Токийская головоломка - Содзи Симада

– Ну, он какой-то бедный, по сравнению с камакурским…

– Да, но почему?

– Он грязный и выглядит старым.

– Но это не все.

– Не все? А что еще-то?..

– Взгляни на балконы.

– Балконы?.. А-а! – воскликнул я. – Ты про стираное белье?

– Да, про него. На этих балконах сушится куча белья. Но ведь в «Хайм Инамурагасаки» ничего подобного не было?

– Да, верно. Но почему?..

– Так ведь во всех квартирах есть сушильные машины.

– Точно! Все верно… Но почему их там установили?

– Нам обязательно нужно это выяснить. Если дом расположен у моря, то белье проще сушить на балконе. И платы за электричество не потребуется. Однако, похоже, в «Хайм Инамурагасаки» сделать это невозможно.

– Да. Но в чем причина?..

– Думаю, они выдумали отговорку, что из-за приморского ветра к белью будет приставать соль. Но настоящей причиной это быть не может. Ответ мне приходит на ум лишь один, Исиока-кун, и он весьма нетривиален. Ты удивишься.

– Ну и?..

– А ты как думаешь?

– Не знаю.

– Как насчет пораскинуть мозгами?

Я поразмыслил, но быстро сдался:

– Да не знаю я.

Митараи закатил глаза к небу:

– М-да, давно ты уже потерял волю к саморазвитию. Весь секрет кроется в белье!

– В белье?.. Ну и при чем здесь оно?

– Ну так для того, чтобы не дать им вешать его на балконы, везде и поставили сушильные машины.

– Но почему?.. Зачем мешать людям это делать?

– Смотри-ка, какой молодец! Давай-давай, включай голову понемножку. Нам надо решить эту загадку, Исиока-кун. А заодно понять, кому все это было нужно. Этот вопрос крайне важен.

– Ты тоже пока еще не понял?

– Исиока-кун, ты смотришь на вещи упрощенно. Есть у тебя вредная привычка – клянчить немедленный ответ. Но мир не настолько прост, что на каждый вопрос приходится один ответ. Большинство вещей в нем прилегают друг к другу, как петли или пчелиные соты. Вот ты, например, больше ничего не замечаешь?

– Да нет, в общем-то… Даже не знаю…

– У тебя была возможность взглянуть на оба дома, этот и в Камакуре. А у меня нет. Из сказанного тобой можно сформулировать следующее утверждение: на первый взгляд дом в Камакуре и это общежитие для сотрудников некой компании электроники ничем не отличаются друг от друга. Так?

– Да, но… Выходит, я чего-то не вижу?

А я только что мысленно восхищался точностью описаний у Тоты Мисаки.

– Отнюдь. Но в таком случае возникает следующий вопрос: какие изменения произошли после масштабной реновации, из-за которой в восемьдесят третьем выселили всех жильцов?

– А-а… – Я наконец понял, что имел в виду Митараи.

Тот продолжил:

– По крайней мере, она не затронула внешний вид здания. Значит, изменилось что-то внутри. Вполне логичный вывод. И посмотри на ту стену, Исиока-кун. На ней абсолютно ничего нет. А в «Хайм Инамурагасаки» в этом же месте установлена металлическая лестница длиной в один этаж. Так?

– Точно! А тут лестницы нет.

– А это значит, что ту наружную лестницу тоже, скорее всего, приделали в восемьдесят третьем. Вот таким образом мы и извлекаем кучу фактов из того, что видим перед собой. А наш предыдущий вопрос, почему жильцам не дают сушить белье на балконе, – это лишь малая часть этого клубка. Но в то же время это ценная улика, способная привести нас к правильному ответу, – сказал Митараи и быстро зашагал.

В квартире на четвертом этаже, где предположительно находился Тота Мисаки, проживал японец. Впрочем, поскольку это было общежитие для японцев, то местных здесь представляли лишь консьерж, охранник и уборщик. Жилец любезно пустил нас с Митараи к себе в квартиру. С порога я направился к раковине возле ванной комнаты и, набрав в нее воды, вытащил пробку из слива. Уходящая вода явно закручивалась по часовой стрелке.

Учитывая контингент жильцов, указатели и над эвакуационным выходом, и в лифте были подписаны иероглифами. Удивление Митараи на этот счет было вполне ожидаемым: видеть внутри зданий за границей знаки на японском было непривычно.

Поразительно, но консьерж, уборщик и остальной обслуживающий персонал оказались большими поклонниками сумо и всего японского. Осознав общность своих интересов, они соорудили в вестибюле площадку, собрали компанию любителей этого единоборства и начали каждый день устраивать бои. Оказывается, такой обычай сложился у них, еще когда здание принадлежало Асахия. Новые владельцы хотели запретить это глупое занятие, но к тому времени сумо уже стало местной изюминкой. Решив не портить отношения местных к Японии, они неохотно, но все же дали добро на их развлечение, попросту никак не высказавшись. В Японии такое представить невозможно.

Удивляло и то, что индонезийцам был знаком этот вид спорта. С другой стороны, на Гавайях он пользовался популярностью. Так почему бы ему не найти поклонников и в другой южной стране?

Коридор и все остальное внутри здания были абсолютно такимим же, как в «Хайм Инамурагасаки» – вплоть до рисунков на полу и обоях. Все больше прогнозов Митараи сбывалось, а значит, во время реновации 1983 года интерьер коридора в японском доме также не изменился.

На четвертом этаже, как и в Камакуре, было пять квартир. Мы попытались прикинуть, в какой из них могли держать Тоту Мисаки. Вряд ли она соседствовала с лифтом – больше подходила вторая от него квартира. Табличка на ней была такой же, как в Камакуре, размером с визитку. На ней по-японски было написано «Омура».

Омура оказался холостяком чуть старше тридцати. Переехал он сюда немногим чуть более года назад, а в течение десяти лет со времен учебы в университете приезжал в эту страну несколько раз. Конечно же, он понятия не имел, кому раньше принадлежали квартира и здание, да и вряд ли ему это было интересно.

По нашему прогнозу, здесь Кадзюро Асахия и убил Катори, а вместе с ним и Каори… Правда, последний момент вызывал сомнения – Каори ведь до сих пор жива. Как бы то ни было, место преступления должно быть здесь. Здесь же, в ванной, Тота должен был расчленить два трупа, залив пол кровью. Но сейчас мы стояли в чистой квартире, наполненной запахом ароматизатора. Ничто не напоминало о жутком прошлом этого места. Бо́льшую часть пола покрывал ковер с исламскими мотивами, и никаких кровавых следов на нем не было. Пол на балконе был выложен белой плиткой с рисунком, а за изящной металлической оградой простиралось индонезийское побережье, столь похожее на камакурское. На какое-то время я словно прирос к балкону, восхищенно рассматривая живописный вид.

У меня не было желания говорить с Омурой о случившемся. Разговор вышел бы длинным, странным и пугающим. Вряд ли бы кто-то обрадовался известию, что когда-то в его квартире убили и расчленили людей. Я лишь расспросил его о полном солнечном затмении, некогда произошедшем в этих краях. Омура был более-менее наслышан о нем. Митараи тем временем успел куда-то выйти. Около двадцати минут