Стихотворения - Муса Джалиль

1941

Моей дочери Чулпан

Я стоял на посту, а в рассветной мглеВосходила Чулпан-звезда[2].Словно дочка моя Чулпан на землеМне тянула руки тогда.

Когда я уходил, почему ты с тоскойПоглядела в глаза отца?Разве ты не знала, что рядом с тобойБьется сердце мое до конца?

Или думала ты, что разлука горька,Что, как смерть, разлука страшна?Ведь любовью к тебе навсегда,   на векаВся душа у меня полна.

Я уехал и видел в вагонном окнеМоей милой дочки черты.Для меня ты звездой зажглась в   вышине,Утром жизни была мне ты.

Ты и мама твоя, вы вдвоем зажглись,Чтобы жизнь не была темна.Вот какую светлую, славную жизньПодарила нам наша страна.

Но фашисты вторглись в нашу страну.За плечами у них топор.Они жгут и грабят, ведут войну.Как их можно терпеть до сих пор!

Но фашист наше счастье не отберет,Я затем и ринулся в бой.Если я упаду, то лицом вперед,Чтоб тебя заградить собой.

Всею кровью тебя в бою защищу,Клятву родине дам своей,И звезду Чулпан на заре отыщуИ опять обрадуюсь ей.

Моя кровь не иссякнет в твоей крови,Дочь, на свет рожденная мной.Я отдам тебе трепет своей любви,Чтоб спокойно спать под землей.

Разгорайся же ярче и ярким лучомОтражай волненье мое.Мне за счастье твое и смерть нипочем,Я с улыбкой встречу ее.

До свиданья, Чулпан! А когда заряРазгорится над всей страной,Я к тебе возвращусь, победой горя,С автоматом своим за спиной.

И отец и дочь, обнимемся мы,И, сквозь слезы смеясь легко,Мы увидим, как после грозы и тьмыЯсный день встает высоко.

Август 1941

Письмо из окопа

Гази Кашшафу

Любимый друг!От твоего письмаВ груди моей живой родник забил.Прочел я, взял оружие своеИ воинскую клятву повторил.

Я ростом невысок. А в теснотеОкопной с виду вовсе не батыр.Но нынче в сердце, в разуме моем,Мне кажется, вместился целый мир.

Окоп мой узкий, он сегодня граньВраждебных двух миров.Здесь мрак и светСошлись, здесь человечества судьбаРешается на сотни сотен лет.

И чувствую я, друг мой, что глазаНародов всех теперь на нас глядят,И, силу в нас вдохнув, сюда, на фронт,Приветы и надежды их летят.

И слышу я, как ночи напролетВеретено без умолку поет.На варежки сынам-богатырям,Без сна, овечью пряжу мать прядет.

Я вижу наших девушек-сестер —Вдали, в цехах огромных, у станков.Они гранаты делают для нас,Чтобы скорее сокрушить врагов.

И вижу я — «тимуровцы» моиСоветуются в тишине дворов,Как, чем помочь семье фронтовика,Сарай покрыть да заготовить дров.

С завода сутками не выходя,Седой рабочий трудится для нас.Что глубже чувства дружбы?   Что сильней,Чем дружба, окрыляет в грозный час?

Мое оружье! Я твоим огнемНе только защищаюсь, я егоВ фашистов направляю, как ответ,Как приговор народа моего.

Я знаю: грозный голос громовойНарода в каждом выстреле звучит.Я знаю, что опорою за мнойСтрана непобедимая стоит.

Нет, не остыть сердечному теплу,Ведь в нем тепло родной моей страны!Надежда на погаснет, если в нейГорячее дыханье всей страны!

Пусть над моим окопом все грознейСмерть распускает крылья,   тем сильнейЛюблю свободу я, тем ярче жизньКипит в крови пылающей моей!

Пусть слезы на глазах…   Но их моглоЛишь чувство жизни гордое родить.Что выше, чем в боях за край роднойВ окопе узком мужественно жить?!.

Спасибо, друг!   Как чистым родником,Письмом твоим я душу освежил.Как будто ощутил всю жизнь страны,Свободу, мужество, избыток сил.

Целую на прощанье горячо.О, как бы, милый друг, хотелось мне,Фашистов разгромив,Опять с тобойСчастливо встретиться в родной   стране!

Октябрь 1941

Мензелинские воспоминания

Прощай, Мензелинск!   Уезжаю. Пора!Гостил я недолго. Умчусь не на сутки.Прими эти строки мои,   что вчераЯ, вдруг загрустив, написал ради шутки.

