Бумер-2 - Андрей Троицкий

Все произошло слишком быстро: голоса за дверью, выстрелы в кабинете шефа. Сорокин сунул ладонь под пиджак, в подплечную кобуру, расстегнул застежку, дернул за рукоятку крупнокалиберного пистолета «зауэр». И еще успел подумать, что Жлоб хоть дурак дураком, но стрелять умеет. Этого не отнимешь.

Но тут дверь в кабинет открылась, Игорь Желабовский возник на пороге. Полусогнутую руку с пистолетом он прижимал к корпусу. Он не следил за своим оружием, он следил за целью. Сороке показалось, будто ему в грудь долбанули тяжелым молотком, а потом на больное место плеснули кружку кипятка, он отступил назад, зацепился за стул и рухнул на рабочий стол секретаря Марины, заливая кровью деловые бумаги.

Жлоб дважды выстрелил в голову Сороке.

Марина отступила в темный угол приемной, открыла рот, хотела закричать, но побоялась даже пикнуть. Она молча наблюдала за тем, как Жлоб обшаривает карманы покойного, достает ключи от машины. На прощание убийца приложил палец к губам и тихо сказал:

— Только возникни, сучка, и я тебя достану. Где бы ты не пряталась.

Спускаясь вниз по лестнице, Жлоб на ходу успел перезарядить пистолет, вставив в рукоятку снаряженную обойму. Он вышел во двор сервиса, залитый солнечным светом. «Мазда» стояла неподалеку от будки вахтера.

Возле противоположного здания угла топтались три мордоворота, постоянно находившихся при шефе. Что-то вроде бригады по особым поручениям, а заодно уж и личные охранники. Выстрелов никто из них не слышал. Парни смолили сигареты и о чем-то оживленно трепались, в сторону Жлоба не посмотрели. Переложив ствол в левую руку, он неторопливо, чтобы не привлекать внимания публики, дошагал до автомобиля, наклонился, чтобы открыть дверцу, когда откуда-то сверху раздался истошный женский крик.

— Убили… Постникова убили. И Сороку тоже… Вот он, он убил.

Из окна приемной высунулась Марина, показывая пальцем на Желабовского, она голосила во все горло.

— Я вам кричу. Вы, тупицы чертовы. Хозяина убили. Вот он, вот этот гад…

Охранники переглянулись, когда Жлоб уже распахнул дверцу «мазды». Пришлось остановиться и пару раз пальнуть в сторону мордоворотов Постникова. Парни бросили врассыпную, Жлоб упал в кресло, бросил пистолет на пассажирское сидение. Завел машину и нажал на педали.

«Мазда» сорвалась с места, готовая сломать полосатый шлагбаум и вырваться на трассу. Но в следующую секунду с другой стороны шлагбаума возник передок «КАМАЗа». Водитель грузовика, увидев легковушку, хотел сдать назад, но почему-то замешкался. Жлоб дал по тормозам.

— Черт, черт… Вот же тварь, — он опустил стекло, высунул голову и проорал во всю глотку. — Отъезжай, не видишь что ли… Кретин, мать твою…

Договорить он не успел. Заднее стекло разлетелось на множество мелких осколков. Пули ударили по фонарям и покрышкам. Схватив пистолет, Жлоб оглянулся назад, но не увидел целей. Видно, стреляли из укрытия. Пуля пробила подголовник пассажирского сидения, продырявила ветровое стекло. Теперь Жлоб стал удобной мишенью.

Что ж, на «мазде» не уйти, надо попробовать на «КАМАЗе». Придется вытряхнуть из кабины водилу, а дальше — проще. Жлоб выскочил из салона, бросился вперед. Но не пробежал и пяти метров, пуля вошла в заднюю поверхность бедра, ногу обожгло, кость хрустнула, как сломанный карандаш. Жлоб оступился, упал на колени и растянулся на горячем асфальте в двух шагах от будки вахтера, которая могла стать его спасением, но не стала.

Он оглянулся назад, прищурился, стараясь разглядеть стрелков. Если уж ничего не получилось, раз так легла фишка, хорошо бы забрать с собой еще какую-нибудь сволочь. Но пуля обожгла спину, чуть выше правой лопатки. В голове помутилось, глаза затуманили слезы. Жлоб почти ничего не видел, но продолжал целиться, до последней секунды надеясь поймать на мушку хотя бы одного охранника.

Жлоб был уже мертв, но со стороны административного корпуса, из кустов, по нему все стреляли и стреляли.

Глава шестая

Шубин, стряхнув со штанов пыль и пепел, повернувшись лицом к дороге, снова присел на ведро и подумал, что ждать помощи от ментов — все рано, что ждать милости от природы. Хрен чего дождешься. А ему, дураку старому, надо было не варежку разевать, а вовремя застраховать закусочную. Теперь обижаться не на кого. Дядя Миша поправил себя: месяц назад с деньгами было совсем туго, а лишние долги делать не хотелось.

