Век-волкодав - Андрей Валентинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Еще одно преимущество — инвалидов редко принимают всерьез. Про Вырыпаева я тебе уже рассказывала, моя история очень похожа. Я состояла в группе демократического централизма товарища Осинского. Два года назад большинство из нас выкинули из партии, потом начались аресты. Не знала, товарищ Зотова? Ребят, что вступили в РКП(б) на фронте, в самые страшные месяцы, без всякого суда бросили в концлагерь. Причем приказ пришел не из ГПУ, а с самого-самого верха. Тогда мне, как и Виктору, стало ясно, что в руководстве партии действует вражеская группа. Но что мы могли поделать, калеки? И тут мы встретились с нашим руководителем…
Ольга понимающе кивнула:
— Угу, ясно. Из какой разведки товарищ?
Дерябина взяла диск со стола, взвесила на ладони.
— Впечатляет, правда? Таких технологий нет даже в Северо-Американских Штатах. Зато есть у руководства СССР — и у нас, грешных. Можно догадаться, что источник один и тот же. О подробностях позволь умолчать, а вот о группе расскажу. Нам уже не помешает, получен приказ об эвакуации, потому я и зашла к тебе… Итак, лет двадцать назад молодая курсистка Доминика Киселева, поклонница госпожи Блаватской, и, кстати, двоюродная сестра студента-историка Игнатишина случайно установила связь с нашим будущим начальником. Бедняжка приняла его чуть ли не за бога. Она очень надеялась, что он, посланец высших миров, вылечит ее от чахотки. Несколько лет жизни она и вправду получила, а умирая, оставила ему ключи от склепа близких родственников — Шипелевых. Могу добавить, что ее семья помогала своим бывшим крепостным. Да-да, Касимовым. Василий смог получить неплохое образование, уехать учиться в САСШ…
— Погоди! — Зотова встала. — У меня с ним разговор был, очень странный. Теперь я вспомнила почти все. Товарищ Касимов про какую-то войну говорил, а еще новогоднюю открытку оставил — из будущего века.
Сима вновь еле заметно улыбнулась.
— Василий бывал не только там… Итак, мы создали группу. Удалось узнать, что Странные Технологии проходят по ведомству Троцкого, а за всем стоит некто Агасфер, скорее всего коллективный псевдоним той самой вражеской группы. Но у Агасфера, кем бы он ни был, имелся противник — Цветочный отдел товарища Кима. Наш руководитель решил поддержать Кима Петровича. Мы рассчитывали, что Вырыпаев, человек очень способный, проникнет в Цветочный отдел, и это почти удалось.
…Незнакомая комната, широкий подоконник, густой мятный дух — и худой бритый парень в старой гимнастерке. «Виктор Ильич Вырыпаев, рад знакомству. Приветствую вас в нашей инвалидной команде!»
— Не верю! — Ольга наклонилась, резко выдохнула. — Вырыпаев не был шпионом! Не был!..
Упала на стул, закурила, зашлась в долгом кашле… Дерябина спокойно ждала.
— Теперь я понимаю, Ольга, почему тебя в начальство выдвигают, — наконец, проговорила она. — Только не к добру это!.. Касимов зря рассчитывал тебя завербовать, да и я тоже дала маху. Записку помнишь — про Ваганьковское кладбище? Из тебя разведчика не выйдет, но может, это и к лучшему… С Виктором мы поступили следующим образом. На службе он ничего не помнил. Простейший гипноз — но достаточно эффективный. Так казалось безопаснее, Ким Петрович — человек очень проницательный. Можешь успокоиться, тот Виктор, с которым ты была знакома, не шпион. Я должна была встречаться с Вырыпаевым под видом Доминики, говорить кодовое слово — и выслушивать отчеты. Но все пошло под откос. Нам срочно понадобилось передать товарищу Киму одну важную вещь. Связи не было, пришлось писать письмо. И началось… Убили Игнатишина. Кто именно, точно не знаю, скорее всего, люди из отдела Бокия. Как раз перед этим был арестован Мокиевский, давний знакомый Георгия Васильевича. А тут — наше письмо в Техгруппу, кто-то сопоставил, сообразил… Им нужны были координаты одного города в пустыне Такла-Макан. Скорее всего, Мокиевский думал, что Игнатишин их знает… А с Виктором что-то случилось. Кодовое слово не помогло, он не узнал Доминику, пришлось знакомиться заново. Потом, в склепе, ему стало плохо, он выхватил оружие, начал стрелять… Больше я Вырыпаева не видела. В узкий круг Кима Петровича он, кажется, попал — и погиб. А недавно убили Касимова. Он узнал что-то важное, хотел тебя предупредить. Почти наверняка — о том, что должно случиться в Вальпургиеву ночь. И не вообще, а с тобой лично.
Зотова затушила папиросу, взглянула угрюмо.
