Ночи Виллджамура - Марк Ньютон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фулкром вернул Джериду пергамент, тот снова убрал его в тайник.
– Итак, – продолжил Фулкром, – вы полагаете, что за всем стоит Уртика? Смелое заявление.
– Знаю, – отвечал Джерид, – причем прямых улик у меня нет. Помню, давно уже пошли слухи, что он якобы связан с культом. И на мои вопросы он отвечает уклончиво, хотя вряд ли это он организовал те два убийства. Уж очень он был напуган, когда увидел, что творилось в покоях Болла. Если хотите знать мое мнение, то у него духу не хватит убить, по крайней мере своими руками. Он, скорее, манипулятор, тот, кто дергает за веревочки, оставаясь за сценой. Единственное, что приходит мне в голову, – это что он мог затевать какую-то махинацию в компании с Гхудой и Боллом. Ну а теперь, когда их нет, он и сам забеспокоился.
– Так в чем же именно он, по-вашему, замешан?
– Пока не знаю. Убийства советников такие странные, каких мне еще никогда не приходилось видеть. Знаете, что в обоих случаях является единственной уликой, если это вообще можно так назвать?
Фулкром отрицательно покачал головой.
– Краска.
– Краска?
– Да. В покоях Болла, среди кровищи, я нашел мазок краски. И тогда я вспомнил, что видел такой же рядом с телом Гхуды.
Фулкром, похоже, тщательно обдумывал этот факт:
– Значит, в деле замешан художник или ремесленник? А вы уверены, что не культист?
– Сильно сомневаюсь. Эта братия живет по своим законам. Да и потом, зачем культисту так ярко, наглядно убивать? Это не их стиль. У них другие методы, более скрытные.
– Может, убийца хотел написать со своей жертвы портрет? На память, к примеру… Я не знаю, просто размышляю.
– Краска может значить что угодно, – мрачно заметил Джерид. – Все, что я могу сейчас предпринять, – это опросить всех действующих художников Виллджамура.
Внезапно Джерида осенило:
– Проклятие!
– Что? – спросил Фулкром. – Вижу, вы что-то придумали?
– Проклятие! – повторил Джерид, откидываясь на спинку кресла. И засмеялся, лупя хвостом из стороны в сторону. – Как же глупо с моей стороны. А я все время твердил себе, что это не она.
– Кто? – Фулкром выпрямился.
– Та проститутка, с которой провел последнюю ночь Гхуда, у нее же везде картины. Думаю, придется мне еще раз навестить ее. Может быть, даже пошлю Триста проследить за ней. Раньше я думал, что это слишком очевидно и потому не может быть правдой. Одно неясно: если она замешана, то зачем это ей?
– Кто знает, почему одни поступают так, а другие – этак. – Фулкром пожал плечами. – Наши поступки зачастую выглядят куда более странно, чем следовало бы. Особенно это касается людей, ведь они так зависимы от своих эмоций…
Джерид почувствовал себя неловко, вспомнив, как важны оказались эмоции в его собственной жизни.
– Вам сюда, следователь. – Стражник взмахнул рукой.
Джерид шел за ним, погрузившись в свои мысли, но ни на миг не теряя из виду красно-серую униформу. Десять минут спустя он уже шагал по холодному каменному коридору, которому, казалось, не будет конца. Но вот перед ним массивная деревянная дверь. Стражник постучал – и она отворилась.
На пороге стоял даунир, он смотрел на Джерида сверху вниз, а тот, задрав голову, отвечал ему исполненным почтения взглядом.
– К вам следователь, – объявил стражник и удалился.
Джерид, не находя слов, смотрел на стоявшее перед ним создание, дивясь его бивням и самому его росту.
– О румель! – произнес даунир так медленно, словно только что заново открыл для себя искусство речи. – Как давно я никого из вас не видел! Прошу, прошу сюда. – Голос у него оказался неожиданно громоподобным.
– Благодарю. – Джерид сверкнул своим медальоном с древним символом перегонного куба, подтверждающим, что он на службе. – Следователь Румекс Джерид, а вы, как я понимаю, Джарро?
– Верно, насколько вообще верны какие-либо имена, – отвечал даунир.
Джерид не мог оторвать от него глаз. Вдвое выше человека, весь покрытый шерстью, он производил внушительное впечатление.
– Простите, но я как-то не думал, что вы и в самом деле существуете, – так власти старались спрятать вас ото всех.
