Пьяная Россия. Том первый - Элеонора Кременская

Наконец, пьяницы решаются. Вместе, не оставляя друга в беде, они поворачивают за угол. И тут же ложатся на ветер, одного сносит и он жалобно кричит, пытаясь опуститься на четвереньки и хоть так-то продержаться. Но ветер неумолим, а степень опьянения такова, что удержаться нет возможности. В борьбе побеждает ветер, и пьяница кубарем летит за угол, совсем как давеча галка и сидит, ошалело раскрыв рот, загнано дыша и утирая, запорошенные сором глаза, дрожащими руками.

Двое его товарищей оказавшиеся сильнее, преодолевают расстояние до двери, вдвоем, кое-как, отдирают дверь от косяка и тут же, протискиваются внутрь. Их встречает лестница со стертыми, щербатыми ступенями. Спускаются. Попадают в коридор, освещенный одной-единственной лампочкой, идут и тут, свет неожиданно мигает несколько раз и, гаснет. Пьяницы мгновенно замирают, будто наткнулись на невидимую стену. Не видно, не слышно, правда снаружи доносится вой ветра, но не более того. Пьяницы впадают сами того не замечая в состояние паники. Они дезориентированы в пространстве. Один громко, истерически вопит. Другой находит первого в темноте по крику и вцепляется в рукав.

В темноте звучит отчаянно и призывно:

– Люди! Люди, помогите! Люди, где вы? Мама!..

Где-то далеко, в конце коридора, наконец, распахивается дверь и с десяток огоньков сотовых телефонов в руках людей, посетителей магазина, загораются спасительными маячками для растерявшихся пьяниц.

Спустя время, двое вернулись с бутылкой, нашли за углом первого, и потрясенные произошедшим, решили ретироваться в укрытие, домой. Что и проделали не без кульбитов, матерщины и прочих выкрутасов, имея такого противника, как сильный ветер… И уже взирая из окна загаженной кухни, шепотом удивлялись, как еще не погибли непонятно, однако, главное, а именно, бутылку, все-таки, добыли!..

За два дня до Нового года возле остановки остановилась машина. Очень пьяный водитель выглянул из открытого окна, обвел мутным взглядом людей столпившихся на остановке и, внезапно, поздравил всех присутствующих с Новым годом. Его нестройно поблагодарили, но посмотрели недоверчиво и с удивлением.

Обстоятельные мужички, явно работяги, заметили пьянице, что до Нового года, вообще-то еще два дня… На что пьяница ни с того, ни с сего резко ответил, мол, как же так, именно сегодня Новый год, который, к тому же он, пьяница, уже начал отмечать.

Слово за слово и мужики поругались. Пьяница, сжимая кулаки, вылез из машины, неловко размахиваясь, полез в драку. Люди на остановке разбежались, остановились подальше от буяна. Мужички, зашли за толпу женщин и оттуда, со смешками и издевками взирали на потерявшего задир, забулдыгу.

Тут же дорожная полиция, вникнув в картину происходящего, резко остановилась рядом. Пьяница протрезвел и резво кинулся в толпу, оставив свой автомобиль на милость врагам в погонах.

Конечно, его пытались поймать, народ метался по остановке и вокруг остановки, потому, что пьяница за всеми прятался, всех цеплял неловкими руками и ронял. Наконец, его поймали, скрутили и он тут же громко поклялся, что за рулем сегодня не бывал, а сидел на заднем сиденье, машина же сама по себе приехала. На вопрос, как так? Заявил, честно глядя полицейским в глаза, что его автомобиль – робот и сам по себе решает, куда везти хозяина.

Полисмены не выдержали, засмеялись, расхохоталась вся толпа вокруг и так со смехом засунули пьяного в полицейскую машину, а в открытое авто пьянчуги залез полицейский. Автомобили уехали один за другим, а на остановке еще долго царило веселье, хотя пьяного было немножко жаль, наверное, теперь лишат прав, а может, и штраф припаяют.

В Толгском монастыре служба. Молящиеся смотрят на монахинь и послушниц. Последние, в черном, пробираются поближе к алтарю, стоят, перебирая четки, скромно вперив глаза в пол. И приход старается им подражать. Люди тянутся к молитве, как к хорошему методу уйти от суровой действительности за окном.

В храм заходит пьяный мужик. На нем длинный плащ, ноги обуты в резиновые сапоги, на голове меховая шапка, хотя зима давно прошла и на улице резвится солнечная весна. Мужик под настороженными взглядами прихожан протискивается вперед, поближе к монахиням. Шатается, раскланивается подобострастно, вглядывается с любовью в уклоняющиеся от его внимания скромные лица. Снимает шапку, мнет в руке, кланяется иконе Божией Матери. И, вдруг, поворачивается спиною к алтарю, а лицом к монахиням, распахивает плащ, под которым ничего из одежды больше нет.