Он увидел, как на трассе появилась и сбросила скорость перед поворотом Дашкина «хонда». Машина проехала поперек стоянки и встала. Племяннице дядя Миша уже звонил, насчет пожара она в курсе. И хорошо. Не понадобится лишних слов, при виде племянницы он робел, вспоминая то казенное письмо, что пришло из зоны. О смерти Кольки он не сказал, когда была возможность, а сейчас — не лучшее время для таких разговоров.

Распахнув дверцу, Дашка подбежала к пепелищу, схватила лом, валявшийся среди головешек, шаг за шагом обошла территорию бывшего «Ветерка», ковыряя ломом головешки.

— Чего ищешь? — крикнул дядька. — Ничего не осталось. Все сгорело.

— Чего надо, то ищу, — буркнула Дашка.

Когда чуть свет дядя Миша позвонил ей и рассказал обо всем, что случилось, Дашка, не дослушав, разрыдалась в подушку. Потом взяла себя в руки, слабая надежда, что деньги, спрятанные в огнетушители, целы, еще оставалась. Дашка разгребла ломом толстые головешки, вытащила из-под них то, что искала. Огнетушитель потемнел от копоти, и, кажется, вдоль корпуса пошла трещина.

Бросив лом, она подняла свою находку, вытащила на асфальт. Тут откуда-то из-за спины выскочил дядя Миша, вылил на огнетушитель ведро воды.

— Ты чего делаешь, осел, — закричала Дашка.

— Так горячий же. Я как лучше хотел.

— Никакой он не горячий, пожарники водой залили. Если хочешь как лучше, отойди в сторону.

Дядька, отступив на шаг, наблюдал, как племянница возится с никчемной железякой, перочинным ножиком выковыривая днище огнетушителя. Он хотел спросить, на кой черт понадобилось племяннице пачкаться сажей. Но тут днище отвалилась, Дашка тряхнула огнетушителем, вывалив из него на асфальт обгоревшие мокрые купюры, скатанные в рулончики.

Дядя Миша тихо охнул, соображая, сколько денег было в тайнике. Не сосчитать. Доллары, рубли… Крупными купюрами. И все обгоревшие, те, что находились ближе к стенке огнетушителя, и вовсе превратились в пепел.

— Это что же? — прошептал дядя Миша. — Откуда?

Дашка показала пальцем на пожарище.

— Оттуда.

— Что же ты наделала? — дядя Миша схватился за голову. — Я же у тебя взаймы просил. Мне б десятой части этих денег вот так хватило, чтобы… Меня же из-за долгов спалили.

Он не мог договорить, слова застряли в горле. Дашка раскатала последний рулон купюр, убедившись, что деньги пропали, отступила в сторону и прикурила сигарету.

— Что же тебя твои менты не спасли? — зло прищурилась она. — Которых ты кормил и поил на халяву. Или они только забесплатно жрать могут?

— Эх, вырастил вас дядя Миша на свою голову, — вздохнул Шубин. — Я думал, ты заезжала меня проведать, а ты, оказывается, тут деньги держала. Тайник устроила. Господи…

— Это все для Коли было, — ответила Дашка. — Я из этих денег себе ни копейки не взяла. А Кольку я все равно вытащу. С этими деньгами или без них, но вытащу.

Выплюнув окурок, Дашка пошла к машине, села за руль и, не сказав ни слова, даже не оглянувшись назад, рванула с места. Она не замечала, как по закопченным щекам текли слезы. Она видела перед собой Кольку и разговаривала с ним.

— Мы уедем отсюда, — говорила Дашка. — Дом на океане купим. Все будет, как ты говорил. Песок, море и небо. В раю будем жить.

Кот гнал джип по трассе к городу, где живет Дашка. После долгой бессонной ночи, он не чувствовал усталости. Асфальтовое полотно дороги весело бежало под колеса, а все радиостанции передавали, что впереди ясный погожий день, и дождей не ожидается.

Покинув дом Будариной около трех ночи, Кот не двинул обратно на железнодорожную станцию. После сеанса плотской любви, он чувствовал себя посвежевшим и отдохнувшим, пешком прошагал по проселку около трех километров и скоро остановил на трассе попутный грузовик. Проехав около половины пути до лесной сторожки, выбрался из машины и стал ловить другую попутку. И тут повезло: водитель тормознувшей «Нивы» направлялся по служебным делам как раз в те края.

Кот оказался на месте около десяти утра.

Позавтракал тем, что оставил в избе: вареными яйцами и банкой рыбных консервов. Сполоснувшись у бочки с дождевой водой, он сжег в печке старую одежду: пиджак, военную фуфайку, купленные на толкучке. Переоделся в фирменный костюм, причесал волосы и, сбрив щетину, размазал по щекам лосьон, пахнувший детским кремом. Глянув на себя в зеркало, решил, что упакован солидно. Вроде как бизнесмен или, бери выше, прокурор по особо важным делам.