Хвост судьбы (сборник) - Лана Мациевская

Когда разгрузили вещи и с помощью Сергея занесли в дом распаковывать (кстати, вопрос со старым матрасом был решён по совету Сергея не в пользу матраса), Друня отправился в сад – проверить, всё ли там в порядке со времени его отъезда. А главное, он смутно припоминал, что ещё осенью зарыл за сараем замечательную сахарную косточку, да так и не откопал. Значит, кость должна быть где-нибудь здесь. Кроме того, физические нагрузки хорошо отвлекали от грустных мыслей: приближалось время отъезда Сергея. Кость упорно не желала находиться. Да ещё какая-то наглая садовая лягушка прискакала к сараю, уселась неподалеку и уставилась на Друню, чуть прищурив свои огромные и немного грустные глаза. «Ну, с лягушками я разберусь после, – решил Друня, – сейчас нет настроения. Пойду провожу Сергея. Наверняка он уже собирается уезжать». Оставив свои археологические изыскания, чтобы не открыть ненароком местонахождения клада всяким лягушкам, Друня поспешил к дому и обнаружил, что Сергей направился к машине, а Ольга пошла его проводить. Друня вновь опрометью побежал в сад.

…Они молча стояли у калитки и разговаривали о каких-то пустяках. Сергей даже не решался взять Ольгу за руку. Вот сейчас он уедет, вот сейчас… Решение созрело мгновенно и было необыкновенно просто в своей гениальности. Ольга стояла спиной к Друне и не могла его видеть. Друня взял разбег прямо от крыльца и, разогнавшись, со всей силой врезался в свою хозяйку. От неожиданности и мощного удара Ольга не устояла на ногах и оказалась прямо в объятиях Сергея, который, стараясь удержать девушку, поскользнулся на узкой дорожке и, увлекая Ольгу за собой, упал в заросли сирени и жасмина, росшие вдоль забора. Друня сам не ожидал такого эффекта. Он хотел просто подтолкнуть молодых людей друг к другу, ведь он чувствовал, что именно этого в глубине души им обоим и хочется. «Всё, теперь меня точно выгонят из дома», – подумал Друня. Однако, прислушавшись, он почувствовал настоящее блаженство.

– Милая, ты не ушиблась?

– Дорогой, у тебя царапина на лбу. её нужно срочно помазать йодом.

– Нет, значит, я правда тебе небезразличен?

– У тебя порвалась футболка. Разреши мне зашить.

– Ты не ответила.

– А сам догадаться не можешь? Пошли в дом, папа и мама, наверное, уже меня потеряли.

Кое-как поднявшись на ноги и отряхнув листья и ветки, молодые люди прошли мимо Друни, даже не заметив его. При этом они крепко держались за руки! В доме поднялась суета, раздались ахи-охи, Сергей бегал куда-то звонить. Но самое главное, в тот вечер он впервые никуда не уехал. А о Друне даже никто и не вспомнил, его вообще едва не забыли покормить. И это после утомительного и полного волнений переезда! Вот она, чёрная человеческая неблагодарность! Ведь, если бы не он, катил бы сейчас Сергей по дороге в Москву, а Ольга предавалась бы меланхолии и даже самой себе не созналась бы, что грустит только лишь потому, что Сергей уехал. Правда, все были так заняты, что забыли на столе полбатона колбасы… Но это уже совсем другая история.

В этот же вечер Сергей сделал Ольге предложение, которое она с восторгом приняла. Чуть ли не до самого утра никто не ложился спать, все целовались, поздравляли друг друга, строили радужные планы на будущее. А пока шли разговоры о предстоящей свадьбе, старый пёс думал: «Странные звери эти люди. Их надо в прямом смысле слова толкнуть к счастью. Получается, я – перст судьбы. Хотя, какой я перст (тьфу, почти „перс“ получается). Нет, я – хвост судьбы! Эх, где ты, моя сахарная косточка?»

Коттедж «У погибшего альпиниста»

Посёлок Успенское был расположен в удивительно красивом месте – на высоком холме недалеко от Клязьминского водохранилища. Относительная близость к Москве и одновременно провинциальный покой и уют в своё время привлекли в эти места профессора кафедры стилистики русского языка МГУ Владимира Ильича Нарышкина. Он оставил столичную квартиру сыну (с женой Владимир Ильич давно был в разводе), купил в Успенском полуразвалившийся дом у самого подножия холма, перестроил его по своему вкусу в добротный современный коттедж и переселился сюда насовсем вместе с огромным сенбернаром Ингуром. Наконец-то псу с габаритами упитанного телёнка были предоставлены загородный простор и свобода от пусть и четырёхкомнатной, но все равно типовой московской квартиры на пятом этаже!

