Смертельный туман - С. Гроув

Глаза девочки вновь наполнились слезами, она отняла руку:

– И вовсе не обрадуется… я такого натворила!

Дрожащий голос звучал совсем не по-детски. Софии показалось, что перед ней – взрослая женщина, сожалеющая о долгих десятилетиях скверно прожитой жизни. Женщина, в полной мере изведавшая усталость и горечь. Уронив голову, Дурман закрыла руками лицо и вновь зарыдала.

– Я такого натворила!.. – повторила она.

София дотянулась к ней через прутья, поймала ярко-зеленые руки, маленькие и очень холодные, заставила оторвать их от лица.

– У тебя выбора не было, – сказала София.

– Был у меня выбор, – мучительно всхлипнула девочка. – Всякий раз есть! И каждый раз я по выбору пускаю в ход свой дар! Предпочитаю маму с дедушкой всем другим людям… Нет мне прощения, – прошептала она. – Я просто их слишком сильно люблю, – добавила она еле слышно.

София сжимала руки девочки, у нее самой текли по щекам слезы. В это время со стороны ново-западных войск приглушенно прозвучала сигнальная труба. Дурман вздрогнула. Вскочила на ноги посреди клетки, вытянула напряженные руки.

– Это мне сигнал, – дрожащим голосом проговорила она. – Пора начинать. Бегите, бегите прочь как можно быстрей! Туман очень быстро распространяется…

София посмотрела на мокрого и усталого Тео, на потрясенного, растерянного Казанову, успевшего отступить от замка. Видно было, как он прикидывал про себя вес паланкина, раздумывая, получится ли его унести, если он возьмется за передок, а Тео с Софией встанут сзади вдвоем. У Софии мелькала такая же мысль, но раненая рука Тео вынуждала от нее отказаться. Со значением поглядев на Казанову, София сказала:

– Вы идите. Я останусь с Дурман.

– Уходите все! – настаивала юная узница. Труба вновь прокричала, дитя в клетке подпрыгнуло. – Пожалуйста, пожалуйста, уходите!

Тео и Казанова не двинулись с места. София вслушивалась и всматривалась в окружающее и понимала, каким образом развернутся события. Вот отступил даже рев бури, она почувствовала, как замедлилось время… Ново-западные войска стали отдаленным, расплывчатым красно-белым пятном. За ними покачивался в ожидании колдовской смерч, яростный и несытый. Казанова ладонью прикрывал глаза от дождя, вода сбегала с повязки у него на руке. Руки дрожали, София поняла, что он снова перетрудился. Может, попробовал в одиночку клетку поднять?.. Нет, наверное, он потратил силы еще раньше, когда управлял лодкой. Сапоги Тео тонули в грязи, он яростно хмурился, глядя на Софию, на лице мешались раздражение и душевные терзания. Он не хотел оставлять подругу рядом с Дурман. Не хотел повторять то, что сделал в прошлом году за стенами Нохтланда, когда бросил ее одну под дождем. Если только он сможет, он никогда больше не бросит ее…

Именно в этот миг она поняла: Тео стал другим. Он больше не заботился исключительно о собственной шкуре. Больше не считал, что ему очень повезло, если удавалось ускользнуть незамеченным. Теперь он был привязан к людям, к местам, и ему это нравилось. Он привязался к ней – к Софии. И это столь ясно читалось в каждой черточке его нахмуренного, злого, любящего лица, что София поневоле спросила себя: как она могла раньше этого не замечать?

«Да я же время разгоняю, – сообразила она. – Как тучегонители. Создаю себе пространство, чтобы все обозреть. Именно это описывал мне Горькослад, только было очень трудно вообразить, что имелось в виду…»

Перед ней развернулась цепочка событий. Сейчас перепуганный ребенок расправит ладони и на них расцветут малиновые цветы, порожденные элодейским даром Дурман. Их запах, разносимый мощью ветров, наполнит долину… И напряженное ожидание войск сменится хаосом, всеобщим смятением и резней под покровом малинового тумана. А с вершины гряды ударит колдовской вихрь и смешает с землей всех, кто останется. После него уцелеет разве что железная клетка, да и та смятая, сплющенная.

И София не находила иного способа, кроме убеждения, чтобы все это предотвратить. Нужно уговорить Дурман подождать. Нужно отговорить командиров от атаки. Нужно уговорить обе армии подождать.

Благодаря своему дару София умела произвольно растягивать время.

Вот только растягивать было уже нечего…

Вселенную разорвал грохочущий удар, София почувствовала, как под ногами содрогнулась земля, словно где-то рядом проскакал табун лошадей. Созданный ею пузырь времени схлопнулся, мгновения побежали как обычно. Она в отчаянии оглядела склоны долины: не вихрь ли ударил? Может, войска в атаку пошли?

