Стихотворения - Муса Джалиль

Сентябрь 1943

Тюремный страж

(Ямаш — 1911)[5]

Он ходит, сторожа мою тюрьму.Две буквы «Э»[6] блестят на рукавах.Мне в сердце словно забивает гвоздьЕго тяжелый равномерный шаг.

Под этим взглядом стихло все вокруг —Зрачки не упускают ничего.Земля как будто охает под ним,И солнце отвернулось от него.

Он вечно тут, пугающий урод,Подручный смерти, варварства наймит,Охранник рабства ходит у ворот,Решетки и засовы сторожит.

Предсмертный вздох людской — его еда,Захочет пить — он кровь и слезы пьет,Сердца несчастных узников клюет, —Стервятник только этим и живет.

Когда бы знала, сколько человекПогибло в грязных лапах палача,Земля не подняла б его вовек,Лишило б солнце своего луча.

Сентябрь (?) 1943

Клоп

Холодна тюрьма и мышей полна,И постель узка, вся в клопах доска!Я клопов давлю, бью по одному,И опять ловлю — довела тоска.

Всех бы извести, разгромить тюрьму,Стены разнести, все перетрясти,Чтоб хозяина отыскать в дому, —Как клопа словить, да и раздавить.

Не позже сентября 1943

Перед судом

Черчетский хан

Нас вывели — и казнь настанет скоро.На пустыре нас выстроил конвой…И чтоб не быть свидетелем позора,Внезапно солнце скрылось за горой.

Не от росы влажна трава густая,То, верно, слезы скорбные земли.Расправы лютой видеть не желая,Леса в туман клубящийся ушли.

Как холодно! Но ощутили ногиДыхание земли, что снизу шло;Земля, как мать, за жизнь мою в   тревогеДарила мне знакомое тепло.

Земля, не бойся: сердцем я спокоен,Ступнями на твоем тепле стою.Родное имя повторив, как воинЯ здесь умру за родину свою.

Вокруг стоят прислужники Черчета[7].И кровь щекочет обонянье им!Они не верят, что их песня спета,Что не они, а мы их обвиним!

Пусть палачи с кровавыми глазамиСейчас свои заносят топоры,Мы знаем: правда все равно за нами,Враги лютуют только до поры.Придет, придет день торжества   свободы,Меч правосудия покарает их.Жестоким будет приговор народа,В него войдет и мой последний стих.

1943

Любимой

Быть может, годы будут без письма,Без вести обо мне.Мои следы затянутся землей,Мои дороги зарастут травой.

Быть может, в сны твои, печальный,   я приду,В одежде черной вдруг войду.И смоет времени бесстрастный валПрощальный миг, когда тебя я целовал.

Так бремя ожиданья велико,Так изнурит тебя оно,Так убедит тебя, что «нет его»,Как будто это было суждено.

Уйдет твоя любовь.   А у меня,Быть может, нету ничего сильней.Придется мне в один, нежданный деньУйти совсем из памяти твоей.

И лишь тогда, вот в этот самый миг,Когда придется от тебя уйти,Быть может, смерть тогда и победит,Лишит меня обратного пути.

Я был силен, покуда ты ждала —Смерть не брала меня в бою:Твоей любви волшебный талисманХранил в походах голову мою.

И падал я. Но клятвы: «Поборю!»Ничем не запятнал я на войне.Ведь если б я пришел, не победив,«Спасибо» ты бы не сказала мне.

Солдатский путь извилист и далек,Но ты надейся и люби меня,И я приду: твоя любовь — залогСпасенья от воды и от огня.

Сентябрь 1943

Могила цветка

Оторвался от стебля цветокИ упал, и на крыльях метелиПрилетели в назначенный срок, —На равнину снега прилетели.

Белым саваном стали снега.И не грядка теперь, а могила.И береза, стройна и строга,Как надгробье, цветок осенила.

Вдоль ограды бушует метель,Леденя и губя все живое.Широка снеговая постель,Спит цветок в непробудном покое.

