Век-волкодав - Андрей Валентинов

— Хватит… Хватит!

Вначале подумалось, что это сказал он сам, но в следующее мгновение Кречетов сообразил: голос чужой, совершенно незнакомый, да и слова не слишком ясны. «Хватит!» — чего именно? Если неведомой бездны, куда его влекло, то ее и в самом деле хватит — на очень многих, если не на всех, до кого дотянуться удастся.

— Уровень!

На этот раз слово оказалось совершенно непонятным, но удивиться Иван Кузьмич не успел. Вспыхнул свет — темно-красный, словно густая подсвеченная кровь. Даже не вспыхнул, возник, словно кто-то невидимый, но всесильный отдернул занавес.

Близкая бездна сгинула без следа, зато появился он сам, Иван Кузьмич Кречетов, если не во плоти, то во всяком случае в восприятии. Он был здесь, залитый темно-красным светом, словно неосторожная пчела — горячим воском. Это ничуть не мешало, хотя себя он увидеть не мог, не мог и вздохнуть, зато внезапно понял, что вполне способен говорить.

— Эй, товарищи! — в меру бодро воззвал Иван Кузьмич, даже не двинув губами. — Есть кто живой, не убитый?

— Погодите! — тут же отозвался тот, кто помянул непонятный «уровень», — Раньше надо было спрашивать. Зачем вам вообще вздумалось разговаривать с Волковым?

Иван Кузьмич хотел растолковать неизвестному свой стратегический замысел, добавив, что разглядел краснолицего всего за десять шагов, когда поворачивать было поздно. Вновь не успел. Совсем близко, рукой достать, загорелся синий огонек. Вначале маленький, еле заметный, он быстро рос, тяжелел, наконец, беззвучно взорвался. Синяя кипящая волна потеснила темно-красный мир, сплющила, стала стеной.

— Вот, значит, до чего дошло, брат? — негромко, чуть насмешливо проговорил знакомый голос. — Раньше ты не убивал послов. Ты даже меня удивил. Я отправил сопровождение только до Яркенда, опасался разбойников, а опасаться, оказывается, следовало тебя. Неплохое начало для переговоров.

— Я не приказывал никого убивать!

Красный огонь плеснул, завертелся воронкой, ударил в недвижную синюю стену.

— Я приказывал Волкову совсем другое! Мертвец из царства Ямы посмел ослушаться меня…

Негромкий смех, еле заметный синий всплеск.

— Брат, брат! Духи-цхун послушны лишь приказам, которые им по нутру. А желают они одного — мстить тем, кто еще жив. Мы тоже ошиблись с Унгерном, он повел себя ничуть не лучше вырвавшегося из могилы упыря. Но живого все-таки можно образумить.

Кречетов уже несколько раз кусал себя за невидимый и неощутимый язык, дабы не влезть в чужой разговор и не высказаться от души. Не страх остановил — бояться вроде бы уже нечего, и даже не любопытство. Не хотелось мешать тому, кто говорил из-за синей стены.

Шинхоа Син, он же товарищ Белосветов, гнул свою линию твердо, и Кречетов предпочел не вмешиваться, пока не попросили. Несмотря на невероятность обстановки, все виделось достаточно понятным. Блюститель из Пачанга пришел дать укорот тому, кто командовал такими, как Волков. Чуток опоздал, конечно.

Впрочем, об Иване Кузьмиче тут же вспомнили. Красный огонь заклубился под самым боком, в невидимые пальцы остро впились холодные иглы, зашумело в висках.

— Товарищ Кречетов! Инцидент будем считать исчерпанным. Приношу свои извинения и предлагаю вернуться в привычный вам мир.

— Он же твой посол! — отозвался голос из-за синевы. — Предпочитаешь говорить без свидетелей? Очень знакомо, брат. Сделаем людей счастливыми, не только не спрашивая согласия, но даже не ставя их в известность. Они для тебя по-прежнему лишь злые бесхвостые обезьяны?

Красный огонь молчал, кровавые волны бушевали беззвучно, ударяясь о синюю стену, отступая, рассыпаясь клочьями черной пены. Наконец откуда-то издалека еле слышно донеслось.

— Мне нечего бояться. Поговорим.

И все исчезло.

Иван Кузьмич неторопливо встал, расправил затекшие плечи, вдохнул полной грудью. Глаз пока не открывал, чтобы не удивляться раньше времени. То, что он не в кашгарской степи, стало ясно сразу. Воздух казался сырым, холодным… и очень знакомым.

— Садитесь, товарищ Кречетов.

Красный командир открыл глаза. Кивнул, узнавая: так и есть, пещера Соманатхи, она же персональный погреб факира Нанды. Пустое каменное кресло, лавки по бокам, черные провода, неярко горящие лампы…

На одной из каменных лавок, к креслу поближе, сидели двое, похожие, как близнецы, лишь одетые разно. Один в желтом монашеском плаще, второй в галифе и темно-зеленом френче.

