Черный океан - Лука Птичкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дыхание, казалось, было уже в ушах Глеба; к нему прибавилось быстрое сердцебиение. Такое гулкое. Оно доносилось из шкафа… или из груди Глеба? Не в силах ждать и гадать, он конвульсивно распахнул тяжелую дверь шкафа и нервно вздохнул. Тайна открылась. Он напрягся и, испугавшись еще больше, отшатнулся. Там, в шкафу, под висящими костюмами, брюками, куртками, уже частично окровавленными, сидела и истерично дышала нагая девушка. Она была перепугана и изувечена. Завидев в руках Глеба ножи, она бросилась рыдать. Глеб откинул их в сторону. Они звякнули о стену и упали на ковер.
– Я – друг. – Словно рефлекторно пробормотал Глеб. Однако он не знал, так ли это. Друг или враг?..
Девушка была изрезана. Из ее длинных, местами глубоких ран, сочилась кровь. Кажется все было в крови. Даже по ее светлым волнистым и, вместе с тем, растрепанным волосам стекала кровь. Слегка скуластое, но худощавое лицо было тоже в ранах и царапинах. Раны были по всему телу: рваные, резаные, прижженные. Также были многочисленные синяки, ушибы и кровь, кровь. Глеб несколько секунд с ужасом смотрел на это, опершись на дверь, чтобы не упасть. У него не было мыслей, был страх и непонимание. Он увидел, что нескольких пальцев на ногах у нее нет, на правой руке – указательный и средний пальцы – отрезаны аж в районе костяшек. Некоторые раны были прижжены. Он не знал, что делать. Скорая! Глеб схватил телефонную трубку. И понял, что ничего не сможет объяснить милиции. Ему ничего не оставалось, как молчать об этом. Он с таким же рвением положил трубку.
Он осознавал, что девушке необходимо помочь немедленно. Глеб дотронулся до нее. Девушка не подавала признаков враждебности, наоборот, она поддалась, и Глеб смог ее взять. В душ! Он понес ее в ванную комнату.
– Что… – Отрывисто прошипел Глеб, глядя в ее дрожащие глаза, и понял, что вопросы следует пока оставить. Он поставил ее в ванну, сделал, чтоб из душа била теплая, даже слегка прохладная несильная струя воды, и направил ее на девушку. Воистину, ее вид был чрезвычайно жалок. Она стояла и дрожала. Ее сухие губы то смыкались, то разлипались, словно она хотела что-то сказать. Но она молчала.
Почему душ? Глеб подумал, что ее раны надо будет продезинфицировать, а пока нужно смыть кровь. Наконец, она открыла рот достаточно широко, так, что Глеб еще раз ужаснулся: язык был короток, похоже срезан и прижжен. Да, у бедняжки не было языка. Он был урезан где-то на 2—3 сантиметра. Вдруг, она оперлась на кафельную стену ванной, ее взгляд помутнел, в глазах выступили крупные капли, и она заплакала, тихо заплакала. Лишь слегка был слышен ее низкий, очевидно посаженый или сорванный от криков голос.
Кажется, кровь была смыта. Глеб ненадолго испытал необычное чувство смеси страха, жалости, смущения и непонимания. Он выключил душ и, найдя самое чистое и большое полотенце, обмотал ее им. Вынес на руках из ванной комнаты и положил на кровать. Она лишь также напряженно дышала, а некоторые ее раны кровоточили.
Глеб кинулся на кухню, к аптечке. Чем бы продезинфицировать раны? Его дрожащие руки раскрыли створки кухонного серванта. Разбавив перекись водорода водой и, не без труда, найдя лейкопластырь, он ринулся обратно в комнату. Честно говоря, он с трудом представлял, как будет это делать. Но, как гласит старая пословица: глаза боятся, а руки делают. Глеб протирал каждую рану. Каждое прикосновение к открытым мышцам бросало его в дрожь. Девушка терпела, учащенно дыша от боли, но не вскрикивая. Самая жуткая боль все же была позади.
Волнение поглощало Глеба целиком, мысли кишели, несколько раз темнело в глазах, кружилась голова. Но, наверняка, девушке было куда хуже. Глеб хорошенько заклеивал лейкопластырем с ватой каждую рану. «Врача бы» – вспыхнула одна из мыслей у него в голове, за ней всплыла фраза из фильма: «смерть и боль – понятия неразделимые», сразу за этим другая мысль: «а симпатичная… бедняжка, она столько пережила, что же с ней произошло? Что вообще происходит?!». Мысли в его голове бурлили кипящей лавой. Глеб старался от них избавиться. Он пытался ровно дышать этим тяжелым запахом увечий, страданий и боли. «У них, оказывается, есть запах» – Вспыхнула в голове очередная мысль.
Девушка перевернулась на живот, она, по видимости, понимала, что Глеб помогает ей, и он продолжил. На секунду он взглянул в окно. Через тонкую сетку тюли было видно голубое небо и кучевые облака, подсвеченные полуденным солнцем, едва проглядывающим через плотные тучи. Таким образом, он хотел успокоиться, взглянув на что-нибудь вечное, но это не помогло. Глеб начал чувствовать нервную усталость и, как следствие – мышечную тяжесть.
