Пари - Наталья Никольская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что показывали? – заинтересовался Мамедов.
– Да я не помню точно, боевик, кажется, потом клипы были. Спать лег примерно полдвенадцатого.
– Никуда не выходил? – Мамедов, повернувшись к Сулейманову, в упор посмотрел на него.
– Никуда, – Роман и бровью не повел.
– И никто к тебе не приходил?
– Я же сказал, что был один. Вы что, меня подозреваете?! – вызывающе спросил он.
– Во-первых, об этом рано говорить, а во-вторых, я тебе сказал, я не из прокуратуры и не из милиции, у нас – частная контора, а если ты что-то вспомнишь насчет вчерашней ночи, позвони мне, – Алискер достал визитку и протянул ее Сулейманову.
– Ладно. – без особого энтузиазма сказал тот.
– Будь добр, позови, пожалуйста, Никоненко Олю.
* * *Трехрожковая люстра ярко освещала помещение дежурки, жалюзи на окнах были опущены, обогреватель работал на полную катушку. Болдырев сидел за столом у самовара с чашкой в руках.
– Ты че, парную здесь устроил? – вошедший Николай выключил обогреватель, – на улице плюс.
– Сыро очень, – Болдырев отхлебнул из чашки, – а я человек ревматический, сырость мне противопоказана.
– Ты не знаешь, как победить сырость? – с серьезным видом спросил вошедший следом за Николаем Ганке, держа в руках свой неизменный «дипломат», в котором он носил необходимый инструмент, – мы победили ее при помощи «Бэби-драй».
– Валентиныч, я понимаю, что у нас страна советов, но ведь не страна баранов, – парировал Сергей, ставя чашку на стол.
– Перекусить есть чего? – Николай подсел к столу и налил себе чаю.
– Что новенького, рассказывайте, – Болдырев достал из холодильника банку шпрот, полбатона колбасного сыра и пучок подвяленой петрушки. Выложив продукты на стол, он, образно говоря, «умыл руки».
– Может, ты нам еще и нальешь? – усмехнулся Ганке, открывая шпроты.
– Валандра вам нальет, догонит – добавит.
– Ты где такую петрушку выкопал, из-под снега что ли? – продолжал иронизировать Ганке, отложив нож и крутя в руках поникшую зелень.
Было забавно наблюдать, как этот представительный, солидный господин, в дорогом костюме и при галстуке приступает к столь незатейлевой трапезе.
Валентин Валентинович работал в фирме больше двух лет. Его род происходил не то из Баварии, не то из Вестфалии. Далеко не безоблачный жизненный опыт Ганке сослужил ему, тем не менее, не плохую службу.
Начав трудовой путь с токарного станка, он быстро продвинулся, но после сошел с широкой торной стези передовика производства, свернув на извилистую тропку личной авантюры. Что толкнуло его на это?
Может, воровская романтика, может, острая нехватка средств – к тому времени у него уже были жена и ребенок. А может, его сверхчувствительные пальцы взбунтовались против заедающей каждодневной рутины совкового производства.
Однажды его рискованное предприятие, приносившее ему неплохой доход и дававшее простор для воображения, накрылось медным тазом. Ганке выписали путевку на пять лет в места не столь отдаленные, четыре из которых он благополучно отбарабанил. Год ему скостили за примерное поведение.
Сидеть больше не хотелось, а применить свои знания и умения в законном бизнесе случай не подворачивался.
Судьба улыбнулась Валентину Валентиновичу, когда после отсидки он познакомился с Вершининой, причем, как это часто бывает в жизни, совершенно случайно.
Как-то он врезал замок Вере Гавриловне – матери Вершининой, которая, оставшись довольной работой Ганке, порекомендовала его дочери, когда у той возникла аналогичная проблема.
В конце концов Вершинина пригласила его работать в «Кайзер», где он и трудился в настоящее время к их обоюдному удовольствию.
– Алискерчик не появлялся? – спросил Валентин Валентинович и все-таки положил веточку петрушки поверх бутерброда со шпротиной.
– Ждем-с, – улыбнулся Болдырев, – вас-то двое, а он один.
– Нам-то целый дом достался, а ему – пара теннисистов, – осклабился Антонов.
– А у тебя тут все спокойно? – поинтересовался Валентиныч.
– Все о`кей, – коротко ответил Сергей.
– Валандра у себя? – спросил Антонов.
– У себя, ждет вас, иисусиков, – Болдырев прищелкнул языком.
– А мы как на картинке, – весело сказал Антонов-младший.
– Сейчас Алискер придет, и двинемся, – поддержал Николая Ганке.
