Ночи большого города - Натали Гарр

От меня? Я краснею.

– Брось, я абсолютно не подхожу ему…

– Ты шутишь? – его брови изумленно ползут вверх. – Кэт, да ты его гребаная вторая половинка, недостающий кусочек его пазла! – улыбается Майк. – Ты делаешь его лучше, гораздо лучше, поверь мне.

– Серьезно? – скептически фыркаю я, уперев руки в боки. – Поэтому ты подпоил меня в клубе, приставал ко мне возле «Хилтона» и вел себя как последний ублюдок, да?

Майк хмыкает.

– Отчасти. Когда Мануэла умерла, я спустил на Роберта всех собак и убедил себя в том, что отныне максимум, чего он достоин, – это самовлюбленной сучки вроде Жаклин.

Жаклин! Меня передергивает.

– Звучит отвратительно, знаю, но я с упоением наблюдал, как он растрачивает свою молодость на проституток с IQ ниже пятидесяти, на ветреных меркантильных дурочек, чье будущее заранее расписано на тридцать лет вперед, и тут появляешься ты. Милая, неискушенная школьница, беззащитная к его природному шарму. Увидев перемены в его поведении, я заставил себя поверить, что это всего-навсего игра. Что он пудрит тебе мозги забавы ради, балуется, развлекается, и, безусловно, мне захотелось вывести его на чистую воду, очернить его перед тобой, чтобы ты наконец поняла, с кем связалась, и не гробила свою жизнь. Но потом… – Майк разворачивается ко мне лицом и просто пожимает плечами. – После той злополучной стычки в Сохо мы не общались с ним около месяца. До тех пор пока в один прекрасный день он не заявился ко мне с бутылкой виски и крекерами. – Я прыскаю. О мужчины! Дайте им высокоградусную выпивку – и они простят друг другу все смертные грехи! – Мы проболтали до шести утра, Кэт, – продолжает Майк. – Обо всем на свете, как старые добрые друзья. Он попросил у меня прощения… черт, ты даже не представляешь, что это для меня значило. С юности я был для него кем угодно: бестолочью, безмозглым фриком, уродом, недостойным его покаяния, и вдруг… – Майк запинается и смотрит себе под ноги. Очевидно, ему некомфортно исповедоваться передо мной, но и каменным притворяться ему тоже осточертело.

– Мы помирились, – добавляет он с мимолетной улыбкой. – И мне потребовалось четыре гребаных месяца, чтобы уговорить его полететь за тобой в Мемфис. Не знаю, рассказывал он тебе или нет, но…

– Не рассказывал. Но я рада, что это сделал ты.

– Мистер и миссис Эддингтон? – мы отвлекаемся на деловитый голос врача.

– Да, доктор. – Стюарт и Риз послушно поднимаются с дивана.

– Все в порядке, операция прошла успешно.

О Иисус!

В моем сердце воцаряется покой, и мы с Майком многозначительно переглядываемся.

– Пуля не задела жизненно важных органов. Считайте, что вашему сыну крупно повезло.

– Ох, слава богу! Спасибо вам, доктор Мэдден! – благодарит его Риз. – Как он?

– Проспит до утра. Он потерял много крови и очень слаб.

– Можно его проведать?

– Конечно, но чуть позже. И только по одному.

Я прохожу в палату и закрываю за собой дверь. Роберт лежит на кровати, из него торчат разные трубки, по бокам капельницы и пищащие аппараты с мигающими циферками. Сглотнув подкативший к горлу ком, я набираюсь мужества и подступаю ближе. Ну и ну. Могла ли я предположить, что ночью увижу его в таком виде?

Я осторожно беру его за руку, нежно сжимаю широкую ладонь и разочаровываюсь, не получив в ответ никакой реакции. Как же тебя угораздило, милый мой герой? Сейчас ты выглядишь таким сокрушенным и уязвимым, что у меня переворачиваются внутренности. Прикладываю пальцы к его шершавой щеке и бережно провожу подушечками вдоль колючей щетины. На его красивом фарфорово-бледном лице застывшая мимика, словно он спит. Впрочем, он и впрямь спит. Доктор уверял, что это не кома, а следствие наркоза и анальгетиков вперемешку с сильной анемией.

Я присаживаюсь рядом и долго любуюсь им, пока все мои доселе контролируемые эмоции не выплескиваются наружу.

Сегодня я могла запросто потерять его, потерять навсегда… Господи, я столько всего наговорила ему до этого! Простит ли он меня? Неважно.

Главное, что он здесь, со мной, и я пойму и приму его любым.

Утерев свои горючие слезы, я наклоняюсь и целую его в лоб.

– Спасибо, что не оставил меня, – шепчу я, пропустив его мягкие волосы сквозь пальцы. – Я люблю тебя.

– Кэти, поезжай домой. Я останусь и послежу за ним, – уговаривает меня Риз, хотя ей самой не мешало бы выспаться.

– Нет, я переночую в больнице, – категорично заявляю я.

– Но, милая, ты должна отдохнуть. Ты так вымоталась…

– Знаю, но дома мне будет гораздо хуже. Пожалуйста, тетя…

Она безропотно кивает.

– Ладно, моя юная упрямица, твоя взяла! Ночуешь в больнице, но при условии, что обязательно перекусишь в кафетерии, хорошо? Я попрошу Анетт приготовить что-нибудь на завтрак, и утром пришлю сюда Стюарта. Бургеры с индейкой, м-м? Как тебе?

Бургеры с индейкой? Ух ты! Мой желудок согласно урчит.

– Звучит заманчиво. Я поем, обещаю.

– Договорились. Тогда я поехала. – Мы обнимаемся. – О, и вот еще что! Майк вызвался помочь брату с компанией. Завтра же он наведается в офис, чтобы временно заменить Роберта у штурвала, – она довольно сияет.

– Здорово, – безразлично отзываюсь я, поскольку единственное, что меня сейчас заботит, – это здоровье последнего. – Скорей бы он проснулся…

– Проснется, Кэти. Это не кома.

– Да, вы правы.

Проводив тетушку до лифта, я возвращаюсь в палату и вешаю пальто на крючок. Роберт по-прежнему лежит без движения, но я стараюсь не унывать. Что ж, это нормально. Наверное…

Слышу противный кряхтящий звук и инстинктивно отрываю голову от подушки. Я в больнице, Роберт безмятежно спит, на дворе ночь. Черт, ну кому там неймется? Хватаю айфон с тумбочки – на экране входящий вызов от мамы.

– Алло, – сиплю я, с трудом приняв вертикальное положение.

– Кэтрин! Боже праведный, ты цела!

Здорово. Ей уже доложили…

– Как это произошло? Почему Роберт втянул тебя в какую-то кошмарную перестрелку?! О чем он вообще думал? И этот безответственный тип надеется, что я доверю ему свою единственную девятнадцатилетнюю дочь?!

– Мам, не наезжай на него, пожалуйста. Он единственный, кому реально досталось.

– Я знаю, доченька, но он ведь взрослый мужчина! Зачем он вообще ввязался во все это? Полиции работы мало?! И ты! Куда ты вообще сунулась?! Что, если бы тебя ранили?! Ты в своем уме?!

Я хмурюсь, раздраженная ее гневной тирадой. Как она смеет отчитывать меня и сваливать вину на Роберта? Где ее сострадание?

– Меня не ранили, мам, уймись, – откинув от себя плед, я встаю и подхожу к Роберту. Сенсоры работают в том же режиме, пульс размеренный. Кладу свою руку поверх его.