Изгой - Сэди Джонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сколько ему тогда было?
– Десять лет.
– От чего она умерла?
У Гилберта едва не лопнуло терпение.
– Утонула. В реке недалеко от дома. Кроме Льюиса, с ней никого не было. Мы так и не узнали, как это случилось.
– Представляю, какой ужасный шок он пережил.
– Само собой.
– Вы считаете, с тех пор он стал трудным ребенком?
– Не совсем. Он был очень тихий. Но в целом вел себя нормально. Я женился во второй раз. Лет в четырнадцать-пятнадцать он стал неуправляемым, начал пить и пристрастился к бритве.
– Значит, она утонула. Какая ужасная смерть… Расскажите мне о вашей жене.
– Не понимаю, зачем это нужно.
– Должно быть, вы тяжело переживали.
– Естественно.
– Вы сказали, кроме вашего сына, там никого не было?
– Да.
– Он не рассказывал, как все случилось?
– Из него слова было не выдавить. Он все время молчал. Странно молчал.
– Что вы хотите сказать?
– Ничего.
– Похоже, вы считаете, что ее смерть покрыта мраком.
– Я вас не понимаю. Что значит «покрыта мраком»? Мы пережили огромное горе. Льюис был маленький. Но он хорошо плавает. Река в том месте не очень глубокая. Не знаю. Меня там не было.
– Похоже, вы нервничаете.
– Вовсе я не нервничаю. У меня сын пропал. Ему опять грозит тюрьма. Он уже не ребенок, ему девятнадцать, он пьет и бросается на людей, а вы желаете обсуждать печальное событие, которое случилось много лет назад!
– Я не хотел вас рассердить.
– Давайте вернемся к теме.
– С вами все в порядке?
– Пожалуйста, послушайте меня!
– Хотите воды? Или чего-нибудь покрепче?
Гилберт посмотрел на часы.
– Бренди? – предложил доктор Бонд.
Гилберт выпил бренди. Все-таки хорошо, что предписание врача освобождает от правила «алкоголь только после полудня». Ему немного полегчало, и он рассказал доктору Бонду, как Льюис расколотил Кармайклам окна и исчез. Рассказал о крови на стене ванной и об ужасном синяке у Тэмзин. О том, как Льюис то уходит в себя, то впадает в неконтролируемую ярость.
– Неизвестно, где он сейчас. Это случилось вчера. Потом он сбежал, и мы не знаем, что произойдет, если его поймают.
– О чем вы сейчас думаете? – многозначительно спросил доктор Бонд.
Неожиданно разволновавшись, Гилберт с трудом нашел в себе силы ответить.
– Я очень беспокоюсь о нем.
– И?
– И очень беспокоюсь за свою жену. Вторую жену. И за семью, о которой я рассказывал, моего соседа и его дочерей.
– Когда вы говорите «беспокоюсь»…
– Я боюсь за них.
– Вы считаете, что ваш сын может навредить себе?
– Да.
– Вы считаете, что он может навредить другим?
– Да.
– Иногда… если человек не осознает, что нуждается в лечении, есть возможность начать процесс принудительно.
Наконец-то он сказал. Гилберт ждал этих слов, однако сейчас стал сам себе противен. И еще ему было страшно. Он молчал, глядя на часы.
– Это законный путь, – ласково проговорил доктор. Гилберт кивнул, не поднимая глаз. – Вы не предаете своего сына, мистер Олридж.
– Не предаю…
Во сне Льюис куда-то нырял. Преодолевая слой за слоем, погружался в неведомые глубины, потом резко проснулся. Стало совсем жарко. Ему больше не лежалось спокойно. Рабочие продолжали ремонт, скрупулезно вставляя стекла в рамы, и Льюису их возня казалась ужасно глупой.
Он всегда считал себя неправильным. Однако теперь осознал, что ошибался. Сердце забилось быстрее, и Льюис ощутил слабость и силу одновременно. Он хотел вызвать Кит, и не знал, как выдержит встречу с ней, что будет делать. Подняв перед собой руку, он понял, что та дрожит. Мысленно велел ей перестать, и дрожь прекратилась. Предпоследнюю сигарету Льюис прикурил твердой рукой.
Он курил в надежде, что сигарета хоть немного приглушит голод, и, разглядывая дым, представлял отца на работе. Интересно, что он сейчас делает? В детстве Льюис воображал себе работу отца как нечто очень серьезное – обитый кожей стол с важными бумагами, требующими неотложного внимания, – но постепенно потерял к ней всякое уважение. Однажды, когда ему было шестнадцать, он оставил Джини в постели и вышел на улицу. Он направился к Сент-Джеймсскому двору и купил бутылку джина в винном магазине поблизости. Спрятав ее в карман, вдруг увидел, как отец выходит из клуба, где обычно обедал. Льюис стоял на углу с бутылкой джина в кармане и думал о Джини, о ее теле. Отец, в костюме и шляпе, с кем-то беседовал, не замечая сына. Потом попрощался и сел в такси, а Льюис вернулся к Джини и остался с ней до ночи. Она уснула, прижавшись к нему, а он лежал без сна и чувствовал себя совершенно одиноким. Льюис не имел ни малейшего представления о том, как сложится его жизнь, и ужасался этому, но одно знал точно – он не сможет жить, как отец, даже если очень захочет.
Когда в тюрьме он давал волю фантазии, то представлял, как живут бизнесмены, бармены, музыканты, уборщики, тюремные служащие и полицейские, однако своего будущего не видел. В мире нет места для Льюиса Олриджа, потому что он с детства ущербный.
Всю жизнь Льюис считал, что отец, Дики, Элис и Тэмзин – все люди, которые пользовались успехом и уважением, – правильные, и только теперь понял, что это не так. Они все жили в неправильном, изувеченном мире, просто хорошо к нему приспособились.
Зато Кит – другая. Слишком красивая и чистая душой. Стоило о ней вспомнить, как вся ясность мысли исчезла без следа.
После встречи с доктором Гилберт вернулся к себе в контору и усиленно работал, а домой ехал тем же поездом, что и всегда. Когда он вошел в холл, Элис, как обычно, сидела в гостиной у бара с разбитыми дверцами. Не в силах заставить себя поздороваться, он сел на стул у двери и положил портфель на колени. Вскоре Элис заметила его и выбежала навстречу.
– Гилберт?
– Да?
– Ты дома.
– Да.
– Что случилось?
Он встал и прошел в гостиную. Элис догнала его и протянула коктейль.
– Ты был у врача?
– Да.
– И?
– Что «и»?
– Что он сказал?
– Дал мне бумаги, которые нужно заполнить. Мы говорили о Льюисе.
– Какие бумаги?
Указав на портфель, Гилберт взял коктейль и сел у холодного камина. Элис открыла портфель, с трудом одолев незнакомый замок, и вынула несколько листов, скрепленных скобами. Присев на колени, она начала читать.
– Что сегодня на ужин? – поинтересовался Гилберт.
– Гилберт… это же согласие на принудительное лечение. Нельзя сдавать его в психиатрическую лечебницу! Гилберт?
– Что тебе?
– Ты не можешь так поступить.
– Не могу. Потому что сначала нужно его найти, черт побери! Говорят, он подался в Лондон…
– Когда он