– Легок на помине! – воскликнул Болдырев, когда в дверях появился Мамедов.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
* * *– Хорошо, с этими ясно, – сделав пометки в склерознике напротив фамилий Фадеева, Шнейдера и Сулейманова, Валандра перевернула страницу, – кто у тебя еще?
Мамедов в компании Ганке и Антонова сидел напротив Вершининой.
– Дальше – Ольга Никоненко.
– Что удалось узнать у нее?
– Кое-что интересное. Она слышала, как в буфете спорткомплекса, где они тренируются, в это воскресенье двое «новых русских» поспорили при свидетелях на пять тысяч долларов.
– Ну и что, что они поспорили? – Вершинина крутила в руках простую шариковую ручку.
– Дело в том, что предметом спора стал предстоящий турнир по теннису, а конкретнее, встреча Федорова и Сулейманова, – Мамедов выдержал многозначительную паузу.
– Давай без театральных эффектов, – поморщилась Валентина Андреевна.
– Так вот, спорили некие Зотов и Симягин. Зотов поставил на победу Федорова. Никоненко говорит, орали на весь буфет.
– Может быть, просто по пьянке поспорили, а на следующий день забыли?
– Нет, Ольга говорит, что они были практически трезвые и спорили при свидетелях – своих же приятелях.
– Как эти нувориши туда попали, им что, встречаться больше негде?
– В тот день были очередные соревнования, а эти нувориши, как вы их назвали, увлекаются теннисом, сейчас это модно, и, к тому же, сами корт арендуют, то есть попали они туда не случайно.
– Кто-нибудь еще слышал, как они спорили?
– Да практически все, кто был в буфете, включая и Амалию Филиповну…
– Это еще что за птица? – вскинула брови Вершинина, не дав Алискеру закончить фразу.
– Амалия Филиповна это буфетчица, – спокойно продолжил Мамедов, – она там больше двадцати лет работает, очень сообразительная фрау.
– Я так понимаю, что у тебя все? Правильно?
– Почти все, – Мамедов сделал ударение на первом слове и закрыл папку, – монеты, которые обнаружили у Трифонова, Федорову достались от отца, он часто ими хвалился перед ребятами. И еще, по предваритальным данным, смерть Федорова наступила около пяти часов утра, плюс-минус час. Точнее можно будет сказать после экспертизы. Вот теперь все.
– Тогда организуй нам кофе, а вы, – обратилась она к Антонову и Ганке, – двигайтесь ближе к столу. Валентиныч, начинай ты.
– Мы, Валентина Андреевна, смею вас заверить, не поленились, – начал в присущей ему неторопливой, обстоятельной манере Ганке, – опросили всех, кто был дома. Сами понимаете, соседи – народ любопытный, а зачастую не деликатный, но это только нам на руку. Вот, например, Марья Сергеевна… – Ганке открыл маленький, аккуратный блокнотик со страничками в клеточку, – … из сорок седьмой квартиры видела, как раза два Федоров приходил домой в сопровождении ярко накрашенной блондинки лет двадцати…
– Да уж, блондинке удалось привлечь внимание не только Федорова, но и ушлой Марьи Сергеевны. Макияж – страшная сила… – попытался схохмить Антонов.
– Коля! – недовольно прикрикнула на него Валандра. – посерьезнее. Так, так, а ну-ка дыхни… А я сижу и не пойму, от кого это таким свежачком тянет. – Вершинина в упор посмотрела на Антонова-младшего и поморщилась, – ты что же это, друг, на портвейн перешел?
Ее ироническое замечание, приправленное изрядной долей сарказма, вызвало у Антонова некоторое замешательство, но, через секунду справившись с ним, он с хитрецой ответил:
– Ошибаетесь, Валентина Андреевна, это «Анапа», пришлось принять ради дела. Николай Палыч, мой тезка, очень ее уважает, а на сухую ну никак не может общаться, так что уж извиняйте.
– Ладно, с тобой и Николай Палычем после разберемся. Так что у нас с Марьей Сергеевной? – снова обратилась она к Ганке.
– Ну-ка, Коля, посторонись, – Алискер поставил на стол поднос с кофейником и чашками.
– Спасибо, дорогой, – поблагодарила его Валентина Андреевна.
– Так вот, значит, блондинка, я не про Марью Сергеевну, а про эту девицу, которую она видела с Федоровым. Она была в короткой светло-коричневой дубленке с капюшоном, длинных черных сапогах выше колен и с небольшой сумкой на тонком ремешке. Эта девица у него появилась с неделю назад, точнее она сказать не может, а до этого месяца три он ходил с другой – ту Светой звали, и была она похожа на снегурочку, – с юмором добавил Валентиныч, – белая норковая шубка, белые ботинки и берет из серебристой норки.