Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя - Сергей Беляков

Практика использовать малороссиян против поляков прижилась. При этом власти империи тонко разбирались в раскладе сил, направляя пыл и энергию украинских националистов против ляхов. Украинцы с особым усердием принимались за русификацию, стараясь отплатить ляхам за старые обиды. В этом отношении русские, очевидно, не могли сравниться с украинцами. «Он был великоросс, и потому в нем не было обрусительной злобы»[843], – писал Короленко о директоре Ровенской гимназии Долгоногове.

Н. А. Милютин, возглавлявший администрацию Царства Польского, приглашал на службу Николая Костомарова[844]. А ведь знаменитый историк некогда возглавлял Кирилло-Мефодиевское братство – украинскую националистическую организацию, пусть и очень умеренную. Костомаров не приехал, хотя его приглашал и старый товарищ по Кирилло-Мефодиевскому братству, Пантелеймон Кулиш. Получив должность в администрации Царства Польского, автор «Черной рады» и «Записок о Южной Руси» писал Костомарову в январе 1865 года: «Приезжайте, и восторжествуем над презиравшим наши права панством!»[845]

Часть VII

Еврейский мир

Старые знакомые

В гоголевское время на украинских землях жил народ, многочисленный, древний, очень далекий от русских и малороссиян и по своему происхождению, и по образу жизни.

Евреи – давние жители Восточной Европы. Они были хорошо известны уже в Древней Руси. В X веке в Киеве была еврейская община. В XI веке, при Ярославе Мудром, в городе построили «Жидовские ворота». Вероятно, был там и еврейский квартал. Возможно, то были эмигранты из Византии, бежавшие от гонений и насильственной христианизации еще в первой половине X века, при императоре Романе Лакапине, а возможно, пришли из Хазарии (происхождение хазарских евреев тоже предмет для научного спора). В любом случае евреи на Руси жили и занимали не последнее место в общественной жизни. Не случайно с иудаизмом полемизируют и «Повесть временных лет», и «Слово о Законе и Благодати»[846]. Св. Феодосий Печерский, если верить его житию, не раз спорил с иудеями. Былинный Илья Муромец боролся с «богатырем-жидовином». Интересен и феномен славянского перевода «Эсфири», одной из книг Библии, которую до IX века восточная церковь даже не включала в число канонических книг[847]. Первый славянский перевод этой книги появился именно на Руси. Сохранилось несколько списков XIV века, хотя оригинал (протограф) был, вероятнее всего, составлен раньше[848], возможно, еще до монгольского нашествия, то есть в эпоху Киевской Руси. «Эсфирь» посвящена истории еврейского народа, который должен был бороться за свое существование в многоэтничной персидской державе. Несмотря на литературные достоинства книги, христианина она могла скорее озадачить, зато пользовалась чрезвычайной популярностью у евреев. Самое интересное, что славянский перевод был сделан не с греческой Септуагинты[849], а или с еврейского (масоретского) оригинала, или с какого-то неизвестного греческого перевода, который, в свою очередь, был сделан именно с еврейского оригинала[850]. В славянском переводе нет тех позднейших вставок, что вошли в текст Септуагинты и вызвали недоверие даже у св. Иеронима, делавшего латинский перевод Библии (Вульгату). Перевод «Песни песней» также был сделан с еврейского оригинала[851].

Православные на Балканах, в Малой Азии и даже в Константинополе читали библейское Восьмикнижие[852], на Руси – читали именно Пятикнижие Моисея. Правда, его перевели не с оригинала, а с греческого перевода (Септуагинты), зато текст «русского Пятикнижия» был разделен на «недельные главы». Это иудейское деление. В синагогах каждую субботу читают фрагмент Торы (парашат ха-шавуа – «недельная глава, недельная порция»). Большинство восточнославянских списков Пятикнижия разделено именно на такие «недельные порции»: «Это деление славянских списков точно соответствует делению еврейских текстов и согласно с литургической традицией Вавилона»[853]. Так что контакты предков русских и украинцев с евреями были не бесплодны и вовсе не так однозначны, как представляется антисемитам.

