Брянские зорянки - Николай Егорович Бораненков

…Была уже ночь, когда совсем отрезвевшие кумовья появились на том же обрыве снова, и, увидев на реке тоже самое, заспорили опять.

— Я ж в резон говорю тебе, кум: то не что иное, как Феньки. Ну, погляди. При свете луны теперь погляди. Феньки это иль не Феньки?

— Да, по всему видать, оне — Феньки. Но вот закавыка, кум. Откуда тут мост, железная дорога? Подле ваших Фенек железной дороги-то нет.

— Нет.

— А раз нет, значит, не Феньки, кум. Феньки надо искать. Идем-ка. Влево теперь пойдем. Не провалились же твои Феньки сквозь дно. Где-то они преспокойненько стоят.

Долго еще, пожалуй, искали бы кумовья запропавшие Феньки, если б к ним не подошел солдат с автоматом, взятым на изготовку.

— Доброй ночи, граждане! Честь имею представиться, — щелкнул он каблуками, — гвардии рядовой Клим Курочкин. Позвольте доложить, что до выяснения личностей вы задержаны.

— Как задержаны? Куда мы попали? — опешили кумовья.

— Куда вы и зачем попали — это мы сейчас разберемся. Попрошу любезненько пройти.

…Под охраной солдата кумовья спустились к мосту, по которому только что прошел воинский состав и танки. Мост еще поскрипывал, гудел. По обе стороны широких новеньких пролетов стояли, как на фронтовом понтонном, солдаты.

С микрофоном в руке подошел офицер в зеленом маскировочном халате. Солдат доложил:

— Товарищ капитан! У моста задержаны вот эти два подозрительных гражданина. С самого вечера тут ходят. То туда, то сюда…

— В чем дело, граждане? — подступил капитан. — Кто бы такие? Почему к мосту такой интерес?

Кум Наум Первый виновато снял кепку.

— Звиняемся, товарищ начальник. Здешние мы. Из деревни Феньки. Я, как прозывают селяне, Наум Первый. А это мой кум Наум Второй.

— Эх! — крякнул с досадой кум Наум Второй. — Да разве так докладывают?! Дай-ка я, кум, доложу. — Он одернул пиджак, ударил каблуком правого сапога о левый и, вскинув руку к кепке, доложил: — Товарищ гвардии капитан! Бывшие гвардейские саперы образца одна тысяча девятьсот сорок первого — сорок пятого года следовали из гостей в деревню Феньки, но заблудились. Находимся в самовольной отлучке от собственных жен три часа с гаком.

— Из гостей, говорите? Заблудились?

— Так точно, товарищ капитан! Пришли вроде бы сюда, да не сюда.

— Как не сюда?

— А так, товарищ начальник, — взялся объяснить кум Наум Первый. — Шел в гости к куму — моста не было. Не успели съесть гуся и пропустить по чарке — мост появился. Да не какой-нибудь там мостишко на утлых коробках. Таких я на фронте видел. А эвон какой! Шапка летит с головы.

— На каких реках наводили переправы? — спросил, улыбаясь, офицер.

— Так что на Волге, Дону, Днепре, Висле, — доложил Наум Второй.

— И далее до самого Берлина, — добавил Наум Первый.

Офицер, волнуясь, кашлянул в кулак, поднес ко рту трубку микрофона.

— Внимание! Внимание, товарищи понтонеры — участники учений! По нашему каркасно-металлическому мосту сейчас пройдут бывшие гвардейские саперы, наводившие переправы от Сталинграда и до Берлина! Слава им! Рав-не-ние на героев! Смирна-а!!!

Два кума Наума, вскинув руки к кепкам, звонко зашагали в ногу по отличному мосту, озаренному прожекторами.

На привале

Взвод расположился в дубняке. Под горбатым старым деревом развесившим чуть ли не до земли огромные сучья, сидела, стояла, лежала мотопехота. В темноте светлячками мигали цигарки. Агитатора Андрюху Чохина было не видно. Он сидел где-то в центре круга, но голос его, изредка прерываемый хохотом солдат, слышался хорошо.

— И вот, братцы, передают мне гонцы — к Нюське, моей невесте, стал быть, сваты на лучшей кобыле поехали из деревни Приськино. Приськинский этот жених, как я знал, так себе: щупленький, куцый, худокормленый, не то, что я, — первый в округе кавалер.

— От загибает! От загибает, — хохотнул кто-то. — А сам-то какой! Сам! Росток с куриный шесток.

— Да брысь ты. Не перебивай. Говори, Андрюха, рассказывай.

— Вот я и говорю. Жених так себе. Никакого виду. К тому ж к двадцати годам и лысину уже заимел. Но кто его батьку знает, что у Нюськи на уме? Так вроде бы преданна. Нежные слова шептала, поцеловать дозволила раз. Да! Честное слово, не вру. Было такое. Но все ж поцелуй поцелуем, а оторопь берет. А вдруг да дурь в голову ударит. Возьмет и даст согласие выйти за лысого замуж. Девчата они ведь иные глумны, как овечки. Лишь бы в двор поманили. А вы сами представляете — отдать Нюську какому-то лысому прохиндею мне ой как не хотелось. Был бы жених герой. Куда ни шло. Пусть будет счастлива. Меня тоже судьба счастьем не обделит. На Нюське свет клином не сошелся. И другие красивые есть. Но когда подумаешь, что этот недокормный будет у нее в мужьях ходить, то извиняюсь… Дудки ему! Бегу в сарай к своему мопеду, а у него мотор ни тпру, ни ну. К тому ж и цепь запуталась, будто на нем черт всю ночь катался. Что делать? Скачу галопом к директору совхоза. Новенькая «Волга» у него. На ней с шиком бы. Но увы!.. «Волга» укатила в город. Я на совхозный двор к конюху Гаврюхе. Гаврюха в наш совхоз откуда-то из цыганского табора заехал, ну и прижился. Обращаюсь к нему: так и так, мол, выручайте, дядя Гаврила. В моем расположении считанные минуты остались. Если через тридцать минут я не буду в Аниськино, мою милую Нюсеньку унесет лысый черт, а гордое мое сердце разорвется, как шрапнель над головой ротозея.

«Братуха! — кричит цыган. — Крепись, чавела. Крепись! Пусть твой недруг хоть на самом дьяволе скачет, а ему старого Гаврюху сдохнуть не обскакать. Да я тебя, брат мой быстрей вихря, швыдче урагана к Нюське снесу, на самом лучшем рысаке доставлю. Садись-ка, эх!» Вскочил я на бричку, Гаврюха кнут в руки — и понеслись. Быстрей бури летим. И прилетели. На первой версте у нас колесо отвалилось. На второй — передок слетел со шкворня, а на третьем — конь выскочил из хомута, потому как хомут был одет вверх клешнями. «Что ж вы, дядько?! — взвыл от горя я. — Вы же обещали вихрем доставить!» — «Прости, братух. Бес попутал, — вздохнул цыган. — Сбрехал я тебе. Не кучерили ни дед мой, ни прадед, а обо мне и говорить не стоит. Не знал твой Гаврюха досель, каким концом коня в оглобли заводят. Из цыганского ансамбля я. Эх, чавела, всю жизнь танцевал!» Я в крик: «Убил! Зарезал! Под монастырь подвел. Из-за тебя Нюська гибнет». Да что толку. Кричи не кричи,