Тарназариум Архимеда - Спейсер Кацай

Наступила непродолжительная пауза.

— Должен вам доложить, что все под нашим контролем, Штольц, — продолжил Николь. — Наши люди работают в окружении Годдарда и в Смитсоновском университете, и на полигоне Розуэлла…

Лицо Арданьяна обдало жаром. В Розуэлле, небольшом городке Нью-Мексико, от которого до Карлсбадских пещер не было и ста миль, у них с Хастоном было много знакомых. Причем знакомились они с ними выборочно. Выборочно в плане ракетных разработок. Хотя их группа оторвалась от сотрудников Годдарда чуть ли не на целое столетие, но руку они предпочитали держать на пульсе. Черт, как бы их самих не схватили за эту самую руку!

А Николь, между тем, заканчивал свои разъяснения:

— Как видите, я с вами предельно откровенен. А знаете почему? А потому, что мне поручено предложить вам объединить наши усилия.

Лицо Штольца напоминало маску дикого африканского племени: окаменевшее и разъяренное одновременно.

— Это решать не мне.

— Естественно. И именно поэтому эту часть нашего разговора вы можете передать Дорнбергеру, фон Брауну, фюреру вашему, в конце концов, если это необходимо, но… Но про цену этого предложения я буду разговаривать только с ними. А именно для вас у меня существует кое-что совершенно особое, дорогой мой мистер Хилл.

Пьер увидел, как африканская маска медленно превратилась в маску древнегреческой трагедии: такая же белая с черными провалами мертвых глаз. Затем лицо Штольца опять приняло бесстрастное выражение. Впрочем, когда он заговорил, в голосе его еще звучали напряженные нотки.

— Вы назвали меня каким-то странным именем, любезный герр Николь.

Тот, не отвечая, полез в карман пиджака и, достав что-то оттуда, показал это что-то собеседнику.

— Что это такое, Штольц?

— Портсигар, — после некоторой заминки ответил немец.

— Именно так и подумал ваш, хм, секретарь, обыскав меня и мой портфель. Но это, Штольц, не портсигар. А безобидный такой приборчик, который, пока не вытянута вот эта сигарета, обеспечивает полную невозможность прослушивания и магнитофонной записи в радиусе до ста метров. Вот так, мистер Хилл. Можете позвать своего секретаря и убедиться. Он же, наверняка, пишет нас.

Арданьяну в зеркале было видно, как Штольц вертит в руках дорогой портсигар.

— Вы второй раз называете это имя, герр Николь… И, кстати, почему я должен вам верить? Ведь все, что мне известно о современной технике — а известно мне не мало! — не предполагает возможностей, о которых вы говорите.

— Не предполагает. Все, что известно. Но, сколько в мире, друг Горацио, того, что неизвестно нашим мудрецам. Мудрецам-то неизвестно, но мне…

Николь откинулся на спинку кресла.

— Этот приборчик можно было создать только благодаря технологии, найденной мной в американской глубинке. В известном вам штате Нью-Мексико. Только не говорите, что не слышали о нем!

Пьер насторожился. Собеседник ничего говорить не стал и потому Николь продолжил:

— Но вот это, — он ткнул пальцем в лежащий на столе портсигар, — только сотая часть того, что можно сделать, полностью расшифровав найденные мной записи. Кстати, вот их фотокопии.

И Николь попытался передать Штольцу маленький цилиндрик. Тот не взял его и американцу пришлось поставить кассету с фотопленкой на стол.

— Не доверяете, Хилл, — вздохнул.

— Называйте меня Штольцем, — напряженно попросил тот.

— Хорошо, мистер Штольц. Как угодно, мистер Штольц. Вам, наверное, кажется, что наш разговор приобрел оттенок провокации. Однако это не так. Я разговариваю с вами откровенно только потому, что откровенность в ваших же интересах, Штольц.

Последнее слово Николь произнес с нескрываемой иронией.

— Докажите.

— Попробую. В структуре, поддерживаемой кругом лиц, которых я представляю, есть еще одна структурочка. Неизвестная для них и замкнутая лично на меня. И именно мои сотрудники выяснили, что некто мистер Хилл, сотрудник британской разведки, помогал в свое время молодой Советской республике создавать военно-воздушные силы. Он даже ходил в советниках у довольно известного товарища Троцкого. Но, что самое интересное, он в то же время создавал в России агентурную сеть. Антигерманскую. Однако, еще более интересно то, что сейчас этот человек добросовестно трудиться в конторе фон Брауна. Это, согласитесь, наводит на некоторые размышления и открывает некоторые перспективы. А именно… Не секрет, что лучшие инженеры работают сейчас в Германии. А они могли бы очень пригодиться для расшифровки разрозненного архива, над которым мы бьемся уже несколько лет. Впрочем, мы могли бы и сами выполнить эту работу. Но время, время!.. Которое, как известно — деньги. Очень большие деньги, дорогой мой мистер Штольц.

Ирония из голоса Николя исчезла совершенно. Арданьяну почему-то очень захотелось увидеть его лицо. Так захотелось, что он даже зашептал: "Ну, повернись! Повернись же, сукин сын!.." Сукин сын поворачиваться не желал. Вместо этого он нагнулся и достал что-то из-под кресла. Или из портфеля, стоящего там.

— Чтобы окончательно убедить вас в своей предельной откровенности, позвольте продемонстрировать вам образец оружия. Оружия нового типа. Правда, несколько испорченного.

Арданьян ахнул. На стол лег один из их первых плазменных кольтов, которые они делали еще в Аламогордо. Называли они их "плазмерами". Правда, этот плазмер был, действительно, с несколько погнутым стволом. Но откуда?!

Штольца не интересовало — откуда. Штольца интересовало, что это такое.

— Опасная штука, — разъяснил Николь, — Стреляет лучами, сжигая все живое. Неживое, впрочем, тоже. Эдакий миниатюрный потомок зеркал, которыми, согласно легенде, Архимед сжигал вражеские корабли под Сиракузами. Не кажется ли вам, Штольц, что это изделие — в рабочем, естественно, состоянии — а также отрывочные описания некоего аппарата, который использует его принцип в качестве двигателя, могут быть интереснее всех ракет вместе взятых, — жестко закончил американец.

Его собеседник пожевал губами:

— И какова же цена вашей чрезвычайной откровенности, герр Николь?

— А ваша жизнь, — коротко хохотнул тот. — Если, не дай Бог, информация про все это, — он указал пальцем на предметы, разложенные на столе, — пойдет куда-то без моего ведома, то незнакомое, якобы, вам имя мистера Хилла выплывет где-нибудь в абвере. Или, хуже того, в гестапо.

И Николь, сладко потянувшись, поднялся с кресла, обошел стол и встал за спиной Штольца, разглядывающего кассету и плазменный пистолет. Словно перед ним лежали две гранаты с выдернутыми чеками. А для Пьера такой, внезапно разорвавшейся, гранатой, стало лицо Николя. Лицо, которое снилось ему по ночам в самых жутких кошмарах. Лицо убийцы его отца, увиденное им, Пьером Арданьяном, из люка взлетающего тантора в пылающем "Лунном Замке". Лицо смерти.