распорядится Дугин. На судне, хочешь того или нет, все судьбы сливаются в одну, нераздельную. И то обстоятельство, что кто-то несет ответственность за других, отнюдь не снимает личной ответственности каждого перед самим собой.

Стармех, пришедший по вызову в сущности лишь за тем, чтобы