Дело о воющей собаке - Эрл Гарднер

Перри Мейсон смотрел в лицо Питу Доркасу, покуда стальные глаза окружного прокурора не опустились под его упорным взглядом.

– Вчера я приходил сюда, – медленно сказал он, – потому что хотел вести с тобой дело по-честному и ожидал от тебя того же. Я говорил тебе, что мой клиент нервничает. Он сам мне об этом сказал и объяснил, что его нервирует постоянный собачий вой. Существует постановление, запрещающее содержать животных, которые беспокоят окружающих шумом. Мой клиент вправе рассчитывать на защиту закона, даже если речь идет о человеке, обладающем политическим влиянием.

– Но собака не выла! – раздраженно воскликнул Доркас. – В том-то все и дело!

Фоули вмешался в дискуссию:

– Простите, джентльмены, могу я вставить слово?

Перри Мейсон даже не обернулся, продолжая сверлить взглядом заместителя окружного прокурора. Но Доркас вскинул голову, и на его лице отразилось облегчение.

– Разумеется, – отозвался он. – Говорите.

– Надеюсь, вы простите меня, мистер Мейсон, – начал Фоули, – если я буду откровенен. Я знаю, что вы хотите выяснить все факты. Мне понятна ваша позиция, и я хвалю вас за то, что вы искренне стараетесь защитить интересы вашего клиента.

Перри Мейсон медленно повернулся и смерил недружелюбным взглядом массивную фигуру с головы до ног.

– Обойдемся без похвал, – сказал он. – Объяснитесь.

– Этот Картрайт, безусловно, сумасшедший, – продолжал Фоули. – Он арендует соседний дом, но я уверен, что владельцы не знают, с кем имеют дело. У него нет ни друзей, ни знакомых; ему прислуживает только глухая экономка. Почти все время он торчит дома.

– Ну, – воинственным тоном заметил Перри Мейсон, – это его право, не так ли? Может быть, ему не по душе соседи.

Доркас вскочил на ноги:

– Послушай, Мейсон, ты не можешь…

– Прошу вас, джентльмены, позвольте мне все объяснить, – прервал Фоули. – Я понимаю позицию мистера Мейсона, мистер Доркас. Он думает, что я пользуюсь своим политическим влиянием и что интересы его клиента подвергаются опасности.

– А разве это не так? – осведомился Мейсон.

– Не так, – дружески улыбнулся Фоули. – Я всего лишь объясняю факты мистеру Доркасу. Ваш клиент, как я уже говорил, очень странный человек. Он ведет жизнь отшельника, но постоянно шпионит за мной, наблюдая в бинокль из окна своего дома за каждым моим шагом.

Поколебавшись, Доркас вновь опустился на вращающийся стул, пожал плечами и закурил сигарету.

– Продолжайте, – сказал Перри Мейсон. – Я слушаю.

– Мой повар-китаец первым привлек к этому мое внимание. Он заметил, как поблескивают стекла бинокля. Поймите меня правильно, мистер Мейсон. Я считаю, что ваш клиент – душевнобольной и сам не знает, что делает. И пожалуйста, не забывайте, что у меня достаточно свидетелей, которые могут подтвердить все, что я собираюсь сказать.

– Отлично, – кивнул Мейсон. – Что же вы собираетесь сказать?

– Я намерен пожаловаться на постоянную слежку, – с достоинством произнес Фоули. – Из-за этого у меня неприятности с прислугой, к тому же подобный шпионаж раздражает меня и моих гостей. Этот тип никогда не включает свет на верхнем этаже своего дома, бродит ночью по темным комнатам с биноклем и подглядывает за всем, что я делаю. Он весьма опасный сосед.

– Ну, – промолвил Мейсон, – пользоваться биноклем – не преступление.

– Ты отлично знаешь, что дело не в том, – возразил Доркас. – Этот человек не в своем уме.

– Почему ты так считаешь? – осведомился Мейсон.

– Потому что он сообщил о воющей собаке, а собака и не думала выть.

– У вас есть собака, верно? – спросил Мейсон у Фоули.

– Разумеется, – ответил Фоули все еще дружелюбным тоном.

– И вы утверждаете, что она не воет?

– Никогда.

– В том числе позапрошлой ночью?

– Да.

– Я говорил об этом с доктором Купером, – сказал Доркас, – и он заявил, что если у твоего клиента мания преследования в сочетании с галлюцинациями относительно воя собаки и страхом, что он предвещает смерть, то это в любой момент внезапно может перейти в манию убийства.

– Прекрасно, – сказал Мейсон. – Ты принял решение, и я тоже. Ты хочешь поместить его в психушку, не так ли?

– Я намерен подвергнуть его психиатрическому обследованию, – с достоинством возразил Доркас.

– Валяй. Но я скажу тебе то же самое, что ты говорил мне вчера. Если ты собираешься подвергнуть человека психиатрической экспертизе, кто-то должен подписать жалобу. Ну и кто ее подпишет? Ты?

