Пари - Наталья Никольская

Шнейдер жил ближе, и Алискер направился сначала к нему. Остановив «Волгу» у подъезда, он пешком поднялся на третий этаж и позвонил.

Высокий зеленоглазый блондин, открывший дверь, тер глаза кулаком. Его заспанный вид говорил о том, что он только что проснулся.

– Вам кого? – удивленно спросил парень.

Мамедов показал ему служебное удостоверение.

– Меня зовут Алискер, я бы хотел поговорить с Рудольфом Шнейдером.

Парень оторопело уставился на Мамедова.

– А по какому, собственно, вопросу?

– Можно войти?

– Проходите, – он посторонился, пропуская Мамедова, – сюда, пожалуйста.

Шнейдер легонько толкнул рукой дверь в комнату.

Диван и кресло из одного гарнитура, стул радом с письменным столом, стереосистема на подставке, несколько книжных полок, где книги и журналы соседствовали с кубками, на полу – коричнево-бежевое ковровое покрытие.

– Вас зовут Рудольф? Мне ваш адрес дал Владимир Петрович.

– Что-то случилось?

– Вы еще не знаете? – Мамедов наблюдал за Шнейдером, – Дмитрия Федорова убили сегодня ночью.

– Убили? – вытаращив глаза, переспросил Рудольф.

– Вот именно. Поэтому я хотел задать вам несколько вопросов.

– Конечно, спрашивайте, – Шнейдер моргал своими большими глазами, – только скажите, как это случилось?

– В шесть утра сработала сигнализация в его квартире, мы подъехали через пять минут, практически одновременно с милицией. В квартире задержали соседа, а труп Дмитрия находился в ванной.

– Ужас какой-то, – Шнейдер рассеянно смотрел в пол, покачивая головой.

– Так вот, милиция считает, что это дело рук соседа, но есть несколько «но», поэтому мы и занимаемся этим убийством.

– Чем же я могу вам помочь?

– Когда вы последний раз видели Дмитрия?

– Вчера, на тренировке, – как бы вспоминая, ответил Рудольф.

– После тренировки вы поехали домой?

– Ну да, Дима еще подбросил меня, как обычно. Нам по пути.

– Во сколько вы расстались?

– Вчера тренировка закончилась минут двадцать восьмого, мы приняли душ, переоделись и где-то в районе восьми были уже у моего дома.

– Он собирался сразу поехать домой? – Мамедов не сводил со Шнейдера своих черных внимательных глаз.

– Нет, он сказал, что у него какая-то встреча в кафе «Ретро», на Буденовской.

– А с кем, он вам не сказал?

– Нет.

– У него была девушка?

– Да, Света Чебакова.

– Они давно познакомились?

– Месяца три назад.

– У них были серьезные отношения?

– Я не знаю, собирались ли они пожениться, но Светка хотела с ним ехать в Швецию, Диму пригласили туда тренироваться.

Мамедов немного помолчал, обдумывая следующий вопрос.

– Вы не заметили в последнее время чего-нибудь необычного в поведении вашего друга, вы ведь были друзьями?

Теперь задумался Шнейдер.

– Он какой-то дерганый стал, что ли. Я думаю, это из-за того, что Светка со своим бывшим хахалем на Канары умотала. Димка не смог поехать, у нас ответственные соревнования на носу, вот он и маялся. Понятно, что она там не кока-колу с ухажером пить собирается.

– Вы знаете адрес Чебаковой?

– Лицейская, пятьдесят четыре, квартира двенадцать. Могу и телефон дать.

– Это было бы замечательно, – сказал Алискер, вынимая записную книжку и авторучку.

– Двадцать четыре, семьдесят один, сорок два.

– Спасибо. Вы считаете, что нелады с Чебаковой были единственной причиной нервозности и плохого настроения Федорова?

– О других причинах, если они и были, я не знаю. Хотя в последнее время у него и в игре были сбои, – Рудольф поднялся с дивана, – вы извините, мне нужно на тренировку собираться.

– Я вас подвезу, у меня внизу машина, – любезно предложил Алискер, – Светлана Чебакова живет одна?

– Нет, с родителями, папаша ее – крутой бизнесмен, а мать – домохозяйка.

– У Димы было много друзей?

– Знакомых было много, а из друзей, пожалуй, только Андрей Зернов, они в одном классе учились. Димка и меня с ним познакомил.

– А чем занимается Андрей?

– Он в этом году заканчивает экономический.

– Спасибо, Рудольф, собирайтесь, я подожду вас в машине.

Мамедов запустил двигатель, набрал номер конторы и, дождавшись соединения, снял трубку.

– Товарищ майор, лейтенант Мамедов на проводе. Разрешите доложить обстановку?

– Кончай хохмить, Алискер, – улыбнулась Вершинина, – что у тебя?

