Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя - Сергей Беляков

Память о евреях-арендаторах хорошо сохранилась в историческом сознании украинского народа. Чего стоит только «Дума о жидовских откупах», которую исполнял в гоголевское время знаменитый бандурист Андрей Шут. Эта очень длинная дума рассказывает о том, как плохо было козакам, как приходилось им платить злотые и талеры за венчание и крещение, как наживались евреи на аренде церквей и даже на аренде рек и как «спас» Украину и козаков Богдан Хмельницкий.

Эй козаки ви, дiти, друзi!<…>На славну Украиiну прибувайте,Жидiвъ-рандарiвъ у пень рубайте,Кровъ ихъ Жидiвську у полi зъ жовтимъ песком мешайте…[907]

Кулиш, напечатавший думу Андрея Шута в «Записках о Южной Руси», в последние годы жизни как будто переменил свое мнение: «…разнообразная переписка между лицами различных званий, партий и вероисповеданий, сохранившаяся за всё время от казни Сулимы до бунта Хмельницкого, не заключает в себе даже и намека на подобные сцены»[908], – утверждал Пантелеймон Александрович. Иван Франко также не нашел документальных подтверждений аренде евреями церквей. Киевский историк Иван Каманин, занимавшийся не только изучением запорожского казачества времен Сагайдачного и Хмельницкого, но и историческим прошлым еврейского населения Украины, тоже отрицал аренду церквей евреями.

И все-таки многие историки (Соловьев, Костомаров, Ефименко, Эварницкий, Антонович, Иловайский) не сомневались, что евреи брали в аренду церкви. Они опирались не только на летописи Самовидца и Григория Грабянки и польские источники времен Хмельнитчины. Так, например, в 1845 году, когда уже появились и «Кобзарь», и вторая редакция «Тараса Бульбы», был опубликован «арендный лист пана Якова Лысаковского пану Миклашевскому и еврею Песаху на имение Слущ Чеборский, «с церквами и подаваньем их»[909].

Иван Каманин и Иван Франко не могли не знать этого, но они жили в эпоху еврейских погромов и «еврейского вопроса». Спор о евреях-арендаторах имел тогда не только академический интерес. Историк, вынужденный оглядываться на политическую конъюнктуру, терял необходимую для ученого свободу. Обвинение это казалось столь страшным и столь грозным, что на рубеже XIX–XX веков его попытались с еврейского народа снять, доказать, что этого всего лишь вымысел, который перекочевал из более чем сомнительной «Истории русов» на страницы «Тараса Бульбы» и «Кобзаря». Другие, куда более достоверные источники, иногда предпочитали позабыть.

Аренда церквей осталась в прошлом. В XVIII–XIX веках евреи арендовали шинки, мельницы да винокурни. И украинский народ, и российские власти осуждали и эти занятия. Евреев обвиняли в том, что они спаивают народ. Гаврила Романович Державин возложил на них ответственность за нищету белорусского народа и рекомендовал вообще переселить евреев в Причерноморье, на пустующие земли.

При Екатерине Великой, а тем более при Николае Павловиче государство стремилось упростить чересчур сложную систему, уменьшить этнографическое разнообразие. Империей, где живет больше сотни этносов, управлять сложно. Если эти этносы многочисленны и сильно различаются образом жизни – управлять еще труднее. Поэтому российская власть с упорством, достойным лучшего применения, пыталась заставить евреев ассимилироваться, принять христианство, забросить «вредные» и «бесполезные» для государства и общества занятия и перейти к полезному хлебопашеству. Евреев пытались переселять в Новороссию, создавали там земледельческие колонии, освобождали от податей и предоставляли ссуды. Но перейти от городских занятий (ремесла и торговли) к земледелию очень трудно. Это не только смена занятий, но и смена образа жизни, почти невозможная для взрослого человека. Поэтому евреи нередко продавали посевное зерно, выданное им за казенный счет, резали скот, не дождавшись приплода. По словам Никитина, крещеного еврея, историка еврейской колонизации, неурожаи у еврейских поселенцев «случались чаще, нежели у прочих поселян, потому что, кроме незначительных посевов, они обрабатывали землю беспорядочно и несвоевременно»[910].

Трудолюбивые и экономные евреи оказались нерасчетливыми и неудачливыми сельскими хозяевами. В богатой Херсонской губернии хозяйства евреев-поселенцев находились «в весьма неудовлетворительном состоянии; большая часть этих колонистов очень бедна»[911].