Но весной на могилу цветкаБлагодатные ливни прольются,И зажгутся зарей облака,И цветы молодые проснутся.

Как увядший цветок, в забытьиЯ под снежной засну пеленою,Но последние песни моиРасцветут в вашем сердце весною.

Сентябрь 1943

Милая

Милая в нарядном платье,Забежав ко мне домой,Так сказала:     — Погулять яВечерком непрочь с тобой!

Медленно спускался вечер,Но как только тьма легла,К речке, к месту нашей встречиЯ помчался вдоль села.

Говорит моя смуглянка:— Сколько я тебя учу!..Приноси с собой тальянку,Слушать музыку хочу!

Я на лоб надвинул шапку,Повернулся — и бежать,Я тальянку сгреб в охапкуИ к реке пришел опять.

Милая недобрым глазомПосмотрела:   мол, хорош.Почему сапог не смазал,Зная, что ко мне идешь?

Был упрек мне брошен веский;Снова я пошел домой,Сапоги натер до блескаЧерной ваксой городской.

Милая опять бранится:— Что ж ты, человек чудной,Не сообразил побритьсяПеред встречею со мной?

Я, уже теряя силы,Побежал, нагрел водыИ посредством бритвы с мыломСбрил остатки бороды.

Но бритье мне вышло боком,Был наказан я вдвойне,— Ты никак порезал щеку, —Милая сказала мне. —

Не судьба, гулять не будем,Разойдемся мы с тобой,Чтобы не сказали люди,Что деремся мы с тобой!

Я пошел домой унылый.— Ты откуда? — друг спросил.— С речки только что, от милой! —Похвалясь, я пробасил.

Я любовью озабочен.Как мне быть, что делать с ней?С милою мне трудно очень,Без нее еще трудней.

Сентябрь 1943

Беда

— Есть женщина в мире одна.Мне больше, чем все, она нравится,Весь мир бы пленила она,Да замужем эта красавица.

— А в мужа она влюблена?— Как в черта, — скажу я уверенно.— Ну, ежели так, старина,Надежда твоя не потеряна!

Пускай поспешит развестись,Пока ее жизнь не загублена,А ты, если холост, женисьИ будь неразлучен с возлюбленной.

— Ах, братец, на месте твоемЯ мог бы сказать то же самое…Но, знаешь, беда моя в том,Что эта злодейка — жена моя!

Сентябрь 1943

Сталь

Так закалялась сталь

Я и усов еще не брил ни разу,Когда ушел из дома год назад,А на плечи легло пережитое,Как будто мне минуло шестьдесят.

За год один я столько передумал,Что в голове разбухло и в груди.И в двадцать лет лицо мое в   морщинах,И поседели волосы, — гляди!

Вся тяжесть слез и пороха и кровиТеперь в ногах осела, как свинец.Потом свалил меня осколок минный,Я оперся на палку под конец.

И вот в глазах моих ты не отыщешьМальчишеского резвого огня,Задорно не взлетают больше брови,И сердце очерствело у меня.

А на лице лишь одного терпеньяНешуточный, суровый, жесткий след.Так сразу юность вспыхнула, как порох,В три месяца сгорела в двадцать лет.

Эх, юность, юность! Где твой вечер   лунный,Где ласка синих, синих, синих глаз?Там на Дону, в окопах, в черных ямахДороженька твоя оборвалась.

Не в соловьином розовом рассвете,А в грозовой ночи твой свет блеснул,И я на дальнем рубеже победыТебя кровавым знаменем воткнул…

Но нет во мне раскаянья, не бойся!Чтобы в лицо победу угадать,Когда б имел сто юностей, — все сразуЗа эту радость мог бы я отдать!

Ты говоришь: у юности есть крылья,Ей, дескать, надо в облаках парить.Что ж! Подвиг наш история запомнитИ будет с удивленьем говорить.

Мы сквозь огонь и воду шли за   правдой,Завоевали правду на войне.Так юность поколенья миновала,Так закалялась сталь в таком огне!

30 сентября 1943