Мы мало что знаем и о численности еврейского населения Киевской Руси, и о его судьбе после монгольского нашествия. Вероятнее всего, остатки этого населения были ассимилированы волной новых переселенцев – немецких евреев-ашкенази, которые, спасаясь от преследований, покинули Германию в XIII–XIV веках и переселились в Польшу, под покровительство сильной тогда королевской власти. Земли Польши, а затем и Великого княжества Литовского стали для них новой родиной. Люблянская уния открыла евреям дорогу на Волынь, в Подолию, на Киевщину и на левобережье Днепра, где им позднее будет покровительствовать могущественный Иеремия Вишневецкий.

Козаки Богдана Хмельницкого и Максима Кривоноса полностью уничтожили еврейское население Левобережья и значительную часть евреев Подолии, Киевщины, Волыни: одних просто убили, других заставили бежать в Польшу. Русские власти вплоть до Екатерины II препятствовали возвращению евреев, так что их новая миграция на восток началась уже после разделов Речи Посполитой, когда Россия вместе с новыми землями получила и самую большую в Европе еврейскую диаспору. Полтава, Чернигов, Переяслав снова увидели сынов Израиля.

В гоголевское время еврейское население двух малороссийских губерний еще было незначительным. Зато в трех губерниях Юго-западного края (правобережной Украины) евреи были вторым по численности народом, уступая только малороссиянам. Особенно много евреев жило в губерниях Волынской и Киевской (соответственно, 10 и 9,7% населения), несколько меньше в Подольской – 6,8%, причем их численность быстро росла. В те времена многодетны были и русские, и украинцы, но евреи опережали всех[854].

Владимир Измайлов писал, будто нигде в России нет столько евреев, сколько в Киеве: «Они встречаются на улицах; улицы населены их домами; дома наполнены ими»[855]. Вероятно, это большое преувеличение. Просто евреи резко выделялись на фоне других жителей – русских, малороссиян, поляков. Они были активны и энергичны. Стоило Алексею Левшину приехать в Киев, как его чуть ли не через десять минут окружили пятнадцать евреев и начали наперебой предлагать свои товары[856].

Малороссийский художник Аполлон Мокрицкий нашел, будто «в Житомире половину населения составляют евреи»[857]. Ровно представился Костомарову «иудейским городком»[858]. «Евреев пропасть, да где их нет?»[859] – запишет князь Долгорукий, в 1810 году приехавший в Корсунь. «Какое множество здесь жидов! Просто ужас!» – восклицает Иван Аксаков. Это слова из его письма, отправленного Иваном Сергеевичем 29 сентября 1855 года из Умани. Той самой Умани, где всё еврейское население было вырезано по меньшей мере дважды – во время Хмельнитчины в 1648-м и при взятии Умани гайдамаками Зализняка и Гонты в 1768-м.

Еще в XVIII веке евреи в Англии и Германии начали отказываться от своего традиционного, довольно замкнутого образа жизни. Они стали носить парики и модное европейское платье, учить английский, французский, немецкий, чтобы не только вести дела, но и общаться с европейцами на их языке, читать их газеты и книги. Немецкий еврей Мозес (Моисей) Мендельсон к ужасу консервативных соплеменников перевел Тору на немецкий язык. В Берлине открылась «вольная еврейская школа», где учили светским наукам, необходимым современному человеку. Один из учеников Мендельсона, Давид Фридлендер, дошел до того, что потребовал перевести богослужение в синагоге на немецкий язык и «вычеркнуть из молитвенника упоминание о Сионе и Иерусалиме»[860]. Своим отечеством он считал Германию, точнее – Прусское королевство, а не далекую, населенную арабами Палестину.

Совсем по-другому жили евреи в Российской империи. Дело не столько в отсталости, сколько в исторической памяти. Хмельнитчина заставила польских евреев задуматься о конце света. Казалось, что хуже уже не будет и скоро надо ожидать прихода Мессии. И Мессия пришел, но, как это и бывает в таких случаях, оказался обманщиком[861]. Саббатай Цеви обещал восстановить Иерусалим и весь Израиль, а сам, в конце концов, перешел в ислам и под именем Мухаммад-Эфенди стал привратником султанского дворца в Адрианополе[862]. Другой лжемессия, Яков Франк, перешел в христианство, приняв имя Иосифа. Правда, польские христиане своим его не признали и даже посадили в тюрьму, откуда его освободила русская армия. Последние годы жизни этот «пророк» провел в Германии, где носил титул «барона Оффенбахского»[863].