Пусть здравствуют улицы эти, домаИ серая, снежная даль горизонта!И пусть лейтенанты, что прибыли с   фронта,Красивейших девушек сводят с ума!

Пусть здравствуют долго старушки твои,Что с давней поры к веретенам прильнули!И пусть они плачут   в те дни, как боиСолдат молодых призывают под пули!

Пусть здравствуют также мальчишки!   Они,Сражаясь на улицах, «ходят в атаку»И «Гитлером» метко зовут в эти дниОт злобы охрипшую чью-то собаку.

Завод пивоваренный здравствует пусть!На площади встал он девицею модной.Я должен признаться, что чувствую   грусть:Расстаться приходится с пеной холодной.

Шункар[3] твой пусть здравствует лет   еще сто!Актерскою славой греметь не устал он.Но черт бы побрал твой театр за то,Что нынче спектаклей играет он мало.

Пусть здравствует каждый твой шумный   базар!Вкусней твоих семечек сыщешь едва ли.Пусть здравствует баня, но только бы пар,Но только бы воду почаще пускали!

Пусть здравствует клуб твой! Он был бы   не плох,Да белых медведей теплее берлога.Собрать бы туда всех молоденьких снох,Чтоб клуб они этот согрели немного.

Невесты пусть здравствуют! Жаль их до   слез.Помады отсутствие их не смущает.Но как разрешишь их важнейший вопрос,Когда женихов в Мензелях не хватает?

О девушках надо подумать всерьез,Ведь каждый бухгалтер, что любит   конкретность,В расчет не берет «жениховский вопрос»И с них вычитает налог за бездетность.

Прощайте, друзья!   И простите вы мнеШутливые строки.   Я еду сражаться.Вернусь, коль останусь живым на войне.Счастливо тебе, Мензелинск, оставаться.

1941

Слеза

Покидая город в тихий час,Долго я глядел в твои глаза.Помню, как из этих черных глазПокатилась светлая слеза.

И любви и ненависти в нейБыл неиссякаемый родник.Но к щеке зардевшейся твоейЯ губами жаркими приник.

Я приник к святому роднику,Чтобы грусть слезы твоей испитьИ за все жестокому врагуПолной мерой гнева отомстить.

И отныне светлая слезаСтала для врага страшнее гроз,Чтобы никогда твои глазаБольше не туманились от слез.

Февраль 1942. Волховский фронт

Сон

Все о тебе я думаю, родная,В далекой незнакомой стороне.И где-нибудь в пути, глаза смыкая,С тобой встречаюсь лишь в недолгом сне.

Ко мне идешь ты в платье снежно-белом,Как утренний туман родных полей.И, наклоняясь, голосом несмелымМне шепчешь тихо о любви своей.

С какой тревогой ты мне гладишь щекиИ поправляешь волосы опять.«К чему, родная, этот вздох глубокий?»В ответ ты начинаешь мне шептать:

— А я ждала, я так ждала, мой милый.Ждала, когда придет конец войне.В бою сразившись с грозной вражьей   силой,С победою примчишься ли ко мне?

Подарков приготовила я много.Но все ж подарка не нашла ценней,Чем сердце, что, объятое тревогой,Бессонных столько видело ночей.

Глаза открыл я. Что это со мною?Весь полон странным сновиденьем яМне волосы тревожною рукоюПогладила любимая моя.

Как горько мне и сладко пробужденье.Любимая, ты знаешь ли о том? —Была ты мне не только на мгновеньеИ светлою мечтой, и сладким сном.

Я позабыть не в силах, как впервыеТы напоила пламенем меня.В глазах сверкали искры озорныеОт радостного, скрытого огня.

А нежности в тебе так много было,Меня ласкала ты как малыша…Любить весну ты друга научила,Чтобы рвалась в полет его душа!

Я в смертный бой иду с винтовкой новойЗа жизнь, что вечно сердцу дорога.Нас ненависть зовет, и мы готовыВзойти к победе по костям врага.

Жди, умница, мы встретимся с тобою,Вернусь, сметя всю нечисть за порог.Заря займется над родной страною,Как нашего бессмертия исток.

Меня прижмешь ты к сердцу, как бывало.И скажешь: «Все тебе я отдаю.Подарков много, но прими сначалаЛюбовь мою!»

За эту вот любовь, за наше счастьеИду навстречу ярости войны.Поверь, мой друг:   мне бури и ненастьяИ никакие битвы не страшны.

Март 1942. Волховский фронт