Истории будущего - Дэвид Кристиан

тысяч ядерных боеголовок. При одновременном старте они разрушили бы биосферу всего за сутки или двое, причем основной ущерб нанесли бы не сами бомбы, а облака пыли высоко в атмосфере: они не пролились бы дождями, зато заслонили бы поверхность планеты от солнечного света на месяцы и годы. Это привело бы к ядерной зиме, затемнению неба и уничтожению сельского хозяйства по всему миру. Мы подошли очень близко к ядерной катастрофе. Сразу после окончания кубинского ракетного кризиса 1962 г. президент Кеннеди заявил, что шансы тотальной войны были между 1 к 2 и 1 к 3356. Потом возникали другие очаги напряженности, и все вместе научило нас понимать угрозу взаимного ядерного уничтожения (MAD), как стали называть это положение дел с легкой руки ученых Гудзоновского института.

С тех пор нам удавалось избегать ядерного Армагеддона благодаря скорее удаче, а не умению, и в конце 1980-х годов количество ядерных боеголовок начало сокращаться. По данным на 2021 год, девять стран мира располагают приблизительно тринадцатью тысяч единиц ядерного оружия, причем около полутора тысяч единиц находятся в состоянии полной боевой готовности (готовы стартовать в любой миг). Вдобавок количество ядерного оружия опять начало расти. Угроза внезапного краха в результате ядерной войны будет витать над всеми попытками построить лучший мир, пока не найдется способ убедить тех, кто владеет таким оружием, уничтожить его вместе со средствами создания боеголовок.

Еще одной тенденцией, которая может угрожать будущему человечества, является рост социального неравенства. Систематическое неравенство, основанное на различиях между поколениями в богатстве и силе принуждения, возникло в аграрную эпоху, когда сельскохозяйственные общества производили избыточные ресурсы, которые можно было распределять неравномерно. На протяжении большей части последних пяти тысяч лет малочисленная элита контролировала большую часть избыточного богатства, тогда как большинство населения занималось крестьянским трудом ради пропитания. Подобное неравенство создает социальную напряженность и, если довести его до крайности, может привести к социальной деградации. Позволить неравенству возрастать – все равно что растягивать пружину бесконечно в надежде, что она не лопнет.

В современную эпоху рост благосостояния, изменение образа жизни и движение за права человека многое сделали для смягчения расового и гендерного неравенства, но фундаментальное неравенство в богатстве и власти только усугубилось. В конце девятнадцатого и начале двадцатого столетий глобальное неравенство достигло максимума, поскольку те страны, которые первыми осуществили индустриализацию, преимущественно в Европе (или на Западе), использовали свое богатство, свою технологическую и военную мощь для установления господства над большей частью остального мира. Во второй половине двадцатого века деколонизация и освоение современных технологий другими регионами отчасти уменьшили это неравенство. Но оно по-прежнему сохраняется – и продолжает подпитывать массовые миграции и локальные войны. Последствия изменения климата будут ощущаться наиболее остро в странах, которые в наименьшей степени способствовали глобальному потеплению и менее прочих способны на него реагировать. Борьба за власть и влияние между могущественными державами, развязавшая столько войн в двадцатом столетии, тоже будет продолжаться, подпитываясь современным неравенством и памятью о глубоком неравенстве империалистической эпохи, поскольку новые державы, такие как Китай и Индия, бросают вызов бывшим гегемонам в Европе и Соединенным Штатам Америки.

Неравенство внутри государств послужило причиной многих революций и гражданских войн современной эпохи. Социалисты ожидали, что такое неравенство уничтожит богатейшие «капиталистические» общества, но этого, как ни странно, не случилось. Французский экономист Тома Пикетти показал, что на протяжении большей части двадцатого века уровень неравенства внутри государств сокращался, особенно в более богатых капиталистических обществах357. Отчасти это объяснялось тем, что мировые войны первой половины столетия сокрушили традиционное земельное богатство, а рост производства позволил правительствам промышленно развивающихся стран откупиться от народного недовольства через создание системы социального обеспечения для защиты малоимущих. Еще капиталистические предприниматели и правительства обнаружили, что можно увеличить прибыль и снизить социальную напряженность за счет повышения заработной платы и уровня жизни наемных рабочих, ведь более богатые рабочие менее недовольны и могут покупать больше товаров. По этим и иным причинам уровень жизни резко вырос в двадцатом веке – сначала на Западе, а затем во многих других странах, в том числе в Азии, когда происходил поражающий воображение бум китайской, индийской и других «тигриных» [126] экономик (с 1980-х годов).

С 1970-х годов уровень неравенства внутри государств вновь начал расти, и на капиталистическом Западе, и в большей части остального мира. Правительства богатых капиталистических стран под руководством неолиберальных экономистов-рыночников принялись демонтировать перераспределительные механизмы, созданные в начале века, утверждая, что те ограничивают свободное стремление к прибыли, снижают темпы роста, в теории благоприятные для всех. После краха советской командной экономики неравенство резко возросло и в странах бывшего советского блока, а быстрая индустриализация Китая и Индии также способствовала углублению неравенства. Сегодня во многих странах неравенство возвращается к высокому уровню конца девятнадцатого столетия. По оценкам исследователей, в 2018 году чуть более половины мирового частного богатства принадлежало 1 проценту населения мира358.

Растущее неравенство наряду с изменениями климата могут породить непредсказуемые переломные моменты. Кто способен предугадать, когда именно неравенство приведет к революционному краху? Особенно опасными сегодня делает эти переломные моменты наличие ядерного оружия, которое может превратить классовую войну в глобальный Армагеддон. Ограничение неравенства – непростая задача. В своей недавней работе по мировой истории неравенства историк Уолтер Шайдель утверждает, что неравенство никогда существенно не снижалось в результате преднамеренных человеческих усилий. На него воздействуют лишь такие социальные катастрофы, как войны, распад государств, стихийные бедствия или пандемии359. Остается надеяться, что это правило в будущем удастся хотя бы смягчить. Не исключено, что в более стабильном мире будущего, менее приверженном безграничному экономическому росту, задача поддержания политической и социальной стабильности за счет сокращения неравенства будет восприниматься более серьезно, чем сегодня.

Неизвестные: политика будущего

Многие из рассмотренных нами тенденций достаточно регулярны для выведения из них правдоподобных прогнозов. Они лежат в «достоверной» области конуса будущего 2, и мы понимаем многие из них гораздо лучше, чем пятьдесят лет назад. Но наша реакция на эти тенденции во многом зависит от текущей политики. А большинство политических процессов слишком спонтанно для того, чтобы их можно было предсказывать сколько-нибудь уверенно. Преимущественно они относятся к «возможной» области предсказуемости. Смогут ли люди прийти к согласию по поводу последовательных, разумных и решительных действий, необходимых для создания устойчивой утопии? Или прения из-за целей и затрат и конфликты интересов помешают действиям, насущность которых как будто несомненна?

Никаких уверенных прогнозов тут делать нельзя, поскольку в политике мало закономерностей, зато много неизвестности. Надежды на лучший мир могут быть опрокинуты вмешательством малых групп с ядерным оружием на руках, биоинженерными вирусами, дурной наукой, политической медлительностью или национальными лидерами, которые обладают