Ночи Виллджамура - Марк Ньютон

–  Я и собираюсь.

– Трист… – Следователь Джерид заглянул в кабинет помощника – крошечную комнату с каменными стенами, без окон. Только на столе, за которым сидел молодой человек, горела лампа.

Трист оторвался от документа, над которым работал:

–  Джерид, пожалуйста, входите. – Трист встал и сделал приглашающий жест рукой.

Румель вошел, заглянул за дверь и плотно закрыл ее. Сел, оказавшись рядом с блюдом жареной саранчи. «И вечно он жует, а сам строен как ива, пропади он пропадом».

–  Что пишешь, что-то важное?

–  Да нет, проверяю финансовые отчеты одного из малых казначейств Совета. Ищу следы передвижения крупных сумм, которые могли бы нас заинтересовать. – Заметив выражение лица Джерида, он добавил: – Судя по вашему виду, вы что-то задумали.

Джериду очень хотелось обсудить то, о чем ему только что поведал даунир, но не сейчас. Помощник Трист не та фигура, кому можно доверить нечто столь… значительное. Кроме того, у Джерида были опасения на его счет.

–  Возможно, ты сумеешь мне помочь. У меня есть новые идеи касательно убийства советников. Похоже, мы были на верном пути с самого начала, когда подозревали ту проститутку, хотя ничего серьезного против нее у меня нет. – И Джерид изложил ему свои последние соображения.

Трист откинулся на спинку стула, резкая тень от лампы легла ему на лицо.

–  Похоже, тут стоит покопаться, но что именно вы имеете в виду?

–  Я хочу, чтобы ты походил за ней какое-то время, – объяснил Джерид. – Понаблюдай за ней пару дней.

–  А вы сами что, заняты?

«А с ним держи ухо востро, хитрец какой», – подумал Джерид и раздраженно дернул хвостом:

–  Да, занят. Мне нужно найти мотив, так что ближайшие дни я проведу в Совете, изучая их деятельность.

–  Ладно, – сказал Трист. – Начну сегодня, попозже.

Весь остаток дня Джерид просматривал свои записи, пытаясь понять, во что все это выливается. Решив побаловать себя, он уселся в любимом бистро за угловой столик, заказал сладкую выпечку и чайник горячего можжевелового чая. В конце концов, его нынешнее занятие требовало раскрепощенной гибкости ума, чему совершенно не способствовали стены инквизиторского кабинета.

На него вдруг накатил приступ безумного страха.

Что все это значит? Зачем почтенному члену Совета замышлять гибель такого количества людей? По этой ли причине убили Болла и Гхуду? Неужели кто-то узнал, что они задумали? И самое главное, кто автор зашифрованного письма? Хорошо хоть он послал Триста следить за проституткой. Глядишь, этот молодой человек что-нибудь да выяснит.

В бистро было совсем спокойно. В другом конце выложенного каменными плитками зала сидела пожилая чета, оба в нарядных коричневых туниках из тех, что шили на Гата-Фолта, когда все сходили с ума по натуральному хлопку: вон, и стежок классический, виллджамурский. Старички пили чай, каждый читал свою книгу, обоим было комфортно в молчаливой компании другого, и, прежде чем перевернуть страницу, мужчина неизменно бросал на свою партнершу взгляд и улыбался. Недели две-три назад их вид подействовал бы на Джерида угнетающе, но сегодня он почувствовал, как внутренне смягчается, наблюдая такое открытое проявление нежности.

Было то время суток, когда пульс городской жизни ненадолго замедлялся. Утренние толпы уже успевали схлынуть, суета улечься, и в бистро приходили лишь те, кому хотелось выпить и поразмышлять в одиночестве. Даже официантки казались немного отстраненными, точно мыслями они уже были дома или, напротив, пользовались моментом относительного затишья и расслаблялись перед новым наплывом посетителей.

Джерид планировал следующий набег на Совет, разрабатывал тактику наблюдения за советниками и выяснения, кто чем занят. Он пошлет им по письму, каждому в отдельности, в котором напишет, что их жизнь подвергнется угрозе, если они продолжат отказываться от сотрудничества со следствием. Собрав свои бумаги, он положил на стол несколько монет и встал, чтобы выйти, но в последний момент бросил еще один взгляд на пожилую чету и увидел, как старик подносит к губам руку своей любимой.

«Что за город, – подумал Джерид. – Как прекрасно жить в нем, несмотря на все его крайности. Эпическое и повседневное составляют две стороны городской повседневности.

В Виллджамуре есть все».

