Нил Сорский и традиции русского монашества - Елена Романенко

«Одни хотели в корне преобразовать все монастыри на основе нестяжательности, освободив их от вотчин; другие надеялись исправить монастырскую жизнь восстановлением строгого общежития, которое примирило бы монастырское землевладение с монашеским отречением от всякой собственности. Первое направление проводил преп. Нил Сорский, второе — преп. Иосиф Волоцкий»[85]. Так была сформулирована теория о двух направлениях в Русской Церкви.

Направление Нила Сорского Ключевский назвал афонско–созерцательным, чуждым русской действительности. «Зато вполне туземная, родная почва была под ногами его противника преподобного Иосифа»[86]. Сама форма скитского жития, по мысли Ключевского, предполагала отрицание монастырского землевладения, т. к. вся жизнь скитника сосредоточивалась на внутреннем делании[87].

Таким образом, нестяжательные взгляды Нила Сорского и его выступление на соборе Ключевский объяснял только религиозно–нравственными побуждениями.

Итак, в работах историков 60–70 гг. XIX в. была поставлена проблема движения «нестяжателей», сущность учения которых определялось как требование секуляризации церковных земель. Впоследствии трактовка «нестяжательства» в исторических исследованиях приобрела более широкий смысл (в данном обзоре рассматривается историография одного аспекта этой большой проблемы — нестяжательные взгляды Нила Сорского и его роль в «движении нестяжателей»).

На большинство исторических работ о Ниле Сорском оказала значительное влияние публикация «Собрания на Иосифа Волоцкого князя Вассиана Патрикеева», осуществленная в 1863 г. А. С. Павловым: она дополнила рассказ «Письма о нелюбках». В этом источнике противопоставлялись взгляды Иосифа Волоцкого и Нила Сорского уже по всем вопросам церковной и монашеской жизни, которые обсуждались на соборах 1490 и 1503 гг.

Надо сказать, что не только «Письмо о нелюбках» (как уже отмечала в своей статье Г. Н. Моисеева)[88], но и «Собрание князя Вассиана» было воспринято историками некритически. Издавая «Собрание», А. С. Павлов отмечал, что оно было написано уже после преставления преподобного Иосифа, когда никто не мог опровергнуть князя Вассиана; что «сочинения Вассиана дышат личною неприязнию к Иосифу»[89]. Но тем не менее именно с позиции «Собрания» стали оценивать воззрения и взаимоотношения Нила Сорского и Иосифа Волоцкого, отождествляя нередко взгляды учителя и ученика — Нила Сорского и Вассиана (Патрикеева).

Так, Н. И. Костомаров в очерке о Ниле Сорском писал, что после собора 1503 г. Иосиф «сделался отъявленным и непримиримым врагом Нила»[90]. Кроме того, Нил Сорский «возмущался жестокими мерами, которые проповедовал Иосиф против еретиков»[91].

Н. И. Костомаров по–разному интерпретировал сообщения «Собрания»: часть из них он принимал согласно источнику, в других случаях утверждал то, что сам князь Вассиан (Патрикеев) в своем споре с Иосифом Волоцким отрицал. Историк сделал вывод, что Нил Сорский все–таки «относился критически к разным житиям святых и выбрасывал из них то, что считал позднейшею прибавкою»[92]. Костомаров также считал, что иноческий идеал Нила Сорского — внутреннее делание — противоречил внешнему, господствовавшему в русском монашестве и благочестии[93].

«Как диаметрально противоположные» оценил взгляды Нила Сорского и Иосифа Волоцкого В. И. Жмакин. Противоположность всегда, по мнению исследователя, сопровождается борьбою. Одну из глав своей книги «Митрополит Даниил и его сочинения» (1881 г.) он так и назвал: «Борьба между направлениями Иосифа Волоцкого и Нила Сорского до эпохи митрополита Даниила»[94].

Излагая историю собора 1503 г. в своем исследовании, Жмакин пересказал «Письмо о нелюбках», но изменил его трактовку событий. Повторяя слова «Письма», исследователь писал о последствиях собора: «диавол мнением несмирну вражду положи» между Иосифом Волоцким и Нилом Сорским[95]. На самом деле «Письмо» заканчивается рассуждением об особом мнении князя Вассиана, что «мнение есть второе падение», и «диавол мнением несмирну вражду положи» между двух монастырей[96].

В своей статье «Борьба идей в России в первой половине XVI века» В. И. Жмакин фактически назвал идейным вдохновителем движения нестяжателей преподобного Нила Сорского, а Вассиана (Патрикеева) его верным учеником, который практически воплощал идеи своего старца в жизнь[97].