— Зря рассказала! В ОГПУ сама не пойду, но спросят — молчать не стану. Шпионы вы — и весь разговор. И Виктор погиб из-за вас. Его Гондла убила — которая Лариса Михайловна. Верно товарищ Касимов написал: «со злом борется не добро, а иное зло, еще более страшное». Только я никому из вас не помощница, так и знай! А случится со мной чего, сама разберусь, не маленькая.
Сима неторопливо поднялась, на пепельницу кивнула:
— Письмо сожгла? А про диск я тебе, Ольга, все-таки расскажу. Почти наверняка в ближайшие дни тебя убьют…
Бывший замкомэск мрачно хмыкнула.
— …Но если тебе очень повезет, ты будешь знать, где найти друзей. Группа ликвидирована, наш руководитель договорился со здешним главным об отзыве тайной агентуры. Отправлюсь на Тускулу, буду готовиться к поступлению в университет. Если повезет, стану учиться у самого профессора Богораза… А вам здесь придется туго, война, о которой тебе Касимов говорил, все равно идет. На этом поле битвы, Ольга, раненых не бывает.
Вновь подняла диск, кнопкой-камешком к себе повернула:
— Объясняю…
2
Возле врезанной в стальные ворота калитки путь заступили трое. Фуражки с синим околышем, на светлом сукне гимнастерок — зеленые клапана-«разговоры», кавалерийские сапоги черной кожи, у старшего на плечевом ремне револьвер в кобуре «бывшего офицерского образца».
Штыки примкнуты, глаза пусты.
— Назад!..
Поручик полез в нагрудный карман гимнастерки, достал сложенную вчетверо бумагу. Развернуть не смог, так отдал:
— Я из Революционного Военного совета. Член комиссии.
Старший, тот, что с револьвером, бумагу читал долго. Не отдал, взглянул плохо.
— Оставайтесь на месте, гражданин. Вы задержаны при попытке проникнуть на секретный, охраняемый объект. А начальству сейчас доложу.
С тем и отбыл. Подчиненные винтовки опустили, но не отошли, стали рядом. Семен Тулак еле сдержал усмешку. Хороши сторожа! Какой же шпион через главный вход сунется? Он сам, к примеру, в прошлый раз дырой в заборе не побрезговал. А вот этих, с синими околышами в Теплом Стане раньше не было, видать недавно подогнали.
— Какая комиссия? Зачем комиссия? Гоните его!..
Начальство появилось неожиданно быстро, словно из засады. Не в форме — в сером мятом костюме при шляпе и пенсне, неприлично молодое, немногим старше двадцати. Вид имело сердитый, даже гневный, однако глаза за маленькими стеклышками смотрели спокойно и очень внимательно.
— Не нужна комиссия, сами разберемся! Объект «Теплый Стан» взят под охрану ОГПУ, всех посторонних — в шею!..
Замолчал, прямо в глаза взглянул:
— Ты — Тулак? Какой Тулак?
Бывший ротный невольно поежился, уж больно остро смотрели глаза. Взгляд все же выдержал.
— Мои полномочия — в документе. На объекте случилось чрезвычайное происшествие, создана комиссия. А вы сами из кого ведомства будете?
От такой наглости владелец мятого костюма даже заморгал, отчего стал похож на извлеченного из норы крота.
— Слюшай, какой недоверчивый! Никому не верит!..
Внезапно он ухватил поручика под левый, здоровый локоть и толкнул прямо на замерших по стойке «смирно» стрелков. Те беззвучно расступились. Семен влетел в калитку, «крот», не разжимая хватки, последовал за ним. За воротами остановились. «Крот» блеснул стеклышками и внезапно улыбнулся.
— Ты, Тулак, все правильно в отчете по Сеньгаозеру написал, хорошо написал. Я там неделю назад был, прямо с твоим отчетом приехал. Ходил, смотрел, даже в тот сарай, где свет горит, заглянул.
Отпустил локоть, дернул пухлыми красными губами:
— Я, знаешь, Тулак, вообще технику люблю. Хотел, понимаешь, архитектором стать, техникум окончил. А меня сюда взяли, не спросили. Да, ты убедиться хотел…
Толстые сильные пальцы протянули удостоверение — новенькие темно-красные «корочки». Тулак взял их левой рукой, попытался открыть.
— Извини, уважаемый, не догадался.
На этот раз «крот» развернул удостоверение сам. Семен прочитал, поглядел на фотографию.
— Все ясно, товарищ заместитель Председателя ОГПУ.
Толстые губы недовольно скривились.
— Слюшай, Тулак, не надо. Вот арестую тебя, поставлю посреди кабинета, тогда и станешь меня полным титулом именовать. Зови по имени, а если хочешь — Лавриком-Павликом, меня так друг мой, Боря Штерн называл[45]. Хороший художник, портрет мой писать хотел…