– Вот как? Любопытно. Знаете, я уже и сам начал думать, что я не существую. Меня держат здесь взаперти… ну не то чтобы взаперти, но куда я пойду отсюда? Говорят, что мне опасно выходить в город. Судя по всему, жрецы особенно не хотят меня видеть. Вот почему мало кто знает, что я вообще существую. Боятся, как бы мое присутствие не оскорбило их маленькую религию. А люди иногда оставляют небольшие подношения под моей дверью, и я поскальзываюсь на них, когда иду облегчиться. Но у меня по-явилась надежда: солдаты берут меня с собой в экспедицию на север. Думаю, мне там понравится, здесь-то у меня что за жизнь? – И он обвел своей массивной ручищей ряды книг вокруг. – С другой стороны, я сомневаюсь. Кто знает, может быть, сидеть здесь и читать днями напролет лучше, чем пытаться выяснить, что еще я умею.
Джерид решил немного поболтать с дауниром. Тот показался ему симпатичным, хотя и чересчур разговорчивым.
– В них, наверное, тьма всяких знаний, в этих книгах?
– Да, но в них нет ответов на вопросы глобального характера. Наш мир так стар, наше солнце такое красное… Философы полагают, что все должно рано или поздно закончиться, и я с ними согласен, хотя бы потому, что такое уныние владеет всеми вокруг. А ты, румель, чего ты ищешь?
– Твоей мудрости, Джарро. – Пошарив под мантией, Джерид извлек пергаментный свиток и подал его дауниру, который, встав и возвышаясь над румелем, словно башня, зажал документ большим и указательным пальцем и стал читать.
Джерид добавил:
– Информация строго конфиденциальная, сам понимаешь.
– Конфиденциальная, как же, просто ты, судя по всему, не можешь ее прочесть.
– Да, это верно. – Джерид хохотнул. – В общем, если ты сможешь мне ее перевести, то пусть это останется между нами. Ты ведь, говорят, из древних.
– Боюсь, что только телом. Я не помню ничего, что было со мной до моего появления в этом городе.
– Значит, ты тоже не можешь это прочесть? – спросил Джерид, несколько разочарованный.
– Я так не говорил, – прогремел великан и, кажется, нахмурил кустистые брови. – Нет, у меня есть книги, по ним я изучил множество древних языков в надежде разыскать следы своего прошлого. Я все время учу новые слова. Только вчера я обнаружил, что слово «джорсалир» имеет глубокие корни.
Джарро недолго глядел на пергамент, потом поднес к нему свечу. Джерид моргнул, опасаясь, как бы его единственная улика не превратилась на его глазах в кучку пепла.
– Да, думаю, что я сумею это истолковать, – сказал наконец даунир. – Может, возьмешь чернила и бумагу, чтобы записать перевод?
– С удовольствием.
Порывшись с минуту между стопками книг, великан извлек откуда-то из-под них перо и лист чистого пергамента:
– На, держи.
Джерид сел за стол и приготовился писать.
– Здесь сказано: «У нас есть возможности и средства. В несколько дней мы могли бы избавиться от пяти тысяч, а затем похоронить их в море. Это можно сделать с легкостью и тайно. Подтверждаю, что в городе достаточно подземных ходов, чтобы осуществить ваш план. Я имею в виду старые спасательные туннели, которыми наш возлюбленный древний город сам предлагает нам воспользоваться для удаления ужасной бородавки с его сияющего лика». Остальное неразборчиво, возможно попорчено сыростью.
Закончив читать, Джарро поглядел на Джерида:
– Кажется, я сообщил тебе неприятную весть, румель?
Джерид глубоко вздохнул, обдумывая услышанное. Скатал пергамент, на котором только что писал, и сунул его во внутренний карман мантии.
– Джарро, ты прекрасно справился. Огромное спасибо за твои труды.
«Пять тысяч мертвецов? – металось между тем у него в мозгу. – Что это за чертовщина такая? Неужели кто-то на самом деле планирует устроить такое в городе? И если да, то зачем Совету убивать пять тысяч?»
– Где ты взял этот документ? – Великан протянул Джериду его пергамент.
– На самом верху, что мне и не нравится, – отвечал тот.
– Ты, румель, скажи мне, вы живете дольше людей, ведь так?
– В три или в четыре раза. А что?
– И поэтому в инквизицию почти не берут людей? – Даунир лениво тронул себя за клык.
– Чем следователь старше, тем лучше, ведь мы помним давние преступления. Нам лучше известны городские нравы. Так мы сами объясняем себе причину, однако существует легенда, что такой обычай был введен людьми и румелями с самого начала, чтобы предотвратить соперничество между двумя видами, основавшими город. Нас, румелей, мало в Совете, и тем более лестна уступка, по которой нам отдано право блюсти закон.
– Я и сам так думал, но услышать от тебя подтверждение было приятно. Я накапливаю факты, как губка – воду.
– Может, тебе не повредило бы слегка размяться.