– Ганке с Антоном-младшим я оставил опрашивать соседей Федорова. Я поговорил с его тренером и одним из спортсменов, которые с ним тренируются, сейчас снова еду в спортзал.

– Когда освободишься?

– Думаю, часа через полтора-два.

– Ты обедал?

– Конечно, – уверенно соврал Алискер.

– Ты уверен? – засомневалась Вершинина.

– Хотите, я перечислю все блюда, которые мне подавали? – весело спросил Мамедов.

– Ладно, гурман, отбой.

– До вечера, Валентина Андреевна.

Через пять минут они с Рудольфом уже ехали на тренировку.

Сочные удары ракеток по мячу сливались в один вибрирующий гул, втягиваясь, как воронкой, тишиной огромного теннисного зала. Миновав тяжелые темно-синие кулисы, которые отгораживали корты от остального пространства зала, Мамедов увидел играющих теннисистов.

На первом корте разыгрывалась подача, на втором – шла борьба у сетки, на третьем шла микстовая партия.

– Вы уже здесь? – Мамедов узнал голос Фадеева.

Тот, с сумкой через плечо и с полдюжиной ракеток подмышкой, подошел к нему сзади.

– Рома, резче удар должен быть, резче, – крикнул он одному из игроков.

Мамедов посмотрел на парня, которому адресовалось замечание. На скуластом лице Ромы застыло напряженное выражение, маленькие черные глазки горели каким-то недобрым огнем, ноздри мясистого носа раздувались как у норовистого жеребца, рот был приоткрыт, нижняя губа – выпячена.

– Блин, – ругнулся он, пульнув очередной мяч в сетку и вытирая потную ладонь о тренировочные штаны.

Засунув пальцы правой руки за воротничок синей футболки, он сделал движение головой в духе восточных танцовщиц, только не вправо-влево, а вперед-назад. Потом подобрал мячи, один из них сунул в карман штанов, и, сутулясь, подпрыгивающей походкой пошел на подачу.

– Это Сулейманов? – Мамедов кивнул в сторону Романа.

– Он самый. Тяжеловато мне порой с ним приходится, – вздохнул Фадеев, – талантливый, но невыдержанный, да к тому же лентяй приличный.

– Он скоро освободится?

– Роман, – крикнул вместо ответа Фадеев, – гейм доигрывайте и – сюда.

Сулейманов, застыв посреди корта с мячом в руке, вопросительно посмотрел на тренера.

– Что непонятного, я сказал, доигрывай.

Роман пожал плечами и снова вступил в игру. Худой и мускулистый, он легко передвигался по корту, ловко приседая перед низким мячом и, мощно отталкиваясь, прыгал за высоким. Наконец, обведя по линии вышедшего к сетке соперника, он выиграл гейм.

– Вызывали? – Сулейманов развинченной походкой подошел к лавке, где его поджидали Мамедов с Фадеевым.

– Брось паясничать, Роман, человек с тобой поговорить хочет, – Владимир Петрович кивнул в сторону Мамедова, – познакомься, это Алискер Мамедов.

Роман протянул руку.

– Сулейманов.

– Ну, я вас оставлю, вы поговорите спокойно, – сказал Фадеев и, собрав свою амуницию, направился к кортам.

– Я вас слушаю, – Сулейманов стоял переминаясь с ноги на ногу.

– Да ты садись, Роман, я надолго тебя от тренировки не оторву, но, как говориться, в ногах правды нет. Ты уже, наверное, знаешь, что произошло?

– Ну, знаю, – пренебрежительно отозвался Сулейманов, – я то тут при чем?

– Да ты не ершись, я не из милиции.

– Хоть бы и из милиции, мне нечего бояться, – криво усмехнулся Роман.

– Нет, если тебя больше устраивает перспектива общаться в прокуратуре, пожалуйста, тогда я уйду, – взял парня на пушку Мамедов.

– Ладно, – пошел тот на попятный, – что вас интересует?

– Меня интересует, где ты провел вчерашние вечер и ночь? Начиная, скажем, с двадцати ноль-ноль.

– Дома провел, – коротко ответил Сулейманов, покручивая ракетку в руках.

Его лоб, не смотря на молодость, покрывали борозды довольно глубоких морщин, являвшихся, скорее всего, результатом чрезмерно развитой мимики.

– С кем ты живешь? Я имею в виду, что это, конечно, могут подтвердить твои родные.

– Мать вчера была на дежурстве, больше дома никого не было.

– Хорошо. Что ты делал дома после того как пришел?

– Поел, послушал музыку, сел телевизор смотреть.

– Что показывали? – заинтересовался Мамедов.

– Да я не помню точно, боевик, кажется, потом клипы были. Спать лег примерно полдвенадцатого.