Пастырь добрый - Попова Александровна

— Не сказка, — заспорила она уже почти всерьез. — Крысолов был; почему, ты думаешь, сто лет назад в городе остались одни взрослые и старики? Никого старше двенадцати.

— Почему? — вновь вклинился Курт и, выслушав в очередной раз уже знакомую историю без каких-либо существенных перемен в линии сюжета, изобразил лицом бурную деятельность мозга. — Неправдоподобно, — выдал он, наконец, свое заключение, и Барбара обиженно нахмурилась.

— Воскресение Христа — тоже неправдоподобно.

— Сравнила, — откликнулся Бруно, метнув в сторону ухмыльнувшегося майстера инквизитора настороженный взгляд. — Гроб Крысоловий где? Свидетели? Пострадавшие — те, кто смог бы сказать, кто именно в его семье тогда ушел за ним? Ничего; знаешь, Барбара, мне уже не шесть лет…

— Он жил в Хамельне, он был, — упрямо повторила она. — Есть место, где стоял его дом, у самой-самой стены.

— Это просто холмик. Брось уж, ты ведь тоже давно не девочка.

— Спасибо, что напомнил, — поджала губы та, скосившись на спутника брата исподлобья. — Только есть вещи, которые просто есть, и ничего не значит, сколько тебе лет и веришь ли ты в них; можешь не верить в то, что вода мокрая, но вот пойдет дождь — и вымокнешь до нитки.

— Дождь можно пощупать, а от твоего Крысолова — только холмик у стены, и все.

— Свидетели тебе, да? — судя по увлеченности Барбары, брат наступил на больную мозоль, и всю навязчивость столь детальных расспросов она решительно не замечала. — Наш священник, отец Юрген — его двоюродный дед видел Крысолова собственными глазами, живьем!

— Почему не пятиюродный прадед?

— А откуда такое известно? — снова встрял Курт, не позволив Барбаре разразиться гневной тирадой, готовой сорваться с ее языка; та передернула плечами, ответив с чуть меньшей уже долей убежденности в голосе:

— Известно… Просто известно; вроде как все знают об этом — и всё.

— Он так говорил?

— Ну, наверно, если об этом ведомо всем.

— Каково доказательство, — усмехнулся Бруно, толкнув его локтем в бок. — Знакомое такое. До боли. Аж в жар кидает.

— Ты это к чему? — уточнила Барбара; Курт, не дав подопечному ответить, демонстративно потянул носом и кивнул в сторону неплотно прикрытой двери в кухню:

— Мне это чудится, или там горит что-то?

— Ах ты, Боже мой, — испуганно спохватилась хозяйка, подскочив, и бегом скрылась за дверью.

— Азартная особа, — заметил Курт с усмешкой, глядя ей вслед. — Не ей ли покойный муж и проигрался?..

— Услышал, что хотел, или мне развивать тему дальше? Ей это вскоре надоест.

— Уже рвешься уйти? — не ответив, спросил он; подопечный неуверенно пожал плечами:

— Сам ведь говорил — время не ждет; так? Я, конечно, службу в жены не брал, однако все еще помню, для чего мы в городе.

— В таком случае, начинай прощаться, — сказал Курт уже серьезно. — Убежден, что более мы ничего нового или полезного не узнаем; надо отыскать Дитриха и обсудить с ним идею беседы с этим священником. Как знать, может, в ее словах и есть хоть какая-то доля правды.

— Все в порядке! — вновь возникнувши в комнате, сообщила Барбара так радостно, словно все присутствующие замерли в ожидании того, как решится судьба обеда, приготовляемого ее невесткой. — Однако едва успела…

— Слушай, — начал подопечный, глядя мимо лица сестры, и та вздохнула с улыбкой, понимающе кивнув:

— Ясно; судя по глуповатому выражению твоего лица, ты намерен распрощаться, только не знаешь, как начать. Я права?.. О, Господи…

Вполне возможно было допустить, что Барбара вздумала припомнить свое детство, проделав вновь трюк с испуганным взглядом за спину брата, если б за два мгновения перед тем Курт не услышал шаги и шорох растворившейся двери. Пытаясь хоть бы приближенно предположить, чье появление могло вызвать такой страх у хозяйки дома, он медленно обернулся, встретясь взглядом с остановившимся на пороге плотным, как камень, битюгом, озиравшим пространство крохотной комнатки настороженно и придирчиво.

— Чьи кони у двери? — поинтересовался он ровно и, поскольку Барбара молчала, явно пытаясь подобрать слова, могущие объяснить происходящее, шагнул ближе, упершись взглядом в увешанный оружием ремень одного из гостей. — Ваши?

— Мои, — согласился Курт столь же сглаженным тоном, видя, как подопечный поджимает губы, дыша словно сквозь них, глядя по-прежнему в стол и прилагая немало усилий к тому, чтобы не вжимать голову в плечи.