Наконец он закончил приводить ее в порядок и засуетился, подыскивая ей вещи, среди своих. Теперь ему стало весьма неловко перед ней за ее наготу. Но видно ей сейчас было не до неловкости.
Хоть она уже и не дышала так быстро, все же в ней виднелось некое ощущение боли и истерии. Он нашел в стиральной машине полувысушенные рубашки. Одну он кинул на кровать рядом с девушкой. Еще он дал ей чистые спортивные штаны, не самые последние, и помог ей одеться. Она снова легла. Глеб немного успокоился. Разве что – «немного». Он медленно мерил комнату тихими шагами, стараясь обдумать происшедшее. – «Так… я поднял трубку, услышал дыхание, открыл дверь шкафа – изувеченная девушка… Нет, что-то не то. Так, снова… я поднял трубку телефона, услышал то же самое дыхание, затем оно словно перенеслось в шкаф, открыл двери шкафа – изувеченная девушка, истекающая кровью. Но как же она оказалась в шкафу? А может, ее положили туда, когда меня не было дома?» – Глеб заглянул в шкаф. Дно его было залито свежей кровью. Закрыв шкаф, Глеб задумался еще раз. – «Нет, она точно появилась сама собой, свалилась на мои плечи откуда-то. Все это странно. Мне кажется, все это связано – мужчина в парке, то есть этот Александр Петрович, и эти звонки по телефону. Может, все-таки прав был этот дедуля, что мне пригодится этот его фантик с „Пiвденной Нiчью“. Съездить к нему, что ли?» – Глеб посмотрел на девушку и, будто спрашивая у нее взглядом, подумал. – «Она может ходить? Да… хотя, пока что незачем».
Девушка лежала, раскинувшись на постели. Иногда она вздрагивала, резко втягивая в себя воздух, покрывалась крупинками пота, точно в этот момент испытывала резкую колющую или иную боль. Пока она не подавала признаков просьбы чего-либо. Ее мокрые светлые волосы беспорядочно расползлись по подушке. Она смотрела в окно на небо и облака, или, по крайней мере, было похоже, что она смотрела туда и моргала, роняя слезы, которые являлись ненавязчивым отражением боли и страха за пережитое. Глебу захотелось обнять ее, утешить, тихо шепнув ей на ухо нечто вроде «Ну, же, успокойся, все позади – я же с тобой…». Это было глупее некуда. И вместо этого он лишь тихо буркнул себе под нос.
– Надо что-то делать.
Девушка медленно отрицательно закивала, не отрывая головы от подушки и не отводя взгляда от окна.
И все-таки что-то действительно надо было делать…
Глеб достал из ящика стола, стоявшего в зале, старый ноутбук. Он давно им не пользовался, потому что давно никуда надолго не выезжал. Включив его, он вернулся в спальню, запустил текстовый редактор и поставил ноутбук перед девушкой.
– Я Глеб, – неловко начал он, – а ты?..
Девушка медленно большим и безымянным пальцами правой руки напечатала несколько слов. Глядя на то, как она печатает, Глеб чувствовал, как его сердце словно провалилось куда-то и билось бойко и гулко, а по спине пробежал холодок. Еще у нее было что-то с мизинцем. Почему-то Глеб понял, что с пальцем что-то не то. Глеб взял ее руку и взглянул. Срез двух пальцев был прижжен, а вот мизинец… На нем был надрез. Выжженный надрез. Может, кто-то порезал сухожилия на мизинце. Глеб взял левую руку девушки и внимательно ее осмотрел. На среднем, указательном пальцах и мизинце были похожие надрезы. Странно, что Глеб не обратил на них внимания, когда обрабатывал раны. Он вздохнул и медленно, слегка дрожа, опустил ее руки и взглянул на экран ноутбука. Там было напечатанное ею «Я – Анна. А это, похоже, Земля?»
– Земля? Конечно Земля, а ты что с Луны?.. – В непонимании возмутился Глеб. – И вообще, как ты сюда попала? – Уже спокойнее произнес Глеб. Он понимал, что она и так много пережила и лишняя нервотрепка ей ни к чему. Поэтому мучить Анну он не хотел, но это вырвалось как-то само собой, рефлекторно. Анна хотела было напечатать что-то, она уже занесла руку над клавиатурой, но, похоже, передумала.
Глеб закрыл ноутбук. Единственное, что понимал Глеб, так это состояние Анны.
– Хочешь есть? Пить? – Спросил Глеб. Вид у него был хоть и довольно спокойный, но какой-то обремененный, озабоченный. Он потер лоб, отчего его челка приподнялась вверх.
– Эи… Пии, – выдавила Анна. Видно было, что попытки говорить доставляют ей большой дискомфорт. Еще бы! В конце концов, она могла бы просто кивнуть. И Глеб с мухой отправились на кухню приготовить что-нибудь.