Хвост судьбы (сборник) - Лана Мациевская

Именно сегодня Ингур собирался рассказать любимой о своей самой заветной мечте. Далекие предки его носили гордое звание собак-спасателей – отыскивали в горах потерявшихся людей, откапывали в глубоких сугробах жертв лавин. Люди жизнью своей были обязаны собакам! А что за судьба досталась потомку столь славного рода? Бегать по двору и пугать деревенских хулиганов? Вот если бы удалось хоть раз в жизни кого-нибудь спасти! А то откапывать ему доводилось лишь лазы под забором.

С такими мыслями Ингур выбрался на свободу, отряхнулся, громогласно и призывно гавкнул, чтобы дворняжечка, издали услышав этот боевой клич, ожидала прибытия своего рыцаря, и бодрой рысью стал огибать родной участок. Вдруг какой-то еле уловимый звук, идущий из недр высокого сугроба (зима в этом году выдалась снежной, Владимир Ильич регулярно расчищал дорогу перед воротами, сугроб вырос чуть ли не вровень с забором), заставил пса остановиться и прислушаться. Звук повторился, только ещё тише: лишь чуткое ухо собаки и могло воспринять этот даже не стон, а вздох – вздох, просящий о помощи. Не раздумывая ни минуты, Ингур стал сильными лапами быстро-быстро разгребать снег.

…Впоследствии Людмила Васильевна Сёмина не уставала вновь и вновь рассказывать всем желающим, что она пережила в самый канун Нового года. Когда спустились густые зимние сумерки и продавщица уже собиралась закрывать магазин, ей было видение. «Гигантская бело-рыжая собака возникла будто ниоткуда, а в страшной пасти она, как пушинку, несла Петюню, деверя моего непутёвого, алкоголика проклятого, который как раз Коляна-то моего и спаивал вечно. Вот теперь и сам допился до чёртиков, то есть до гигантских собак с другой планеты!» Сёмина, видимо от пережитого стресса, забыла, что «гигантских собак» видел вовсе не Петюня, а как раз она сама. «Что же было дальше?» – затаив дыхание, спрашивали благодарные слушатели продавщицы, ожидая развязки кровавой драмы. «А ничего не было! Собака положила Петюню на порог и исчезла во мраке. Петюня был весь в снегу, холодный. Пришлось его, алкаша, самогоном отпаивать.

Так этот гад и не простудился даже! И как оказался у меня в магазине, и про собаку эту вообще ничего не помнит. А знаете, пёс-то был очень похож на собаку нашего Барина, только во много раз больше и страшнее!»

…Ингур, сидя на вершине холма, смотрел на далёкие звезды и рассказывал небольшой серенькой дворняжечке, доверчиво прижавшейся к его тёплому мохнатому боку, о том, как сегодня сбылась его самая заветная мечта. Он, как заправская собака-спасатель, нашёл в глубоком сугробе замерзающего человека, откопал его и потащил к людям. Вокруг возвышались одни безликие заборы, не было ни души, и лишь вдалеке призывно светились окна магазина, куда хозяин ходил исключительно за хлебом, что, по его словам, «очень вкусный, не крошится и вообще не чета московскому». Тащить в гору бесчувственного человека собаке, даже такой сильной, как Ингур, было очень тяжело. К тому же от этого человека невыносимо пахло чем-то мерзким, отвратительным! Но долг спасателя не позволил бросить неприятную ношу, а велел довести дело до конца. С трудом дотащив спасённого до магазина и сдав его с лап на руки продавщице, Ингур почувствовал, что может наконец бежать на свидание (тут он наклонил свою лобастую голову и нежно коснулся носом уха серенькой дворняжечки, которая отныне должна гордиться своим возлюбленным и щенков воспитать благородными и бесстрашными, как папа.

…Вернувшись поздним вечером из Москвы, Владимир Ильич загнал машину в гараж и позвал Ингура в дом разбирать сумки – в этом деле пёс всегда принимал живейшее участие. Хозяин радовался наступающим праздникам и предстоящему приезду родных. Он даже сообщил Ингуру по секрету, что, дожив до седин, до сих пор верит в чудо. «И очень мудро, нашёл чего стесняться!» – подумал Ингур. С ним-то настоящее чудо уже произошло. Даже два чуда! Во-первых, неожиданно сбылась его самая заветная мечта – он спас жизнь человеку! Во-вторых, благодаря тому, что Ингур успел вовремя вернуться домой со свидания, хозяин в очередной раз не заметил лаза под кустами бузины. А значит, есть шанс не только снова увидеться со своей возлюбленной, но и, кто знает, спасти кого-нибудь ещё. Ведь год-то только начинается!