Не только по вопросу о монастырских селах исследователь противопоставлял Нила Сорского и Иосифа Волоцкого. Он много писал о свободных, либеральных взглядах Нила Сорского на церковные авторитеты, традиции в отличие от противоположных консервативных воззренй Иосифа Волоцкого. «Через все воззрения Нила Сорского проходит одна общая идея — идея свободы. Вместо безусловного доверия давним традициям, вместо слепого благоговения ко всякому церковному авторитету в воззрениях Нила выступает, в качестве одного из критериев истины, собственное личное убеждение, самоубеждение»[98]. Подтверждая свою мысль, Жмакин ссылался на «Собрание» князя Вассиана, что Нил Сорский критически относился к сказаниям о чудесах некоторых святых. Идеи В. И. Жмакина развивали в своих статьях Н. К. Розанов, B. C. Соловьев, А. Пыпин, Б. Гречев и другие. Они пытались противопоставить Нила Сорского «обрядовой» традиции Русской Церкви и показать его реформатором церковной жизни своего времени. «На арену церковной деятельности выступили лица, стремящиеся одухотворить церковь, пробудить ее от многовекового сна», — писал Н. К. Розанов в статье «Спор иосифлян с белозерскими старцами» (1877 г.)[99].

Если Нил Сорский обращал главное внимание на внутреннюю сторону и цель иночества, то Иосиф Волоцкий понимал идеал монашеской жизни лишь чисто внешним образом — считал B. C. Соловьев[100]. Этот взгляд, сформировавшийся в литературе 70–х гг., оставался господствующим в работах историков и филологов начала XX в.

Так, Б. Гречев в цикле своих статей 1907–1909 гг. утверждал, что Нил Сорский и заволжские старцы отрицали то обрядовое направление религиозно–нравственной жизни, которого держался Иосиф Волоцкий. Даже «Устав скитского жития» Нила Сорского, по его мнению, был «резким отрицанием наиболее распространенной в то время формы монашеской жизни — общежития»[101]. Через призму противостояния «иосифлян» и «заволжских старцев» рассматривалось и отношение Нила и Иосифа к ереси «жидовскаа мудрствующих».

В 70–х гг. было пересмотренно само определение ереси. К тому времени существовало уже два разных взгляда на «ересь жидовствующих». Первые историки, писавшие о ереси, — В. И. Татищев, Н. М. Карамзин оценивали ее как «строго последовательное развитие начал чистого иудаизма в его отношении к христианству»[102]. С этой точкой зрения соглашались впоследствии историки Церкви — митрополит Макарий (Булгаков), Е. Е. Голубинский, а также известные историки русской литературы М. Н. Сперанский, Н. С. Тихонравов[103].

Митрополит Макарий писал в своей «Истории Русской Церкви»: «Прибегать же к предположению, не была ли ересь жидовствующих одною из тогдашних христианских ересей с рационалистическим направлением… вовсе нет ни нужды, ни основания» [104]

Иную точку зрения высказывали С. М. Соловьев, Н. И. Костомаров. По их мнению, «ересь жидовствующих» была смесью многих толков, произвольно объединенных под именем «жидовства», и явилась результатом критицизма веры при влиянии иноземного вольномыслия[105].

Принимая, что взгляды Нила Сорского и Вассиана (Патрикеева) были тождественны, а князь Вассиан выступал в защиту еретиков, историки «движения нестяжателей» логически предположили, что в таком случае ересь действительно не могла быть антихристианской. Следовательно, в ней нужно искать начала критицизма, протеста против обрядового формализма, которые были характерны для учения «нестяжателей».

Такой взгляд на ересь высказал И. Панов в статье «Ересь жидовствующих» (1877 г.): «…происходившее… в среде тогдашнего русского общества движение, одним из важнейших факторов которого была ересь жидовствующих и борьба с нею, впервые потрясло вековые наслоения религиозно–церковного формализма, …спасло русскую народную мысль от застоя, в значительной мере подготовило ее к восприятию европейской культуры и было одним из первых и замечательнейших проявлений ее самодеятельности»[106].

Если Панов не связал впрямую еретический протест против обрядности и формализма с направлением Нила Сорского, то это сделал Жмакин. Этот вывод был продолжением его позиции о свободомыслии и либерализме Нила Сорского. Ересь жидовствующих, по мнению автора книги «Митрополит Даниил и его сочинения», «вышла из того же критического направления некоторой части русского общества, откуда оформилось направление Нила Сорского»[107].