Наконец, медлительно, поворачивая взгляд с напряжением, точно груженный углем мешок, тот обернулся к вошедшему, подняв глаза, но глядя мимо.

— Привет, Карл, — проговорил Бруно негромко, и лицо старшего Хоффмайера вытянулось, осветившись всеми чувствами, кроме тех, что должен бы испытывать любящий брат.

— А… что ты тут делаешь? — попыталась вмешаться хозяйка. — Ты ведь должен быть сейчас…

— Я знаю, где я должен быть, — оборвал тот резко. — Что здесь происходит, и что это делает в моем доме?

— Послушай, ну, брось…

— На кухню, Барбара, — повысил голос Карл, и та уперла руки в бока, демонстративно утвердившись напротив.

— Я не твоя жена, нечего на меня покрикивать. И прекрати; это ведь…

— Я не слепой пока, и именно потому я спрашиваю: что этот недоносок делает в моем доме?.. Под конвоем, Бруно? Добегался?

— Я тоже рад тебя видеть, — болезненно покривился подопечный, и даже человек с немалой выдумкой не смог бы принять за улыбку, пусть и напускную, эту нездоровую гримасу.

Вытянувшееся лицо Карла обратилось каменной маской, когда на поясе брата он увидел два узких кинжала, к тому же присутствие вооруженного человека, явно превосходящего его сословием, выбивало из колеи и никак не давало сориентироваться в ситуации, однако то, что Курт продолжал сидеть молча, не вмешиваясь в разговор, все же мало-помалу возвращало уверенность.

— Что ты здесь забыл? — повторил он мрачно. — Ты ему уже успела поведать, Барбара, что его выкрутасы сделали с отцом?

— Перестань…

— С чего бы это? — возразил Карл, приблизясь еще на шаг и остановившись почти вплотную, и Бруно отвел взгляд в сторону, чтобы не смотреть снизу вверх. — Я что-то не слышу, чтобы ты мне ответил; ты в чужом доме и будь любезен уважать хозяина. Или я со стенкой разговариваю?

— Мне вмешаться? — поинтересовался Курт, следя за тем, чтобы голос прозвучал спокойно и даже с некоторой подчеркнутой ленцой; подопечный поморщился, словно его внезапно одолела нестерпимая зубная боль.

— Не надо. Я сам разберусь, — отозвался он тихо; Карл хохотнул.

— «Он разберется»!.. И как же ты будешь разбираться? Ты думаешь так, что, если нацепил железяки, то перестал быть сопливым недоноском, а, Бруно? Ты теперь что же — поднялся, и из беглого деревенщины перекинулся в вооруженные грабители?

Однако, подумал Курт невесело, если так пойдет и далее, придется либо спешно ретироваться, либо и впрямь вмешиваться, послав куда подальше всю конспирацию; как знать, насколько далеко сможет зайти Хоффмайер-старший. Не хотелось бы предавать суду за покушение на инквизитора буйного братца его подопечного…

— Не бери в голову, — тихо попросил Бруно, словно прочтя его мысли, и отодвинулся вместе с табуретом, намереваясь встать. — Я зашел навестить сестру, Карл. И уже ухожу.

— Это — да, — удовлетворенно согласился тот. — Это — по-твоему, это на тебя похоже. Прихватывай своего приятеля и сваливай, знать не хочу, что ты натворил на сей раз. Я о твоих подвигах уже наслушался от двоих солдат, которые пришли в мой дом искать тебя. Что там нам рассказали, Барбара?

— Перестань, — повторила та; Карл криво ухмыльнулся.

— Ах, да, я припомнил. В университет он ушел учиться… Выучился? Нет, он не выучился; бросил. Так, недоносок? А почему бросил?

— Прекрати, — выдавил теперь уже Бруно, по-прежнему глядя в сторону.

— Потому что как ты был бесхребетной соплей, так и остался, вот почему. Деревенская потаскушка пустила слезу, и ты пошел горбатиться на ублюдка, которого она прижила неизвестно от кого…

Бруно поднялся с места одним резким движением, и упавший табурет загромыхал по полу сухим старым деревом; Барбара рванулась вперед, но замерла, сделав шаг. Курт продолжал сидеть, где сидел, готовясь, случись что, выдернуть его из-под этой туши и следя за тем, как каменеет теперь уже лицо подопечного.

— Что за взбрыки? — с умилением осведомился Карл, рассматривая его, точно заморскую диковинку. — Кинешься в драку за свою дохлую хрюшку? Хотелось бы на это посмотреть.

— Смотри, — тихо произнес тот.

За тем, что происходило в течение следующих секунд, Курт пронаблюдал с удовольствием; каждый из нанесенных его подопечным ударов был узнаваем, проведен четко, фактически без помарок, и как преподаватель он мог бы собою гордиться. То есть, придраться, само собою, было к чему, однако же, как учили еще в академии, главное — это результат…