Профессор обладал внешностью, которую принято называть благообразной: высокий лоб, благородный овал лица, окладистая густая борода – своим обликом Нарышкин неуловимо напоминал писателя Ивана Сергеевича Тургенева и среди коренного населения Успенского вскоре заслужил прозвище Барин. Ингур же действительно отличался богатырскими размерами: на одной из международных выставок он был признан самым крупным сенбернаром Москвы. При этом, по словам хозяина, был «добрейшей души человеком», чему местные жители верить решительно отказывались и на всякий случай сторонились здоровенного пса, рассказывая друг другу различные ужасные байки о «кровожадном чудовище», появившемся в окрестностях. Нарышкина эти глупости трогали мало. Он вел спокойный уединённый образ жизни и без особой надобности в тесный контакт с аборигенами не вступал.

А вот Ингур, наоборот, вступал. Но исключительно с собачьими аборигенами. Несмотря на все усилия хозяина свести его проделки к минимуму, пёс периодически сбегал с участка и отправлялся улучшать породу. В самое короткое время успенские дворняжки приобрели могучую стать и характерную бело-рыжую окраску, став грозой посягающих на их территорию пришлых собак с расположенной неподалеку туристической базы.

…Трагедия произошла прошлой зимой. Пропал муж продавщицы сельпо Людмилы Васильевны Сёминой. В самые трескучие морозы конца января её Коляна (когда-то его уважительно величали Николаем Матвеевичем) безуспешно искали по домам дружков-собутыльников. По Успенскому поползли зловещие слухи, что «жуткая собака Барина сожрала Коляна и даже косточек не оставила», пока наконец обмороженное тело бедолаги не было найдено в глубоком сугробе действительно в двух шагах от коттеджа профессора. Как это ни покажется странным, но именно последнее обстоятельство способствовало затуханию ненужных слухов. «Ещё один „альпинист“ преставился», – сочувственно вздыхали подруги Людмилы Васильевны, мужья которых также не отличались трезвым образом жизни.

«Альпинистами» на местном диалекте называли запойных алкоголиков. Всё дело в том, что сельпо, где можно было разжиться заветной бутылкой, находилось на самой вершине холма, и подъём к нему был настолько крут, что и трезвому человеку без должной физической подготовки приходилось по пути пару раз останавливаться, чтобы перевести дух. Осенняя слякоть, зимний гололёд, весенняя распутица и летний зной становились настоящими преградами при восхождении на успенский «Эверест». Нетвёрдо стоявшие на ногах, «альпинисты» часто оказывались не в состоянии даже доползти до цели и скатывались к подножию холма, буквально к калитке нарышкинского коттеджа, где их и подбирали трезвые родственники, осыпая первостатейной руганью. Если же зимой, особенно в сильный мороз, незадачливого «альпиниста» находили не сразу, то шанс его получить обморожение, а то и заснуть вечным сном становился очень высоким. К сожалению, Колян был уже не первым в сём печальном списке…

Приближался Новый год, а за ним целая череда зимних праздников. В преддверии длительных каникул люди бегали по магазинам в поисках подарков, сметали с прилавков продукты для новогоднего стола, да и вообще пребывали в приподнятом и взволнованном настроении. «Как с цепи сорвались!» – неодобрительно думал Ингур, свысока поглядывая на всю эту суету, которая не обошла стороной и коттедж Нарышкина: профессор ожидал приезда «на свежий воздух» своего сына с женой и двумя детьми и, следовательно, тоже активно готовился к встрече Нового года. Правда, продуктами он решил запастись не в успенском сельпо, а в столичном «Седьмом континенте». В назначенный день Ингур был оставлен за старшего и Владимир Ильич, напевая про себя весёлую песенку, уехал в город. Предновогодние хлопоты он любил с детства и втайне от всех домашних до сих пор, словно маленький мальчик, каждую волшебную ночь ожидал хоть какого-нибудь чуда.

Как только за хозяином закрылись ворота, Ингур, не теряя драгоценного времени, со всей прытью, на какую было способно его могучее тело, бросился к заветному подкопу в самом дальнем углу сада, скрытом буйно разросшимися кустами бузины, ныне почти полностью засыпанными снегом. Этот путь к свободе хозяин ещё не успел разведать и безжалостно ликвидировать, как все предыдущие. Нужно скорее использовать данный судьбой шанс! Тем более что у Ингура уже давно было назначено свидание с одной очень миленькой дворняжечкой, с которой они регулярно переговаривались через высокий забор, мечтая об ожидающем их счастье.