Глава двадцать восьмая

Ночь, и все мосты города тонут в тумане, не говоря уже о шпилях между ними. Густая тяжелая завеса надвинулась с побережья, и помощник Трист пробирается под ней заснеженными мостовыми, спрятав одну руку в карман мантии, в другой зажав половину самокрутки из арумового корня, чувствуя, как ноги покалывает от холода. В последние вечера снег валил не переставая. Там, где соленые волны облизали свежую белизну, следовало ступать особенно осторожно. Каждый день приносил новые истории о людях, сломавших себе руки и ноги. Несмотря на опасность свернуть шею, ребятишки носились по улицам как ни в чем не бывало, со снежками в руках подкарауливая своих жертв.

Через регулярные промежутки из тумана ему навстречу выплывали расплывчатые светящиеся шары – уличные фонари, благодаря которым он еще не сбился с пути.

«Попробуй-ка последи за кем-нибудь в такую погодку», – сокрушенно подумал он.

Людей на улицах почти не было, только откуда-то издали доносилось завывание банши. Похоже, из нижних районов города, может, даже из перехода или заброшенного дома под землей, – по крайней мере, ему хотелось надеяться, что не ближе. Вдруг рядом кто-то потянул из ножен меч – он мог поклясться, что слышал шелест стального лезвия, – и Трист ругнулся, что пришлось выйти так поздно. Затянувшись напоследок арумом, он бросил окурок в снежную кашу под ногами.

«Значит, Джериду мало того, что он держит меня на вторых ролях в инквизиции, нет, я должен еще шляться по улицам в такой мороз и выслеживать шлюху».

Хорошо хоть он теперь лучше знает уязвимые места своего начальника.

Триста заинтриговали слова канцлера Уртики, сказанные им во время одной из тайных встреч овинистов: каким бы могучим ни казался человек, сердце – вот его слабое место; целься в сердце, и ты повергнешь любого противника. Много могущественных людей потерпели крах из-за сердечных привязанностей. Тогда Трист решил, что Уртика – мудрейший из живущих.

Чтобы сокрушить босса, Тристу достаточно было убить Марису. Но это казалось ему слишком жестоким, к тому же он не хотел, чтобы с румелем случилось что-то столь бесповоротное. Они всегда испытывали друг к другу известную долю уважения: их отношения были сложны и противоречивы, но разорвать их совсем было невозможно. Там, где линии их жизней пересекались, не было места резким контрастам, слишком много хорошего связывало их, когда они вместе шутили и смеялись или обсуждали случай, над которым работали, так что целью Триста было не причинить начальнику боль, а скорее преподать небольшой урок, дать моральную пощечину. Не уничтожить Джерида, но потревожить его, а потом пусть продолжает разгадывать дело советников. Так хочет Уртика, а значит, так хочет и он.

Трист вышел на просторную площадь недалеко от перекрестка Гата-Картану и Гата-Сентиментал, где жила проститутка. Из открытой двери донесся чей-то смех, звон бокалов, кто-то поскользнулся на мокром камне. С места, где он стоял, была хорошо слышна симфония ночных звуков, раздававшаяся вроде бы ниоткуда и в то же время отовсюду. Кто-то кашлянул у него за спиной, но, обернувшись, он никого не увидел, только длинная тень метнулась по каменной кладке. Высокие, близко поставленные дома загораживали его от ветра, и уютные запахи ароматических свечей и жаркóго обволакивали его, не потревоженные движением воздуха. Впереди в тумане ярко светились окна бистро. Он вспомнил, как проститутка говорила, что часто заходит туда. Может быть, она и сейчас там. Почему бы не начать ее поиски отсюда, место не хуже всякого другого. Трист пошел на свет и услышал тихое бормотание лютни и барабана.

В бистро оказалось полно народу, посетители в основном скрывали свои лица под капюшонами и, видимо, не жаждали чужой компании, и Трист решил, что он отлично сюда впишется. Он сел за столик с края, подальше от сцены в конце длинного каменного зала. В дымном свете факелов над сценой и свечей на столах сновали, шурша накрахмаленными передниками, официантки.

Вдалеке, на сцене, развлекал публику культист, заставляя големов плясать под аккомпанемент лютни и барабана. Сжимая в руках реликвию, он одну за другой выгонял статуи на середину сцены, где те начинали быстро вертеться, а зрители ахали и аплодировали под вспышки фиолетового света. В завершение номера он сделал так, что одна крылатая статуя раскинула свои крылья, взлетела и описала круг над головами восхищенной публики, а потом опустилась на место и снова окаменела.

К столу Триста подошла девушка, и он заказал ром «Черное сердце» и паштет из акульей печени на черном хлебе. Когда она принесла заказ, он велел ей оставить ему всю бутылку. Раз уж пришлось шпионить в мороз за шлюхой, не грех и погреться.