На весь храм раздается истерический визг, такой, что уши закладывает. Наверное, такому визгу позавидовали бы все ведьмы мира.

Мужик не успевает запахнуться, как монахини вцепляются в него мертвой хваткой, в волосы, в плечи, в руки, рвут и рвут его. Мужик орет и трезвеет. Вокруг него бешеные оскалы, у многих пена у рта. Он вырывается, его еще больше рвут. Наконец, он обмякает и с десяток визжащих, похожих на рассвирепевших фурий, монахинь с клобуками набекрень тащат его к выходу, а потом через весь двор до ворот, вышвыривают, кидают ему вслед шапку, плюются и грозят ему кулаками. Мужик, растрепанный, исцарапанный, еле стоит на ногах, падает на землю и вновь с трудом поднимается, с ужасом глядит на монахинь. Дрожащими пальцами застегивает плащ, надевает порванную в битве шапку на голову и, махнув рукой, поспешно уходит прочь от монастыря.

А монахини оправляют друг на друге одежду, оглаживают клобуки и платки, придирчиво оглядывают друг друга и довольные исходом битвы идут обратно в храм. Они – само благочинье, глазки опущены вниз, в руках четки и прихожане уважительно, услужливо уступают им дорогу поближе к алтарю…

Серые тучи, угрожая дождем, тяжело нависали над притихшим городом. Прохожие убыстряли шаг, опасливо косясь на потемневшее небо. Многие уже шелестели зонтами и подставляли открытые ладони, проверяя, не посыпались ли капли дождя, вначале, как известно мелкие, а затем крупные.

И вот дождь полил, не переставая, все сильнее и сильнее. Большие пузыри вздувались в образовавшихся лужах и тут же лопались. Прохожие ныряли в открытые подъезды домов и там замирали, расстроено глядя на булькающие потоки воды, как по волшебству, заполонившие весь тротуар и дорогу. Никому не улыбалось торчать в укрытии чужого подъезда долгое время, а судя по пузырям, так и должно было быть. Пузыри на лужах – верная примета, что дождь будет долгим.

Дождь заметно охладил воздух летнего дня и легко одетые горожане ежились и дрожали, испытывая отвращение к разошедшемуся дождю, скучая и томясь.

И тут в укрытие подъезда, к людям ввалился пьяненький мужичок. Он выглядел бы нормальным, если бы не сырая одежда, вся в подтеках и каплях грязи, нечесаные волосы, слипшиеся в мокрые сосульки полные желтого песка. Пьянчужка выглядел утомленным, дышал тяжело, загнано и видно было, что он спасался бегством и возможно пару раз упал на землю. Впрочем, его вид скоро сделался понятен.

Вслед за пьяницей почти сразу же вбежала мокрая пьяная женщина неопределенного возраста и неопределенной толщины. Она азартно вскрикнула, увидев пьянчужку, и тут же ловко принялась обшаривать карманы его мокрых штанов. Он покорный ей во всем, послушно вскинул вверх руки и только поворачивался под ее жадными руками. Не найдя искомого, она немедленно полезла пьянице в рот, грязными пальцами шаря у него за щеками. Пьяница старательно разинул рот, как в кабинете стоматолога, запрокинул голову, чтобы ей удобнее было искать.

Посреди случайных зрителей этой сцены нашлись некоторые, молодые люди, весело предложившие женщине пошарить у мужика в трусах.

В ответ на насмешки она задрала подбородок и сразу приобрела чрезвычайно высокомерный вид. Ее опухшие от пьянства дряблые щеки мелко-мелко затряслись от гнева. Она покраснела и красный, почти свекольный цвет ее полного испитого лица резко контрастировал с ярко-сиреневым цветом крашеных волос, дикими клочками торчавшими то тут, то там над ее низким маленьким лбом.

Она собралась ответить что-то насмешникам преувеличенно оскорбленная и как многие пьянчужки сильно уязвленная в своих чувствах.

Но тут раздался громкий хлопок и натянувшиеся лямки сырой майки, которую она, к тому же, беспрестанно нервно дергала, лопнули. Ткань майки опала, немедленно обнажив обвисшие груди с безобразной синей татуировкой возле одного соска. И пьяница враз потеряв высокомерие, завизжала, так что у всех вокруг уши позакладывало, повернулась и кинулась бежать, прикрывая обнаженные груди руками.

Насмешники проводили ее улюлюканьем да свистом. А пьянчужка, отвесив всем присутствующим, поклон в благодарность за бегство подруги жизни, наклонился и достал из носка пакетик, из пакетика извлек свернутую бумажную сотню и победоносно потряс ею в воздухе. Его действия встретили не менее насмешливые крики. На которые, пьянчужка ответил застенчивой улыбкой.