Тарназариум Архимеда - Спейсер Кацай

Около дома без окон вращалось большое, во всю ширину канальчика, железное колесо. Сначала Пьер подумал, что это — нечто вроде водяной мельницы. Но потом понял, что колесо просто перемешивает воду, чтобы она не застаивалась в каменных, времен если не древних греков, то древних римлян — точно, берегах. А само инженерное сооружение, наверное, сохранилось еще с тех пор, когда работники, давшие название этой тенистой улочке, полоскали в канальчике свои свежевыкрашенные ткани.

Оно, конечно, не мешало бы и самому перекраситься. Поменять, так сказать, масть. Но условия явно не соответствовали этому длительному процессу. Арданьян еще раз задумчиво взглянул в окно и отодвинул наполовину выпитую чашку.

— Мсье, — обратился он к гарсону, протирающему стаканы за стойкой бара, — не подскажете, где находится туалетная комната в этом богоугодном заведении?

Материализованная древность Авиньона явно благоприятствовала изысканным оборотам речи. Но такое влияние, как выяснилось, она оказывала только на заезжих владельцев лодочных причалов, одним из которых значился по документам мсье Ардальон. На туземных работников ресторанного бизнеса она никакого влияния не оказывала, поскольку гарсон задумчиво приподнял чистейший стакан, еще раз проверяя его на свет, и не очень благожелательно ответил:

— Вон в том коридорчике, налево.

И кивнул головой на узенькие двери в левой части здания. Счет за пользование сантехникой, как понял Пьер, будет им включен в общий. Синий берет за окном был углублен в чтение газеты. В туалете никакого окна вообще не было, если не считать небольшой форточки, расположенной под самым потолком. В нее не пролез бы и ребенок.

Чертыхнувшись, Пьер снова вышел в темный коридорчик и осторожно потянул на себя двери. Ведущие, однако, в противоположную от зала сторону. По вытертым ступенькам поднялся на второй этаж и обнаружил еще одни двери, ведущие на чердак.

На чердаке было сумрачно, но чисто, как в келье средневекового монаха. Эту ассоциацию подчеркивал и призрачный свет, струящийся из слухового окошка. Арданьян осторожно выглянул из него и его взгляд сразу же затерялся среди утесов черепичных крыш. Вид, открывшийся перед ним, напоминал пейзаж какой-то странной планеты, покрытой то ли геометрически правильными холмами, то ли такими же панцирями фантастических животных. Типа моллюсков в раковинах. В двух окнах второго этажа моллюска напротив уже горел свет. На первом этаже закрывались деревянные ставни. Вечерело.

До края ближайшей крыши было метров семь. Для Пьера это расстояние было непреодолимо. Мана смогла бы. Не говоря уже о такотане. Пьер ощутил острое сожаление о том, что не подтянул робота поближе к Авиньону, в тридцатикилометровую зону биослышимости. "Странно, — подумал он, — для нас уже ничего не значат несколько сотен тысяч километров пустоты, лежащие между Землей и Луной, но несколько метров авиньонского воздуха могут стать непреодолимым препятствием. Слаб ты и неповоротлив, человече!.."

Однако, размышлять о своей эволюционной отсталости было некогда. Время стремительно утекало, как вода Роны между арками римского моста, и берет с гарсоном могли начать проявлять признаки беспокойства. До пояса высунувшись из окна, Пьер взглянул вниз.

Улочка, на которую выходила тыльная сторона здания, была спокойна и пустынна в своем спокойствии. Под самым домом, как и перед домом Клода, рос большой платан. Эти деревья накрепко вросли в Авиньон. При определенной ловкости можно попробовать перепрыгнуть вон на ту громадную ветку, а потом спуститься на землю. С тоской вспоминая законсервированный такотан, Пьер выкарабкался на крышу и заскользил по ней, тормозя подошвами ботинок и всей неудобноназываемой частью своего тела. Почти на самом краю крыши скорость была сведена до минимума, но погасить ее окончательно не удалось. Поэтому, зажмурив на мгновение глаза, Пьер резко оттолкнулся от черепицы и, словно в воду, бросился в темно-серый воздух авиньонского вечера.

На ветку он обрушился районом солнечного сплетения. Даже дыхание перехватило. Крутнулся через нее, срываясь вниз, но в последний момент успел впиться в шершавую кору засаднившими ладонями. Подтянулся и гусеницей распластался на упруго качнувшемся отростке. Вокруг пока все было тихо.

Оторвав щеку от дерева, Пьер попробовал подтвердить это спокойствие визуально. Оно подтверждалось. Над крышами бесшумно катилась Луна, как одноименная рыба матово-серебристого цвета. И никто в целом мире, кроме Хастона и Арданьяна, еще не знал о том, что она уже беременна икринками хортов, пытающихся преобразовать ее организм.

Пьер перевел взгляд на окно, светящееся напротив. Спиной к нему сидел человек с короткой стрижкой, одетый в добротный чесучовый костюм. Арданьяну был виден его напряженный затылок и левая рука, озабоченно барабанящая пальцами по подлокотнику кресла. Человек явно и нервно чего-то ожидал. В окне второй комнаты выпрямился строгий, подтянутый мужчина в черном костюме с бабочкой, разговаривающий с кем-то, не попавшим в поле зрения Арданьяна.

В любую минуту его могли заметить.

Между окнами протянулись перильца декоративного балкончика. Под ними — небольшой козырек, от которого до земли оставалось метра три. Оглянувшись на чернеющее слуховое окошко, Пьер медленно пополз по ветви. Она начала угрожающе прогибаться, но Пьер уже соскальзывал на небольшой, но толстый сук. На мгновение замер и, оттолкнувшись от него, одним прыжком преодолел двухметровое расстояние, отделяющее его от балкончика. Прилип щекой к кирпичной стене, скашивая глаза вниз и восстанавливая нарушенное равновесие. До земли оставалось не более пяти метров.

Арданьян осторожно повернул голову и уже не только щекой, но и всем телом постарался слиться с плоскостью старинного домика: в черноте слухового окошка, из которого он вылез, бледным пятном маячило чье-то лицо. Но разглядеть Пьера, прикрытого переплетением голых ветвей платана, в тени между двумя ярко освещенными окнами, наверное, было затруднительно. Пятно качнулось пару раз языком призрачного пламени и исчезло. Осталось жгучее чувство опасности.

Пьер слегка повернул голову к левому окну, за которым слышалось невнятное бормотание двух голосов, и прислушался.

— Невежливо заставлять гостя ждать, Зигфрид, — с трудом разобрал Арданьян укоризненную реплику одного из собеседников.

— Я отвечаю за вашу безопасность, герр Штольц, — твердо возразил второй голос. — И поэтому мне совершенно наплевать на все условности этикета. Вряд ли этими нормами будет пользоваться Дорнбергер по отношению ко мне, если с вами что-то случится.