Мост в чужую мечту - Дмитрий Емец

Рина не была средним шныром, и ей самой жеребенок не светил, но все равно решила на всякий случай приглядеть кого-нибудь. Мало ли: вдруг жеребенок выберет именно ее? Говорят, такое случается, а с выбором жеребенка считаются все. Союз шныра и его коня неразрывен.

Конечно, Рина осознавала, что иметь и пега, и гиелу – малость жирновато, и дружить между собой они вряд ли будут, но все равно решила попытать счастья.

С Риной увязался разбуженный по дороге Сашка. По пути он подбирал палки и подшибал елки. Сашке нравилось, как они, возмущенно вздрагивая ветвями, роняют тяжелые снежные хлопья. Особенно Сашка радовался, когда снежная шапка падала на голову Рине. Это означало, что он правильно рассчитал место падения снега и скорость движения.

«Интересно, а Гамов тоже так развлекается? Или он малость перерос этот уровень?» – подумала Рина, когда вместо снега ей свалилась на голову палка. Про Гамова она вспоминала в последнее время регулярно и мысленно сравнивала его с Сашкой. При этом часто сравнения выходили не в Сашкину пользу.

Отвлекая Сашку от елок и палок, Рина заговорила с ним о жеребятах. О том, что Сашка тоже может приглядеть себе кого-нибудь. Заранее. Мало ли как сложится.

– Да я-то да! А ты, конечно, попытаешься оттяпать себе жеребца! – заявил Сашка.

– Почему? – спросила Рина.

– Ну не знаю… Сколько я вижу, девушки обычно выбирают жеребцов. Хотя кобылы и умнее, и послушнее, и дури в них меньше. Ул, например, выбрал кобылу.

– И что? В Азе мало дури?

– Ну Аза – да, с фокусами, но все равно жеребец был бы не лучше.

– Вот и выбирай себе кобылу! В юбке, – брякнула Рина.

Последнее добавление выскочило само собой. Рина спохватилась, но поздно. Она думала, Сашка обидится. Но он не обиделся.

– А я уже выбрал. Правда, юбок она не носит. Она их терпеть не может, – ответил он.

Они подошли к пегасне. Сашка, толкнувший плечом тяжелые ворота, насторожился и поднес палец к губам.

– Тсс! Слышишь?

Рина напрягла слух. К привычным звукам пробуждающейся пегасни, лошадиному фырканью и звяканью нетерпеливо толкаемых кормушек добавилось нечто новое. Казалось, где-то близко волк рвет зубами подушку. Рина подкралась к деннику, из которого доносился звук, и, держа руку у льва, осторожно заглянула сквозь решетку. В пустом деннике Эриха толстым голосом рыдала Наста. Рину она не замечала.

Все тут осталось так, как перед последним нырком Эриха. Денник не успели почистить. Вот следы навоза на подстилке, а вот консервная банка на веревке, с охотничьей дробью внутри. Банку подвесила Яра, потому что Эрих, запертый в пустом деннике, начинал дурить, тосковать, у него портился характер. А тут скучать некогда: толкаешь мордой банку и месяц за месяцем пытаешься понять, что же там внутри и откуда берутся звуки.

Страдание Насты казалось особенно сильным, потому что Эрих даже не был ее конем. Да, она седлала его, иногда проезжала, иногда чистила, но это же делали и другие. А плакала одна Наста. И плакала тайно.

Рина подала Сашке знак, чтобы он не подходил. Сама на цыпочках отошла к воротам, подняла и уронила пустое ведро. В деннике затихло. Через минуту, когда Рина и Сашка стояли возле жеребят, к ним подошла Наста, немного хмурая, но в целом обычная.

– Лошадят глазеете?.. А я тут гамно выгребаю… Вот этот с белой полосой на морде ничего – шустрый. Всех гоняет, и крылья пропорциональные. Редко так бывает: обычно они или вымахают, или отстают. Он от Гульды.

– А папашка кто? – спросила Рина.

– Разве непонятно кто? Я! – сказала Наста. – Ну и частично Зверь. Отличный жеребчик этот Гульденок, но лезет куда не просят. Опять вчера у него шуруп из копыта доставала.

Сашка ценил скрупулезную точность.

– Шуруп? Может, саморез?

– А мне по барабаниусу, как это называется! – заявила Наста, и из ее глубин проглянул Ул.

После завтрака были занятия у Вадюши, на которых премудрый муж потребовал изобразить карту России, отметив на ней те двадцать два населенных пункта, в которых есть посты шныров.

– А если я отмечу двадцать один, меня что, из ШНыра выкинут? – спросила Фреда. Даже хорошо относясь к Вадюше, она вечно нарывалась на конфликты.

– Нет. Но, по закону подлости ты когда-нибудь загнешься у забора двадцать второго пункта, не зная, что здесь смогла бы получить помощь, – пообещал Вадюша и подпрыгнул от восторга, представив, что все так и будет.

В результате Фреда отметила восемнадцать пунктов, Рина – десять, списывающий у нее Сашка – девять (чтобы подумали, что мыслил сам), Лена, Лара и Алиса – не больше пяти, да и те частично угадали, вслепую перечисляя самые крупные из известных городов.

Лучше всех справился Макар, который, дождавшись, пока Даня, сложив вдвое, соберется подписывать свою карту, незаметно подсунул ему собственный лист, где Россия изображалась незамкнутой колбасой с единственным городом «МаСкАвА». В результате Даня сдал карту Макара, а Макар, крупно написав на карте Дани круглую фамилию «Горошко», положил ее в общую стопку.

– Ну ча, братва?.. И устал же я! Жрать охота! – сказал он, потягиваясь.

Об обжорстве Макара – внешне, кстати, поджарого – в ШНыре ходили легенды. Говорили, он может съесть сто кусков хлеба. Однако Сашка, предпочитавший точные величины, устроил проверку и убедился, что Макар может съесть всего тридцать кусков черного хлеба с солью, да и то запивая чаем. «Вот так вот и создаются дешевые репутации!» – заявил присутствовавший на испытании Кирюша.

После обеда, перемыв на кухне свои двести тарелок дежурной нормы, Рина помчалась к Гавру. У Гавра она застала Сашку. Тот стоял на вершине холма и со свистом раскручивал на леске говяжью кость. За костью с яростным рычанием носился Гавр, который никак не мог сообразить, что можно остановиться и тогда кость, описав круг, сама к нему прилетит.

Заметив Рину, Гавр кинулся здороваться (читай: кувырком скидывать с горы), но кость оказалась привлекательнее, и он снова погнался за ней.

– Что ты делаешь с моим Гавриком? – хмуро спросила Рина. Она ревниво защищала свое право быть сбитой с ног и собрать со склона весь снег.

– Тихо! – ответил Сашка. – Смотри!

Продолжая раскручивать кость, он постепенно делал леску короче. Гавр, не замечая, продолжал носиться, сужая круги. Когда леска стала короткой, Сашка резко поймал кость и остановил ее. Гавр замер как вкопанный, от рвения осев на задние лапы. Его морда оказалась в считаных сантиметрах от ладони Сашки. Прежде чем Гавр что-то сообразил, Сашка быстро прикоснулся к его носу ладонью и убрал руку за спину.

Гавр запоздало клацнул зубами, выражая недовольство. Сашка бросил ему кость и с раскрасневшимся лицом повернулся к Рине.