Мопс Баскервилей

(Быль)

«…Над телом Хьюго стояло мерзкое чудовище – огромный чёрной масти зверь, сходный видом с собакой, но выше и крупнее всех собак… И остерегайтесь выходить на болота ночью, когда силы зла властвуют безраздельно…». Я отложил любимый зачитанный томик Конан Дойла, который повсюду таскал с собой, и блаженно потянулся. Жизнь прекрасна! Я нахожусь в люксе подмосковного санатория «Архангельское», принадлежащего Министерству обороны. В этом эталоне элитного отдыха советских времён кое-что ещё сохранилось от былой роскоши, но ныне сюда может попасть и простой смертный (правда, за довольно приличные деньги).

…Вечеринка в банкетном зале санатория перевалила далеко за полночь. Весь праздник (знать бы ещё, что праздновали!) я был на высоте, развлекал местных дам, рассказывал анекдоты, лихо опрокидывал стопку за стопкой, благо угощение входило в стоимость путёвки. Наконец я почувствовал, что пора остановиться (как там сказал Владимир Высоцкий – «А потом кончил пить, потому что устал»): меня пошатывало, пропали чёткие контуры окружающих предметов. «Надо бы пройтись перед сном, проветриться», – подумал я.

Уйдя по-английски, я стал спускаться к выходу и у самых дверей повстречал дежурную привратницу тётю Стешу, с которой почти сдружился с первого же дня пребывания в «Архангельском». Тётя Стеша была колоритным персонажем «из местных», то есть жительницей соседней деревни Воронки. Несмотря на весьма солидный возраст, она подрабатывала в санатории: «Мне ведь не трудно, а до дому близко, и к пенсии добавка, опять же с людьми хорошими поговорить». Узнав, что моя фамилия Воронков (кстати, я забыл представиться – редактор журнала «Вопросы науки и религии» Евгений Николаевич Воронков), она прониклась ко мне какой-то материнской нежностью и не пропускала случая пообщаться.

– Куда это ты, батюшка, на ночь глядя собрался? Что за надобность такая? – обеспокоенно поинтересовалась старушка.

– Да вот пройтись по берегу, подышать свежим воздухом, – стараясь казаться бодрым (мне почему-то стыдно стало за то, что явно перебрал с горячительным), ответил я.

– Ты что, не знаешь ничего? – понизив голос до еле слышного шёпота, спросила тётя Стеша и уверенно преградила мне дорогу.

– Да что я должен знать-то?

– А то, что нечего тут без всякой надобности ходить по ночам! – безапелляционно заявила привратница.

Мне было до крайности любопытно узнать, что за зловещие тайны ей известны, и я стал упрашивать старушку посвятить в них и меня. Странно, но, всегда словоохотливая, она вдруг заупрямилась и наотрез отказалась продолжать разговор, твердя лишь, что ночью из санатория выходить крайне нежелательно, «мало ли чего». Меня такое объяснение, ясное дело, не удовлетворило. После настойчивых уговоров и посулов вполне материального характера, тётя Стеша наконец сдалась. И рассказала вот что…

Имение «Архангельское», как я уже говорил, принадлежало князьям Юсуповым. Последними его владельцами были родители того самого знаменитого Феликса Феликсовича Юсупова, вошедшего в историю как убийца Григория Ефимовича Распутина. Юсупов сначала пытался Распутина отравить, но яд старца не взял, и Феликсу пришлось стрелять в него несколько раз. Существует легенда, согласно которой Распутин перед смертью проклял душегубца. А проклятие такого человека, как старец Григорий, знаете ли…

– Сразу после свершенного злодеяния, – продолжала вещать тётя Стеша, – молодой князь вышел во двор своего дворца на Мойке и застрелил одну из своих собак, чтобы затем объяснить в полиции звуки выстрелов, которые наверняка слышала вся округа: мол, собака взбесилась, пришлось её того… Так вот, поговаривают, что проклятие Гришки Распутина в эту собаку и вселилось.

Почему-то я некстати вспомнил о Конан Дойле и невольно улыбнулся.

– И нечего так улыбаться, сам просил рассказать! – заметив моё, мягко говоря, недоверие, тётя Стеша явно обиделась, но продолжила свой рассказ: – Уж я и не знаю почему, но зловещее привидение стало с тех пор являться не в Петербурге, а здесь, под Москвой, в любимом имении убийцы: ищет его по ночам, чтобы забрать с собой в ад.

– Ага, – не удержался я, – в Москве климат более здоровый, чем в Питере. К тому же привидение к природе потянуло, ведь собака всё-таки.

– Да ну тебя! – окончательно надулась тётя Стеша. – Не хочешь, не верь. Только я и сама эту нежить видала, аккурат перед началом войны. Ступай, ступай на берег, коли жизнью и душой не дорожишь! А мне пора, внучка ко мне из города приехала, ждёт, а я тут с тобой…