Катрин (Книги 1-7) - Жюльетта Бенцони

— Беранже моложе вас, и… у него нет в этом потребности.

— Я знаю. И я не хотел его брать с собой…

— Но я пригрозил, что подниму такой шум, что он не сможет выйти, — не смутившись, вмешался Беранже. — Я, может быть, моложе, но я тоже мужчина, госпожа Катрин, и чтобы от вас ничего не скрывать…

— Если вы намекаете на ваши вылазки на рыбалку в сторону Монтерналя, Беранже, скажу вам сразу, что здесь для меня нет ничего нового. Но между тем и этим, грязным кабаком с доступными девицами, целая пропасть. Я думала, что вы любили вашу подругу по рыбной ловле…

Паж опустил голову.

— Это правда, госпожа! Я ее люблю, в этом сомневаться не приходится. Но я не знаю, когда ее увижу, и не нахожу, почему бы мне тоже не развлечься. Я мужчина, какого Дьявола!

— Оставьте Дьявола в покое. Вам с ним нечего делать. А лучше ответьте мне откровенно на один вопрос.

— Какой? — — Эти девицы из кабаре Курто… Вас действительно к ним тянет? — Юноша бросил на старшего друга взгляд, молящий о помощи и исполненный такой искренней тоски, что студент принялся хохотать. Потом он взъерошил волосы пажа и взялся ответить за него.

— Конечно нет! Но это здорово, а? Парень воображает, что он уже большой? Давай ложись спать!

— Нет! Я хочу с тобой…

— Так я и говорю, пошли!.. Я иду спать. Так ты действительно будешь уверен, что действовал как мужчина.

И после неловкого приветствия в адрес своей госпожи они стали подниматься по лестнице.

Молодая женщина следила за ними глазами до тех пор, пока они не скрылись из виду, и облегченно вздохнула. Она была благодарна Готье за это братское самопожертвование. Этот неудержимый, смелый, веселый грубиян и пустозвон, молодой Шазей жестом или словом приоткрывал иногда уголок своей по-настоящему благородной души.

Иногда взгляд Готье говорил ей, что в его глазах она была больше женщиной, чем госпожой.

Катрир вернулась к себе озабоченной. Так долго оставалось ждать до королевской свадьбы. Этот жаркий конец весны, казалось, заставлял желания распускаться быстрее, чем цветы шиповника на придорожных кустах. Бездействие никому не приносило пользы. Если она не будет внимательно следить за юношами, они могут совершить какую-нибудь глупость…

Что же касается Жака, то, несмотря на тяжелую дневную работу, сможет ли он сдержать данное ей обещание и, ободренный близостью к ней, сможет ли удержать слова, которые сегодня так легко сорвались с его губ?

И потом, оставалась она сама. Только что ее чуть было не застигли врасплох, и ей пришлось призвать на помощь волю, воспоминания о своих близких, чтобы не слушать эту — Приятную музыку. А если искушение будет сильнее? Со времени того дня в Золотом Орле, где под действием вина из трав она откровенно предложила себя Тристану, Катрин не могла доверять себе самой.

Она разделась, расчесала длинные волосы, что без помощи Сары было утомительно, заплела их на ночь, потом встала на колени возле кровати для вечерней молитвы.

Она черпала в ней некоторую поддержку. Ее рассуждения становились более взвешенными. Но в этот вечер — по-видимому, виной был жаркий день — она не могла сосредоточиться на словах, которые шептали губы. Она произносила молитвы одну за другой, но совершенно механически, не проникая в них разумом. Несколько раз она сбилась, запуталась, попыталась начать снова, ошиблась опять и наконец, потеряв надежду, задула свечу и скользнула в постель.

Лежа на спине, со скрещенными на груди руками, она силилась заснуть, но сон не шел. У самой головы по другую сторону перегородки она слышала шум чьих-то шагов, кто тоже не мог заснуть, и этим человеком, она знала совершенно точно, был Жак. Он медленно мерил шагами комнату, заставляя скрипеть одну и ту же половицу под ковром.

Катрин с пересохшим горлом и с замиранием сердца вслушивалась в этот ритм, который так хорошо передавал внутреннее волнение ее друга.

На мгновение он остановился, и она услышала звук текущей воды. Он, конечно, хотел освежиться и что-то пил… Потом шаги возобновились, шаги бесконечные… Или это галлюцинация?..

Покрытая потом, Катрин нетерпеливым движением сбросила одеяло и простыни, чтобы свежий ночной ветер мог ее освежить.

Ей хотелось кричать, биться, чтобы погасить огонь, который томил ее тело. В ярости она закрыла голову руками, чтобы ничего не слышать, изо всех сил призывая на помощь воспоминание об Арно, своем муже, единственном человеке, которого она любила…

Как только осмелился Жак ее искушать? Женщина, чей муж беглец, изгнанник, рискует головой, не должна поддаваться другой любви. Но этот другой был Жак, и Катрин была вынуждена понять, что он значительно ближе ее сердцу, чем она могла себе вообразить.

«Пусть он остановится! Господи, сделай так, чтобы он остановился! — стонала она в подушки. — Неужели он не понимает, что сводит меня с ума?.. О! Я его ненавижу… ненавижу. Арно!.. Я тебя люблю… тебя, только тебя! Моя любовь! Моя единственная любовь…»

Но ее мятежный разум отказывался привязываться к знакомому образу. Бог был глух, а Дьявол — за работой! В то время как она изо всех сил призывала воспоминания о часах любви со своим мужем, память, подчиняясь этому неустанному ритму шагов, возвращала ей только одно ощущение: жар руки Жака.

Катрин не могла оставаться дольше на этой кровати, на которой она чувствовала себя, как Святой Лаврентий на раскаленных угольях. Она встала и посмотрела на закрытую, дверь. Она была так близко… так близко от комнаты, где человек ходил кругами, как зверь в клетке…

Несколько шагов — и дверь откроется, еще несколько шагов… и другая дверь окажется под рукой. А дальше?..

— Кровь била в висках Катрин. Эта дверь ее гипнотизировала. Она сделала шаг к ней, потом другой… и еще один. Перед ней предстала створка резного дерева. Рука легла на кованую щеколду…

Но в соседней комнате медленные шаги стали быстрее. Дверь резко, со стуком открылась. Потом он быстро побежал по коридору, кубарем слетел по лестнице, и через очень небольшой промежуток времени тяжело хлопнула входная дверь.

Неспособный себя сдержать, Жак сбежал от искушения. Что-то оборвалось в Катрин. Она сползла на колени и оперлась головой о деревянную дверь. Она была совершенно обессилена, но свободна, и в то же время два чувства владели ею: чувство сожаления и благодарности.

— Спасена! — прошептала она. — Спасена на этот раз! И как раз вовремя!..

И было также жаль, что в