– Дур-ма-а-ан! – донеслось издали.

София повернулась. Вдоль берега к ним спешило темное пятнышко. Однако голос она узнала. Она никогда прежде не слышала, как кричит Горькослад, но спутать было нельзя. Темное пятнышко превратилось в скачущего лося. Опустив рогатую голову, он перебирал ногами с немыслимой быстротой.

– Дур-ма-а-ан!

– Это Горькослад! – закричала София, вновь дотягиваясь сквозь прутья и хватая девочку за руки. – Он здесь! Он тебя отыскал!

Дурман таращила глаза, ничего не в силах понять. Нош мчался пулей. Труба вновь подала сигнал, но пленница пропустила его мимо ушей.

Краем глаза София заметила, как беспокойно переминались передовые ряды ново-западных войск. Можно было вообразить, как воспринимал происходившее генерал Григгс! Он уже трижды приказал Дурман выпустить смертоносный туман, но оный все не появлялся. Сперва помешала какая-то троица, выскочившая из каноэ. Теперь примчался юнец, окликающий девчонку по имени… Генерал медлил только потому, что ждал – вот-вот расплывется долгожданное облако.

Насколько хватит генеральского терпения? Скачи, Нош, скачи быстрей!

Лось стремительно приближался. Пятьдесят футов, тридцать, двадцать… Наконец Горькослад скатился с его спины и кинулся к ним, мокрый, с осунувшимся и горящим лицом. Он сразу бросился на решетку и обнял сестру. Дурман что было сил вцепилась в него.

– Сестренка, – бормотал Горькослад, гладя ее по голове.

Дурман с усилием отстранилась, на лице читалось горе.

– Тебе уходить надо, – сказала она и попробовала его оттолкнуть.

Горькослад не двинулся с места.

– Никуда я не пойду.

– Но мама… дедушка… – вновь расплакалась девочка. – Если я не…

– Они поймут, – подбодрил ее Горькослад.

– Они умрут! Они в зимней спячке – и их никогда не разбудят, если я не буду делать всего, что мне те дядьки прикажут!..

Пока брат и сестра разговаривали, София вдруг ощутила трепет беспокойства. Вероятно, прежде она от него отмахнулась бы, посчитав следствием собственной беспочвенной тревожности. А если бы и прислушалась, то приписала бы необъяснимому, таинственному инстинкту. Теперь она знала, что оба предположения неверны: тревогу насылал древний. Она подняла взгляд.

Нет, войска Нового Запада не шли в атаку на них, как она успела решить. Дело было в самой реке: вода бушевала и поднималась, берег рушился. Вот под напором мутной стремнины обвалился еще кусок дерна… София в ужасе посмотрела под ноги: в траве пролегли трещины.

– Нужно двигаться! – прокричала она, хватаясь за шест паланкина. Все оглянулись, и она пояснила: – Берег подмыло!

Горькослад первым понял, что происходит. Он схватил соседний шест, попытался оторвать от земли.

Казанова шагнул вперед и, отпихнув Тео, попробовал поднять весь задок паланкина. Держась за шест, София чувствовала усилие друга… однако клетка не двигалась.

– Она слишком тяжелая! – крикнула Дурман. – Ее восемь человек носят, вы не справитесь!

София в отчаянии посмотрела на Горькослада. Судя по выражению лица, перед его мысленным взором проносились те же безрадостные картины. Бешеное течение, обвал берега, грязь, тяжелая клетка… Сейчас земля уплывет у них из-под ног и передвижная тюрьма Дурман канет в воду. Девочка, запертая внутри, неминуемо погибнет.

Рассудок Софии стремительно перебирал и отметал варианты спасения… все, кроме одного, да и тот казался сомнительным.

– Беги! – крикнула она Казанове, отталкивая его от клетки. – Беги к Фену Карверу! Скажи ему, что Григгс хочет о перемирии договориться!

Казанова даже не смутился наглой ложью. Не спросил, каким образом она думала превратить ее в правду. Ни слова не сказав, он помчался по валунам, слагавшимся в естественный мост, на западный берег.

София повернулась к Горькосладу и Тео.

– Не дайте ей погибнуть, – сказала она.

И помчалась вверх по склону, туда, где неподвижно стояли солдаты. Они казались Софии рядами черных зубов, готовых растерзать всю долину…

38

Терьер

17 августа 1892 года, 10 часов 56 минут

В дополнение к вышеозначенным мерам, должным прекратить торговлю людьми, настоящим документом Новый Запад постановляет: любой человек данной эпохи, изобличенный в торговле людьми после заключения данного договора, даже в том случае, если означенная торговля будет происходить за пределами национальных границ, должен быть осужден за его (ее) преступления. Наказание в этом случае ничем не должно отличаться от назначаемого за работорговлю в пределах Нового Запада, как указано выше.