Ромашковый лес - Евгения Агафонова

–Я все равно ничего не понимаю, – протараторила взволнованная таким долгим и бесполезным молчанием сорока.

–Сейчас поймешь. Ты помнишь, как яростно эта малышка боролась с ветками? Как она билась, как старалась вырваться из плена? Она сразу поняла, что попала в трудную ситуацию и что для того, чтобы спастись, ей придется затратить очень много усилий. Она была готова к сложностям, потому и была отчаянно сильна. Она сознавала, что только так сможет спастись, она понимала, что сейчас она должна сражаться за свою жизнь.

–Молодец! Правильно сделала! Себя надо спасать!

–Правильно! А теперь посмотри на нее сейчас.

Замученная муха как раз только встала и, найдя свою тропинку, снова стала по ней идти.

–Видишь, – продолжала паутинка, – она расслабилась! Она попала сюда, сразу же нашла тропинку и решила, что она уже почти на свободе! Она решила, что эта ниточка – ее дорожка, ее правильная дорожка, по которой и нужно идти. Но она не замечает, что эта ее спасительная тропа только путает ее и водит по кругу. Не все дороги правильные и не все ведут куда-то.

–Неужели она этого совсем не замечает?

–Нет, почему же. Замечает иногда. Только когда на миг что-то ёкнет внутри, она тут же заглушит это предчувствие, убедит себя в том, что делает всё правильно и что скоро она окажется на свободе, и продолжит свой путь. Бесполезный путь! По кругу. Значит на месте. Но она не может не идти, ведь она уже прошла так много! Ей кажется, что она уже где-то далеко и ей уже виднеется конец, но конца нет, потому что нет движения. Ей бы прорвать мою тоненькую ниточку, решиться на это, и тогда она окажется на свободе! Но она не сделает так. Ей страшно признаться себе в том, что всё это время она просто топталась на месте, поэтому она продолжает верить в иллюзию и стоять там же, откуда начала идти. Она не видит, что замкнулась. Ей кажется настолько очевидной ее правота, что она не замечает, что силы уже на исходе, что совсем скоро она сама себя погубит. Когда она попала в веточный клубок, она сразу поняла, что будет тяжело. Трудность была настолько очевидной, что думать долго не пришлось, она сразу вступила в бой. Попав ко мне, она решила, что всё будет очень просто, и не стала бороться ни когда только-только поймалась, ни сейчас. В кажущейся простоте и кроются роковые подвохи. Топтание на месте так очевидно со стороны, но делающий миллионы шагов в никуда может не заметить этого никогда, поэтому и бороться, получается, не с чем. Просто погибаешь почему-то, и всё, и не знаешь, что с этим делать. А ведь достаточно просто топнуть ножкой, разорвать этот бесконечный круг, и оказаться на свободе. Но муха выбирает идти. А ведь она все еще верит, что это – ее единственный выход. Страшно ведь идти там, где нет тропинки. Страшно что-то менять, даже когда осознаешь, что менять надо. Думаешь: «а вдруг, ты все делаешь правильно?» Вот и муха думает, что делает все правильно. Глупая.

Сорока наблюдала за мухой, из последних сил пытающейся дойти до конца своего пути. Насекомое, гуляющее по паутинным ровным кругам, как будто гипнотизировало ее. Очнувшись, сорока хотела воткнуться клювом в паутину и разорвать ее, чтобы уберечь всех, чтобы больше никто не попадался в эту едва заметную ловушку. Но потом она огляделась: кругом между веток растягивались тысячи паутин. Уничтожить все – невозможно. И все-таки ей захотелось спасти хоть одну эту мушку, но когда сорока решилась прервать бессмысленное хождение, муха уже умерла.

Про ожидание

–Фломик, а нарисуй солнышко.

–Пожалуйста!

И на белоснежном листе уже сияло золотым гонгом солнце.

–А теперь…а теперь нарисуй звезды!

–Пожалуйста!

И тут же бумага как бисером покрывалась десятками сверкающих, разбросанных в салютном беспорядке звёздочек.

–Фломик, а разве так бывает?

–Как так?

–Чтобы и солнце, и звёзды красовались на небосклоне одновременно?

–А разве бывает, чтобы фломастер и лист бумаги были лучшими друзьями?

–Мы же дружим, стало быть, бывает.

–Значит и звезды с солнцем тоже бывает. Это ведь наш мир, в нем бывает всё, что нам хочется, чтобы бывало.

–Ты как скажешь! – зашуршал довольно листочек. Он делал так всегда, когда ему было смешно. А фломастер, или – как называл его лучший друг – «фломик» смешил его часто. Им вообще было здорово вместе: они любили одни и те же вещи. Вместе они могли нарисовать самую нереальную картину. Нереальную, не потому что несуществующую, а потому что волшебную. За ними любили наблюдать краски и кисточки, карандаши и ручки, а человек обожал работать с ними двумя, одновременно. Потому что работать с лучшими друзьями – одно удовольствие. Рисунки получаются очень гармоничными.

–Фломик, а нарисуй ромашку!

–Пожалуйста!

Фломик нарисовал ромашку и удовлетворенно поставил на листочке точку.

–Устал я что-то сегодня. Пойду спать уже. Поздно. Завтра дорисуем, ладно?

Лист не мог не согласиться, и отпустил друга в свой уютный стакан. Но он очень насторожился: раньше фломастер было не оторвать от рисования. Он был готов размахивать своим телом из стороны в сторону, оставляя за собой кривые и выпрямленные линии, бесконечно. Он никогда не просился спать первым, игры прекращались только тогда, когда на листе уже не оставалось ни миллиметра свободного места. А сегодня на нем осталось просто возмутительно много пустого поля. Только солнышко, звёзды и ромашка.

Листик пригляделся к рисункам фломастера и вдруг смялся от ужаса: они были едва заметны. Солнышко было чуть уловимо, звезды не сияли своей золотистостью, а ромашка, из-за тусклого цвета, казалась совсем завядшей. Лист не на шутку испугался, и решил расспросить у других фломастеров, что бы это могло значить.

–Он кончается, – ответили ему.

–Что значит «кончается»? Почему?

–Потому что паста внутри него – не бесконечна. Она заканчивается.

–И ничего нельзя с этим поделать?

–Ничего.

–Но как же? А он может не рисовать? Совсем не рисовать? Тогда паста никогда не закончится! – с восторгом протараторил лист.

–Это невозможно.

–Но почему?

–Потому что тогда он засохнет. Смирись. Он не сможет быть рядом с тобой вечно.

Лист был в отчаянном разочаровании. Он видел, что фломастер, его любимый фломик, уже не такой насыщенный как ярче. Листок боялся его потерять, но говорить ему об этом он не стал. Просто когда его друг рисовал на нем, и рисунки с каждым разом становились всё тусклее и тусклее, лист не мог сдержать слез и невольно размазывал ими всё, что выводил фломастер. Фломик пытался выяснить у друга, что происходит, но тот молчал. Фломастер начинал злиться, а лист всё равно молчал. Рисунки их стали безжизненными, однообразными и скучными.

–Солнышко.

–Что? – переспросил