– Могу и я.

– Лучше подумай как следует, – сказал Мейсон. – Я тебя просто предупреждаю.

– О чем?

– О том, что, если ты хочешь подписать жалобу, где утверждается, что мой клиент невменяем, тебе лучше провести более тщательное расследование. Иначе у тебя могут возникнуть неприятности.

– Джентльмены, джентльмены, – вмешался Фоули. – Не будем спорить, прошу вас. В конце концов, речь идет о том, чтобы помочь бедному мистеру Картрайту. Я не питаю к нему дурных чувств. Он мой сосед, и, хотя досаждает мне, я уверен, что его поведение обусловлено душевной болезнью, и хочу в этом разобраться. Если окажется, что Картрайт не сумасшедший, то я, естественно, приму меры, чтобы он не повторял своих заявлений насчет моей собаки и моих домочадцев.

– Твоя тактика ни к чему не приведет, Перри, – обратился к адвокату Доркас. – Мистер Фоули вправе так действовать. Ведь ты привел сюда Картрайта, потому что хотел предупредить возможные шаги против злонамеренного преследования. Если Картрайт правильно изложил нам все факты, значит, он действовал в соответствии со своими правами. Если же он исказил или передернул их – тогда другой разговор.

Мейсон мрачно усмехнулся.

– Пытаетесь найти основания для судебного иска? – спросил он у Фоули.

– Вовсе нет, – возразил тот.

– Ну, я просто напоминаю вам обоим то, о чем вы позабыли, – заметил Мейсон, – а именно, что никакой жалобы не было подано и никакой ордер не был выписан. Заместитель окружного прокурора решил написать вам письмо – вот и все. Не так ли, Доркас?

– С юридической точки зрения так, – нехотя согласился Доркас. – Но если этот человек ведет себя как безумный, необходимо принять какие-то меры.

– Все твои предположения относительно его безумия основаны на заявлении мистера Фоули, что собака не выла, верно?

– Естественно, но мистер Фоули утверждает, что у него есть свидетели, которые могут подтвердить это заявление.

– Да, он так говорит, – не уступал Мейсон, – но, пока ты не побеседуешь с этими свидетелями, ты не можешь знать, кто из них двоих безумен. Может быть, как раз мистер Фоули.

Высокий мужчина засмеялся, но его смех казался деланым, а глаза угрожающе блеснули.

– Насколько я понимаю, – осведомился Доркас, – ты хочешь, чтобы мы провели дальнейшее расследование, прежде чем принимать меры?

– Разумеется, – ответил Мейсон. – На основании слов моего клиента ты ограничился написанием письма. Если хочешь написать мистеру Картрайту уведомление о том, что мистер Фоули называет его сумасшедшим, я не возражаю. Но если ты пойдешь дальше, опираясь только на неподтвержденное заявление мистера Фоули, я намерен отстаивать права моего клиента.

Доркас снял телефонную трубку и потребовал соединить его с офисом шерифа.

– Я хочу поговорить с Биллом Пембертоном, – сказал он спустя несколько секунд. – Алло, Билл? Это Пит Доркас. Слушай, у меня в кабинете диспут по поводу пары миллионеров с Милпас-драйв. Речь идет о собаке: один утверждает, что она воет, а другой – что нет. Перри Мейсон представляет одного из них и требует расследования. Можешь прийти сюда и все уладить? – Выслушав ответ, Доркас кивнул: – Отлично, приходи прямо сейчас.

Он положил трубку и устремил холодный взгляд на Мейсона:

– Раз ты настаиваешь, Перри, мы проведем расследование. Если окажется, что твой клиент душевнобольной и сделал ложные заявления, мы потребуем принудительного лечения, разве только ты найдешь какого-нибудь родственника, который обеспечит ему лечение частным образом.

– Теперь ты рассуждаешь разумно, – одобрил Мейсон. – Почему бы тебе не сказать мне это с самого начала?

– Что именно?

– Чтобы я нашел родственника и обеспечил клиенту лечение.

– Ну, – отозвался Доркас, – он потребовал возбуждения уголовного дела – запустил механизм прокуратуры как будто без всяких на то оснований. А потом пришел мистер Фоули и заявил, что его безопасность под угрозой…

– Вот против этого я и возражаю, – прервал Перри Мейсон. – Не обижайся, Пит, но когда я представляю своего клиента, то сражаюсь за него, если возникает необходимость, до последней капли крови.

Доркас вздохнул и развел руками.

– Что верно, то верно, – промолвил он. – Когда ты представляешь клиента, с тобой трудно иметь дело.

– Нет, если с моим клиентом обходятся честно.

– Так и будет, пока я сижу в этом кабинете, – заверил его Доркас. – Билл Пембертон – человек справедливый, он быстро опросит кого надо и во всем разберется.