Токийская головоломка - Содзи Симада

По пути домой Мацумура вышел на пересадочной станции Камакура и пропустил стаканчик в дешевой забегаловке неподалеку. Алкоголь порядком ударил ему в голову. В последнее время в его жизни происходили странности, настроение скакало, поэтому без спиртного он обойтись не мог. Во-первых, Мацумура стал странно ощущать себя внутри собственных сновидений. Именно что не сны были странными. Странными были ощущения от них.

К примеру, однажды на стену в их офисе повесили репродукцию «Воскресного дня на острове Гранд-Жатт» знаменитого пуантилиста Сёра[114]. Эта картина нравилась Мацумуре со студенческих времен, поэтому весь день он разглядывал ее между работой. Во сне той ночью Мацумура очутился внутри этого полотна и нежился на солнышке, растянувшись на зеленых точках лужайки. Рядом с ним в лучах солнца неподвижно купалась знатная барышня в черной юбке в пол. Почему-то персонажи совершенно не двигались – видимо, потому, что это все-таки была картина. Словно манекены, они замерли в одной позе. Однако девушки на картине не были куклами. Время от времени веки на их точечных лицах моргали, а их парасоли[115] едва заметно трепетали. К тому же, в отличие от картины, во сне обзор был трехмерным. Мацумура поднимался на ноги и свободно ходил по лужайке, лавируя между отдыхающими.

Если же он весь день рассматривал «Карикатуры из жизни животных»[116], то в ту же ночь веселился с лягушками и кроликами, а после просмотра понравившегося ему фильма обычно попадал в него и общался с его персонажами. Выходит, Мацумура умел переносить себя в вымышленные миры или на картины – во снах, конечно же.

Если бы только это, то особых причин для беспокойства не было бы. Напротив, это ведь приятная способность. Однако не так давно к ней добавилось и кое-что неприятное: запоминание снов. Мацумура не был уверен, правильный ли это термин, но в последнее время нечто подобное не раз его беспокоило.

В последнее время ему случалось бывать в Гиндзе по рабочим делам. Мацумура родился и вырос в Хамамацу[117], а высшее образование получил в Йокогаме, поэтому по районам Токио никогда особо не гулял. Разве что в студенческие годы пару раз ходил прошвырнуться в Роппонги[118]. Поэтому не только в закоулках Гиндзы, но и практически во всех остальных местах города он раньше не бывал.

Находясь в этом районе, он раз за разом испытывал необъяснимое потрясение, заставлявшее его вскрикнуть и замереть на месте. Такое же чувство внезапно нахлынуло на него вчера, когда часов в восемь вечера он так же шел по переулку Гиндзы.

Мацумура остановился перед старым офисным зданием с почерневшей кладкой, над которым ярко сияла луна. На каменной лестнице из трех истоптанных посередине ступенек сидела пожилая чистильщица обуви и с отрешенным видом ждала клиентов. Перед ней стоял необычный передвижной прилавок с обувью на продажу, который столь редко увидишь в наши дни.

«Да что же это такое?!» – закричал про себя Мацумура. Он был абсолютно уверен, что видел точно такую же картину то ли в детстве, то ли около десяти лет назад. Старое каменное здание. Прилавок с обувью. Лампочка без абажура, свисающая из-под белого навеса из парусины. Белая полная луна посреди ночного неба. Все точно как он помнил. Ни малейших отличий. И лицо слегка неопрятной старушки, что прислонилась спиной к грязным каменным ступенькам, тоже отчетливо отложилось в памяти.

Однако он совершенно не помнил, где и когда видел все это. Да и не могло быть такого. Ходить по Гиндзе и ее окрестностям ему раньше не доводилось. Но образы, сохранившиеся в его голове, были поразительно яркими. Да, ошибки быть не могло, он их помнил. Мацумуре стало страшно, он огляделся вокруг. От ужаса все тело покрылось мурашками.

В его сторону по улице маршировала группа офисных служащих. Всех их Мацумура уже видел. Он ясно помнил черты и выражения лиц каждого из них.

В такие моменты в голове застывшего в трансе Мацумуры всегда начинала играть ритмичная музыка Коула Портера[119]. От страха, дежавю, дурного предчувствия и непонимания, что происходит, его будто сковало параличом. Мимо него прошествовали лица, которые он явственно видел в своей голове, – одно, другое, третье… А затем в глазах у Мацумуры, пытавшегося не заплакать, одиноко повисла проклятая цифра четыре.

Такое с ним приключалось не раз и, конечно же, не только в Гиндзе. Та же напасть приходила, когда днем он стоял в одиночестве на крыше офиса в Йокогаме и глядел на знакомую вереницу вывесок. Однако когда в голове Мацумуры начинал играть Коул Портер, они смотрелись совсем по-иному. «Почему я раньше не замечал? – думал он. – Я ведь столько раз видел эти вывески в детстве. Так почему же я до сих пор об этом не помнил?!» А в следующее мгновение посреди этого моря вывесок всплывала четверка. Пока она не исчезала из поля зрения, Мацумура не мог сдвинуться с места.

Минуту назад, когда он выпивал в забегаловке, на него снова нагрянуло это чувство. Он сидел на скамейке возле прилавка, и вдруг его тело оцепенело.

«Знакомое ощущение, – думал он, изо всех сил пытаясь унять дрожь в руках и не пролить холодное сакэ[120]. – Я-то думал, что и мужчину справа, и мужчину слева встретил впервые. Но нет, все это уже происходило со мной… Я знаю, что будет дальше. Хозяин забеспокоится, резко подастся головой вперед и спросит, в порядке ли я».

Так все и произошло. Хозяин забегаловки прислонился к кастрюле с одэном[121] и, взглянув на Мацумуру, спросил, все ли с ним в порядке. Мацумура испуганно вскрикнул: к бледному лицу хозяина прицепилась красная цифра четыре.

Что было дальше, он почти не запомнил. Раз он спустился с платформы, вышел на дорогу и, едва держась на ногах, пошел в сторону своего дома, то, значит, честно оплатил счет, зашел на станцию Камакура и сел на последний поезд Энодэна. Судя по тому, что он был изрядно пьян, перед уходом залпом осушил целый стакан сакэ. Шатаясь из стороны в сторону, он спускался вниз по безлюдной улице. Впереди простиралось ночное море с едва различимой линией горизонта.

В левой стороне мерцали огни многоэтажных курортных комплексов на побережье поселка Хаяма. По правую руку маячил размытый силуэт Эносимы и венчающей его металлической башни. В конце склона возвышалась черная квадратная ширма. Это и был дом Мацумуры, его скромный замок, на шестом этаже которого, в квартире 602 его все еще должна была ждать жена.

Дом ему нравился. К станции близко, море совсем рядом, с балкона открывается панорама Тихого океана. Летом можно