Восьмая поправка - Сергей Качуренко

– Выстрелов могли и не слышать, – объяснил Слепчук. – У них стволы с глушителями. А я потом рубашкой рану пережал и тихо на цыпочках пробрался в свою гостинку. Оттуда уже позвонил тебе, Сашко. Спасибо, что быстро примчался.

– На здоровье, – откликнулся Волощук и, повернувшись ко мне объяснил. – Я же не сам туда примчался. Еще три группы направил, чтобы перекрыли район и все там прочесали. Только бес толку. Местным ментам пока ничего не сообщал – сами разберемся. С утра возле Юркиного дома две моих бригады работают. Может чего найдут или отыщут свидетелей.

– А теперь самое главное, – продолжил рассказ Георгий. – Ни один человек из нашей группы не отвечает на телефонные звонки и не выходит на связь. Генерал разработал четкую схему связи и оповещения внутри подразделения. Предусмотрены основные и запасные каналы связи. Есть даже система кодовых сигналов по СМС. И теперь все это не работает. Мобильники или отключены или никто не отвечает. Телефоны офиса тоже молчат. Ничего не понимаю.

Слепчук замолчал, а Саша в очередной раз помог ему напиться.

– Я могу тебя Юрой называть? – спросил я, нарушив молчание. – А то Георгий – как-то официально, а Жора – фамильярно звучит.

– А меня все Юрой или Юрком называют, – улыбнулся Слепчук. – Только мама Герой кличет, а когда злится, – то Герасимом.

– Так вот, Юра, что бы мне хотелось знать. Если, конечно, это не государственная тайна. Просто у меня нет отправной точки. Никифорыч немного рассказывал о вашем подразделении, но кое-чего я не понимаю. Ведь ваша служба выведена за штат МВД. Так? Но все вы – офицеры. Значит, приписаны к какому-нибудь ведомству.

– Ну, да. Мое личное дело в МВД. Но в учетной карточке стоит отметка об откомандировании в распоряжение штаба внутренних войск. А в группе есть офицеры из внутренних войск. Так у них стоит отметка об откомандировании в МВД. А еще у нас есть погранцы, налоговики и даже военные разведчики.

– Винегрет, – сделал вывод Волощук. – Но кому-то же вы подчиняетесь?

– Я подчиняюсь Бруту, – поморщившись от боли, ответил Юра. – А кому подчинен генерал, мне не интересно. Никифорыч всегда говорит: «Мы работаем в интересах государства и представляем его верховную власть. Но вы подчиняетесь только мне».

– А кем вы представляетесь? – не унимался Волощук. – Вам же с людьми приходится общаться. «Корочки» какие-то у вас же есть?

– Ну а как же. У нас удостоверения МВД, а если надо, то Брут доставал любые документы.

– Короче, «спецура», – заключил Саша. – А я-то думал, что шпионы только в СБУ.

– Мне кажется, что ваша служба стала кому-то мешать, – воспользовавшись паузой, предположил я. – Поэтому и спросил о соподчиненности. Кто-то же дал команду вывести вас из игры? Кто и кому? И почему такие срочные и жесткие меры?

– Ты, Серега, краски-то не сгущай! – прикрикнул на меня Волощук. – Еще ничего не понятно. Конечно, нападение на Юрка не тянет на обычный уличный разбой. Гопники хоть и могут напялить ментовскую форму, но они не пользуются пистолетами с глушителями. В общем, сплошные непонятки. Только Никифорыч мог бы нам все разъяснить.

– А как с ним связаться? – спросил я. – Ты же, поди, знаешь, где его держат?

– Знаю, да что толку. Как незаметно пробраться в больничку следственного изолятора СБУ? Дело-то ведет генпрокуратура. Но у меня там есть один человечек, который попытается что-то разузнать, но к Бруту нас все равно не допустят.

– Это точно дело рук того «важняка», – тихо сказал Слепчук. – Я же тебе, Саша, рассказывал про него.

– Мне тоже так кажется, – подтвердил я, поглядывая на Волощука. – Кстати, ты тоже его знаешь. Жаль, что он из нашего следственного отдела ушел до прихода Брута. Никифорыч еще тогда бы его на гражданку спровадил. А теперь Шурик Штейн – большая шишка в генпрокуратуре.

– Я с ним даже пытался дружить, – задумчиво произнес Саша. – Может сходить к нему, так сказать, по старой дружбе?

– Опасно и бессмысленно, – отрезал я и объяснил. – Если Брута арестовали по его наводке, то это только подтверждает гнилую сущность Штейна. Тогда и ты подставишься под удар. А если идет зачистка, то будут «плющить» всех свидетелей.

– Видите ли, бамбино, – Волощук подошел вплотную ко мне. – Я ведь какая-никакая фигура в МВД. И вообще, где логика? Штейн решил отомстить Никифорычу, а заодно и нанести удар по всему его подразделению. Откуда у него столько возможностей? А чтобы такими методами упразднять целую структуру, нужна команда с самого верха.

