Брянские зорянки - Николай Егорович Бораненков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Схватив ружья, друзья кинулись на дорогу. Шагах в двадцати — тридцати от леса на ящиках полуопрокинутых саней стоял человек в мохнатом полушубке и палил из ружья, Горящие пыжи рассыпались фейерверком вокруг. Облепленная снегом лошадь пугливо шарахалась при каждом выстреле.
Увидев спешащих на выручку людей, человек в полушубке кубарем скатился с ящиков и, убегая от саней, спотыкаясь в снегу, закричал:
— Спасите! Рятуйте! Погибаю… При исполнении служебных… Ка-ра-ул!
Охотники преградили дорогу бегущему, но он без оглядки промчался к костру.
— Браточки! Охотнички! Родные… Не забуду. До гроба. Вовек… Спасли и закуску, и лошадь, и меня…
Майор Неделин подал человеку фляжку с водой.
— Выпейте. Успокойтесь. Что случилось? Кто на вас напал?
Человек глотнул воды, лизнул пересохшие губы:
— Семен Семеныч Крупкин. Лучший военторг в гарнизоне. В здешнем городке. Вез пиво, квасок, прочий стеклотовар, а главное — поросят. Молочных поросят к столу. На ухабе, чтоб его черти… сани мои бах в кювет. Лошадь из оглоблей. Я подымать. А тут они… Волки! Со всех сторон. К саням. К закуске. К ящикам с поросятиной. Ну, я по ним из ружья. А в ружье, одолженном у сторожа, как на грех, ни дробины. Все патроны солью-горохом, шут побери. Я палю, а они хоть бы хны. Отскочат и сидят. Даю залп из двух стволов — хвостом не шевелят. Прут ближе к ящикам. К кобыле.
Семен Семеныч был чуть-чуть навеселе и потому сыпал скороговоркой, с охотничьим подъемом.
— «Что делать? — думаю. — Как быть?» Э-э, да была не была. Кинул им поросенка. Жрите, шакалы. Слопали. Облизнулись. Мало. Один, чую, лапами о ящик скребет. Наверх, каналья лезет. Ну, думаю, конец. Прощай, Семен Семеныч, на исходе отчетного года. Первый раз в жизни подвел ты людей с сервировкой стола. А погибать мне, товарищи, от волков никак нельзя. Ни в коем разе. Я же председатель охотколлектива. Только вчера в охотничье общество отчет об истреблении всех хищников послал. И вдруг съеден ими же? Позор! Очковтирательство! Схватил я ящик с пивом и начал бутылками отбиваться. Два ящика раскидал, а не тут-то было. Сидят. Что делать? Сунул в ствол последний патрон. «Прощайте, товарищи, с богом, ура!» было запел. А тут вы. Свои… родные…
В кустах хрустнул снег. Крупкин оглянулся и побледнел. Глаза его в ужасе расширились, лохматые, в инее брови полезли на лоб.
— Во… Во-лки, — испуганно вымолвил он, пятясь прямо на костер.
— Семен Семеныч! Дорогой, — дружески обнял начальника отделения военторга майор Неделин. — Взгляни. Какие же это волки? Это наши охотничьи собаки. Погнала зайца и заблудились. Ждали мы их. Спасибо вам, что привели.
Крупкин глянул на гончих и схватился за шайку.
— О наваждение! Кому же я кинул поросенка?!
…Говорят, что на одном из столов не было поросятины. Но все обошлось. Семен Семеныч заменил ее жареным гусаком.
Происшествие в Доме офицеров
Инструктор гарнизонного Дома офицеров по культмассовой работе Иван Матвеич Сенькин — прекрасный человек. О нем так и в аттестации записано: «Замечательный работник. Должности вполне соответствует, но страдает одной болезнью — слишком упрям».
И верно. Если Иван Матвеич во что упрется, то проси не проси — не отступит. На совещании новогодней комиссии, например, его целый час упрашивал, убеждал профорг Петр Петрович Репкин быть поэкономней, обойтись в концерте собственными силами, но Сенькин настоял на своем и в тот же вечер вывесил объявление: «Окружному Дому офицеров на замещение свободных вакансий в новогодней труппе срочно требуются баба-яга и два серых волка. С предложением обращаться лично к товарищу Сенькину. Желательно в готовых костюмах».
Утром в кабинет Ивана Матвеича вломилось сразу восемь «баб-яг» и два «серых волка». Один матерый, с облинялым боком, другой — молоденький, еще подъярок. Самая старая «баба-яга» въехала в кабинет верхом на длинном помеле. Причем «бабы-яги» и «волки» отталкивали друг друга и страшно ссорились.
— Куда лезешь, фыра?! Не доросла еще до яги. Ступы небось в глаза не видала.
— Отстань со ступой. Теперь в моде пылесос.
— Осади, косматая!
— Не лезь, серый грубиян!
Опешивший Сенькин попятился к столу.
— Граждане! Уважаемые «бабы-яги». Товарищ «серый волк»! Спокойнее. Не все враз. Давайте по одному. Вот вы… вы, бабуся с помелом. Опыт сцены у вас есть?
— А как же, милый! Да разве мы могем без опыта. Я в доме отдыха ого как помелом орудую! То от бильярда отдыхающих гоню, то от телевизора. А как же. Мне, милок, самой охота в мягком кресле подремать.
— Фью! — свистнула «баба-яга» с чулком на носу. — Нашла чем похваляться — помелом. У меня язык получше помела. Я им, милая, из-за прилавка магазина эвон сколько военнослужащих обожгла.
— Не верьте ей! — воскликнула зеленолицая старуха. — То самозванка. Это меня в гарнизонном доме все зовут бабой-ягой. От моих проделок весь трехэтажный дом вертится, как на куриных лапах. Да пишете вы меня аль нет?
— Пишу, пишу, — пролепетал перепуганный Сенькин. — Всех запишу. Не волнуйтесь. Сохраняйте, бабушки, спокойствие. Вы не в хатке на куриных лапках, а в учреждении, в Доме офицеров. Кто следующий? Прошу!
— Меня включи в талмуд, — хихикнула старушка с мотком запутанных ниток. — В вещевом отделе я работаю и ох как обожаю злые шутки! Одному вместо сапог выпишу ботинки. Другому подсуну рубашку чужого роста.
— Говори точнее! — рявкнул «волк». — Не крути.
— А чего крутить? Я точно говорю. Вот ты, серый, стар и, знаю, больше не вырастешь, а попади ко мне за шубой, так я тебя семь раз заставлю смерить объем груди и живота.
— У-у, старая! Зря тебя не съел, — рявкнул «волк» и рванулся к столу. — Прошу со мной поговорить. Я в новогоднем концерте желаю выступать.
— Очень приятно, — отодвинулся от раскрытой пасти Сенькин. — Что вы умеете?
— Я могу рычать. Дома и на службе.
— Ни там, ни здесь делать это не положено.
— Положено не положено, а я рычу, потому как у меня нервы.
— У них, в учреждении, дяденька, — выглянул из-под стола «волчонок», — нет никакой критики. Вот и рычит, как хочет.
— Цыц! — рявкнул «волк» и набросился на «волчонка».
Старухи кинулись заступаться. Поднялся визг, крик… Сенькину с большим трудом удалось вытеснить всех в коридор и закрыть дверь на ключ. Но ненадолго. Через минуту дверь под натиском старух начала раскачиваться и затрещала. Из коридора донесся ликующий бас «волка»:
— А ну, взяли! Эх, взломали!!!
Сенькин набрал двузначный номер.
— Алло, милиция! Трошкин! Нападение. На Мой кабинет нападение. Восемь