Колоссальные усилия были потрачены зря. А настойчивые попытки распространить христианство и способствовать ассимиляции еврейского народа только озлобили евреев. Черта оседлости ограничивала их торговлю и предпринимательство, мешала развивать бизнес в столицах. Так что государь и правительство, не учитывая национальные особенности евреев и стремясь просто сблизить их со славянскими народами, достигло эффекта противоположного. Евреи ревностно хранили свою национальную идентичность и всеми силами противились ассимиляционным планам правительства.

Банкир, стало быть, еврей

Жизнь Малороссии и в особенности правобережной Украины, Белоруссии, Литвы без евреев не представить. Они торговали и занимались ремеслами, содержали шинки, гнали хлебное вино. По словам Фаддея Булгарина, евреи, даже находясь «в крайнем уничижении», будто бы «господствовали над всеми сословиями»[912]. Фаддей Венедиктович имел в виду не только их финансовое могущество, но и важнейшую роль в жизни общества. Евреи были «общими тайными поверенными и барина, и его жены, и сыновей, и дочерей»[913]. Шляхтичи и даже богатейшие магнаты привыкли пользоваться их услугами, их кредитом, их помощью. «Як у водi не без чорта, так у великого пана не без жида»[914], – говорит украинская пословица. И не только польские, но и многие русские и малороссийские паны не могли обойтись без услуг евреев.

Из романа Антония Погорельского «Монастырка»: «Вчера ввечеру сидела я в комнате и читала книжку; тетенька на крыльце разговаривала с винокуром. Ты не знаешь, что такое винокур, Маша? Это жид, который делает вино»[915].

Героиня Погорельского, Анюта, пишет так, будто евреям принадлежала монополия на винокурение. На самом деле свободой винокурения в Малороссии пользовались и дворяне, и священники, и монахи – словом, все, кто надеялся извлечь прибыль из этого занятия. Но именно в извлечении прибыли евреи, как известно, превосходили большинство своих конкурентов. Представление о богатстве евреев, их особом даре вести финансовые дела, торговать, зарабатывать в гоголевское время было даже более распространено, чем в наши дни. Гоголь писал, будто вечная «мысль о золоте» «как червь, обвивает душу жида»[916]. «Жиды – великие мастера повертывать деньги, в их руках червонец прытко вальсирует»[917], – замечал князь Долгорукий.

При этом большинство евреев черты оседлости жили в крайней нищете. Количество финансистов, торговцев, винокуров и даже ремесленников ограничено рынком, к земледелию евреи не привыкли, а расширять торговлю и ростовщичество мешала черта оседлости. Но и бедный еврей оставался трудолюбивым и энергичным. Он много трудился и мало тратил. На суп для семьи из четырех-пяти человек хозяйка тратила четверть фунта говядины, то есть около ста граммов. И эти четверть фунта экономно разрезали на мелкие кусочки[918]. История научила евреев не падать духом, помогать друг другу, если дело идет о борьбе с конкурентами-иноплеменниками, не отчаиваться после неудачи и неутомимо искать новый источник заработка. Они были часто хорошо информированы, первыми умели узнавать новости, в особенности если дело касалось финансов и торговли. По словам Булгарина, для польских шляхтичей «евреи заменяли газеты»[919]. Поляки были уверены, что евреи «знают всё»[920]. Фаддей Венедиктович утверждал, будто «все возвращенные к России от Польши провинции были для евреев гораздо прибыльнее Обетованной Земли»[921], так что евреи вместо того, чтобы в поте лица добывать хлеб свой, занимались в литовских, белорусских и украинских землях не всегда безопасными, но очень прибыльными операциями.

Флегматичные и степенные украинские селяне неизбежно уступали евреям торговлю, и только оборотистые русские купцы могли еще долго конкурировать с изворотливыми, дальновидными и энергичными сынами Израиля. При этом русские преобладали в крупно-оптовой торговле, а евреи – в розничной: «Здесь везде жиды, как насосы, втягивают в себя всю медь и серебро»[922], – писал князь Долгорукий в 1810 году. Не удивительно, что со временем у евреев появлялись большие состояния.

В Киеве начала XIX века крупнейшими кредиторами были банкиры, приезжавшие из еврейского Бердичева. Ежегодно они привозили на ярмарку в Киев «по 500–600 тыс. руб. серебром, а иногда и более 1 млн»[923]. Достаток киевских евреев отметил и Владимир Измайлов: «…они живут богато, производят разные ремесла»[924].