– Вот это меня и настораживает, – согласился я. – У Брута должен быть стойкий иммунитет и статус неприкосновенности. Плюс – покровительство довольно высокого уровня. А если все это сейчас потеряно? В общем, моя версия такая: если это дело рук Штейна, то он залучился поддержкой очень влиятельного человека. А тот, в свою очередь, решил воспользоваться случаем и переформатировать службу Брута под себя. Или наоборот – кто-то на самом верху решил поквитаться с Брутом и начал это делать с помощью Штейна еще в Николаеве.

Слепчук, слушал наш разговор с закрытыми глазами. Отвернувшись к окну, он тяжело дышал и морщился от боли. Потом резко повернул голову и с укором произнес:

– Вас послушать, так меня по любому уже нужно хоронить. Такого тут нагородили! Может, мое ранение и не связано с арестом Брута. Может так совпало? Ну, не за что меня «мочить».

– А ты, Юрко, не кипишуй, – постарался его успокоить Волощук. – Тебе вообще нельзя волноваться. Мы же не в третьем рейхе живем? Это там высшее руководство чуть ли не раз в квартал обновляло штаты адъютантов путем «зачистки». А мы – граждане свободной и нормально развивающейся демократической страны.

– Тогда я спокоен, – саркастически заметил подполковник. – В таком случае вези меня прямиком в госпиталь МВД.

– Кончай истеричить! – прикрикнул на него Саша, а потом, посмотрев на меня добавил. – Мы тоже хороши. На фига было тут версиями разбрасываться?

– Ну, лопухнулись полковники, – примирительно сказал я и спросил Слепчука. – А что могло вызвать удар по вашей группе? Кроме событий в Николаеве. Вы же чем-то еще занимались?

– Само собой. Я уже думал об этом. Конечно же, были другие дела, но ничего такого. Правда, перед поездкой в Николаев Брут проводил совещание и обронил такую фразу: «Эх, если бы не это похищение, мы бы сейчас такое «замутили»! Руки чешутся». Ну, и все вроде бы…

Но возникло ощущение, что Георгий Юрьевич нам всего не сказал.

– Что-то ты темнишь, подполковник, – подтвердил мою догадку Волощук. – Забыл, наверное, какую я занимаю должность?

– Я тоже не в участковых хожу, – вспылил в ответ Слепчук.

– Ладно, проехали, – улыбнулся Александр Вадимович. – Нервы надо беречь. Всем. Ты лучше скажи, Юрко: трехчасовой перелет в заморскую больницу осилишь?

– А куда я денусь? Лишь бы подальше от столицы.

– Ну, куда уж дальше? – Волощук посмотрел на свои часы. – Скоро опять приедет врач и подготовит тебя к перелету. А как стемнеет – поедем на аэродром. Куда, не скажу.

– Спасибо, Саша, – отозвался Слепчук и снова отвернулся к окну.

Конечно же, сказывалось его ранение. Но больше всего – изматывало непонимание. Человек попал «под раздачу» и не мог понять, в чем же его вина. Может, он чего-то и не договаривает, но лишь потому, что связан понятием «служебная тайна». И, похоже, что эту скрытую от нас информацию подполковник не связывал со своим ранением и арестом Брута. Иначе он бы нам сказал.

Тишину в комнате нарушило звонкое «щебетание» мобильного телефона Волощука. Он ответил, и какое-то время внимательно слушал. Потом коротко бросил: «Я перезвоню» и спрятал телефон в карман. С полминуты сидел молча и по примеру Слепчука отрешенно смотрел в окно. Потом тяжело вздохнул и, не поворачивая головы тихо сказал:

– Брут умер. Два часа назад в медсанчасти следственного изолятора. Обширный инфаркт.

– Вот суки! – сквозь зубы процедил Слепчук.

Меня же охватило смешанное чувство необъяснимой тревоги и тоски. В такие минуты просто опускаются руки. Я бездумно осматривался по сторонам, как будто искал опору, которую только что выбили из-под ног. Гнетущая тишина вдавила меня вместе со стулом в дощатый пол. Сквозь закрытую дверь из кухни пробивался запах куриного бульона и жар от раскаленной плиты. Было душно, и хотелось засунуть голову в холодную воду со льдом.

– А ведь ты, Саша, прав, – с трудом выдавил из себя Слепчук. – Не рассказал я вам всего. Но теперь, наверное, можно. Тем более что еще не ясна моя дальнейшая судьба. Не хочу унести с собой…

– Ты опять начинаешь? – Волощук поднялся со стула и заходил по комнате. – И так на душе тошно…

– Всё, всё, не буду. Сядь, пожалуйста. Я расскажу, но только не знаю, что оно вам даст. Да и не хочу, чтобы вы ввязывались в эту историю.

– Вот в этом я с тобой согласен, – возвратившись на место, подхватил Волощук и перевел на меня «стрелки». – Уж тебе-то, Серега, это точно ни к чему. Не подумай только, что я тебе не доверяю. Я ведь тебя «выдернул» потому, что ты был в Николаеве вместе с Брутом и думал, что все это как-то связано. А теперь видишь, как оно обернулось? В общем, извини. Сейчас дам команду, чтобы тебя отвезли домой.