— Садитесь, — повторил монах. — Вначале познакомимся. Меня, вы уже вероятно, узнали, а это мой старший брат. Его имя… Ну, если я — Белосветов, то пусть будет Вечный. Товарищ Вечный… А что, не так и плохо!

То, кто был во френче, еле заметно усмехнулся.

— Да, неплохо. Но не будем терять времени. Товарищ Кречетов, вы будете присутствовать при разговоре в качестве полномочного посла Сайхота и посланника правительства СССР. Мы введем вас в курс дела, вопросы же прошу пока не задавать. Вас это устраивает?

Иван Кузьмич, молча кивнув, пристроился рядом, к товарищу Белосветову поближе. Вечный, немного подождав, поглядел вверх, на низкие каменные своды.

— Ты спросил про обезьян, брат. Нет, люди — не обезьяны, не обижай их. Но человеческий мир, как это пещера, а пещере не увидишь солнца… Итак, начинаю. Несколько миллионов лет назад, строго в соответствии с материалистическим учением, на Земле появился новый разумный вид — человек. Это совпало с гибелью предшествующей цивилизации, остатки которой выродились, разучившись жить в эфире, в мире многих измерений. Уцелеть и не одичать смогли немногие, но потом погибли и они. Мы — четыре брата, последние. Братья! Я говорю это не только для нашего гостя, но и для вас. Мы — последние, осознайте это. Мы тоже смертны, но знания наших предков не должны исчезнуть. Наш долг — передать их людям!..

Кречетов почувствовал знакомое покалывание в пальцах. Еле заметные тени подступили, заискрились неяркими огоньками, стали рядом.

— Вначале все мы ошибались, меряя людей по себе и не понимая, насколько они другие. Три измерения, линейное время, каменный свод над головой… Мы даже думаем по-разному. У людей мысли короткие и прямые, как полет легкой стрелы, у нас — долгие и неторопливые, словно речное течение. После нескольких неудач мы предпочли не пытаться решать за людей, не прокладывать им дорогу. Помогать — но исподволь, поддерживая, но не подталкивая. Я правильно говорю, братья?

Огоньки вспыхнули ярче. Монах в желтом плаще согласно кивнул.

— Все верно, брат. Много веков назад мы взяли под покровительство цивилизации последователей великого учения Сиддхартхи Гаутамы. Буддисты миролюбивы, мудры, отзывчивы, склонны к компромиссу. Но — беззащитны перед злой силой. Сейчас мы помогаем тем, кто еще уцелел — Монголии, Сайхоту, Бурятии, Пачангу, Тибету, гималайским княжествам. Это долгая, кропотливая работа, не на год, и не на век. Спешить нельзя, торопливость приведет к лишней крови… Но наш брат рассудил иначе.

— Это так!

Вечный, резко повернувшись, поглядел на Ивана Кузьмича:

— Вам трудно будет понять, товарищ Кречетов, но мы видим историю людей как бы сверху, с птичьего полета. Для нас она — огромная река с притоками, старицами, усыхающими руслами. Нам доступно и то, что было, и то, что еще будет, по крайней мере, на несколько десятилетий вперед. По всем прогнозам в ХХ-м веке Россию должна постигнуть катастрофа, после которой ваша цивилизация быстро исчезнет, практически без следа.

Такого красный командир стерпеть никак не мог. Встал, подбородком дернул:

— Не выйдет по-вашему! Пытались уже интервенты с беляками, а Россия — живехонька она, Россия, потому как спасли ее партия большевиков и советская власть!

— Совершенно верно! — тяжело, без тени улыбки проговорил тот, что был во френче. — Я живу в России с середины прошлого века. Вначале пытался внедрять новые технологии, развивать науку, образование. Потом понял — не поможет, надо иначе. Я член большевистской партии с 1904 года, Иван Кузьмич. Сейчас занимаю достаточно заметный пост в советском руководстве. Делаю, что могу. А мои братья, устав меня уговаривать, начали создавать подполье и поддерживать моих врагов. Об этом мы и написали в Пачанг. Теперь вам ясно?

На этот раз у Кречетова слов не нашлось. Вечный удовлетворенно кивнул:

— Добавлю вот что… Я прожил в России больше сто пятидесяти лет. На моих часах сейчас — 2012 год. Россия сильна, уважаема соседями и даже счастлива, насколько это возможно в этом мире. Вы спросите, чего мне еще надо? Самая большая проблема сегодня — Память. Двадцатый век был страшен, не зря один несчастный поэт назвал его Веком-Волкодавом. Я думал, все утрясется, забудется, но наследие Прошлого оказалось слишком тяжелым. Этот груз тянет Россию назад, люди до сих пор не могут смириться с тем, что случилось. И я решил облегчить Память, укротить Волкодава. Здесь сейчас 1924 год. Впереди должна быть кровавая диктатура — она не будет такой кровавой. Нас ждет страшная война — мы победим с меньшими жертвами. В 1991-м году страна не рассыплется, словно карточный домик, а превратиться в Русское Сообщество наций, самую заметную и уважаемую силу на планете. Вот чего я хочу!