Смертельный туман - С. Гроув
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Григгс выпрямился в седле, глубоко вздохнул и нарушил молчание.
– То, что ты мне показала, весьма убедительно, – сказал он. – Однако цели моего пребывания здесь останутся неизменными. У меня нет выбора. Я подчиняюсь премьер-министру Нового Запада и выполняю приказы. Карверу известно, что моей личной инициативы здесь нет.
– Но вы сказали…
– Я знаю, что я сказал. Но посмотри кругом! – Он широким жестом обвел долину. – Все это случилось не по моей воле. Не я это задумал. И я не в силах это остановить.
– Вы можете это остановить! – не сдавалась София.
– Дитя, здесь, на поле боя, тебе очень скоро будет преподан урок величайшего смирения. Всем нам нравится думать, будто один человек способен изменить мир. Бывают, однако, времена, когда один человек значит очень немного. Бывают времена, когда он или она вовсе ничего не значит.
И Григгс, твердея лицом, протянул ей зеркалоскоп.
«Не сработало! – с ужасом осознала София. – Он все видел, но все равно хочет атаковать!»
Пока она, держа в руке зеркалоскоп, подыскивала слова, вернулись люди, посланные Григгсом вниз. Солдаты встали на свои места, словно растворившись в строю. Рыжебородый офицер остановился подле Григгса.
– Девчонка на позиции, – доложил он. – Карвер явился на этот берег реки.
Григгс слегка покачал головой. Подобрал повод и сказал Софии:
– Скажи Карверу, что я готов уважить первоначальные договоренности. У вас с ним есть десять минут, чтобы убраться за реку. Скажи ему, что ослушаться приказа я не могу.
– А смерч? – спросила София. – Поглядите же на него! – Она указала на вершину гряды, где ждала своего часа клубящаяся стена ветра. – Он же готов обрушиться в любое мгновение! Колдовской вихрь разнесет долину и всех, кто в ней находится…
– Он пройдет и минует, – сказал Григгс. – Погода для меня не препятствие.
София не знала, что делать. Она была так уверена, что уж зеркалоскоп-то вынудит генерала передумать. Григгс был действительно потрясен, однако решений менять не собирался. Прибор и все в нем увиденное его разве что задержали.
«Подожди, – вдруг раздалось глубоко в душе у Софии. И это не был ее собственный пресловутый внутренний голос. Она слышала то, что прежде считала инстинктом, но теперь начинала воспринимать как древнего. Клима. Новый Запад. Голос повторил: – Подожди!»
– Подождите! – вслух выкрикнула София.
Григгс помедлил. София в отчаянии смотрела на генерала, надеясь, что древний даст ей подсказку, как себя дальше вести.
И тогда она их увидела. Ныряя и выправляясь, чуть не падая наземь, сквозь бешеный дождь неслась стая голубей. Держась чуть повыше, мчались более крупные птицы – соколы и во́роны. Их мощные крылья служили своего рода пологом, хоть как-то прикрывавшим голубей.
– Смотрите! – закричала София. – Железные голуби!
Григгс с офицерами вскинули головы. Голуби пошли на снижение и опустились с писком. Соколы, покружившись, снова унеслись ввысь, вороны уселись на землю. Что до голубей, они облюбовали в качестве насеста раскидистые рога Ноша. Не менее дюжины птиц отряхивались, ворковали, охорашивали перья.
– Марсель! – воскликнула София, узнав голубка, некогда отправленного из новоорлеанского дома Максин с запиской к Шадраку.
Мокрыми, дрожащими, неловкими пальцами открыла она крохотный контейнер на лапке Марселя… Прикрыв рукой от дождя, прочла написанное на листке. Потянулась к другому голубю и к третьему, ознакомилась с их письмами. Во всех были одни и те же слова.
Лишь тогда она дрожащими руками протянула послания генералу Григгсу. Он молча прочел несколько штук. Вислые усы дернулись. Коротко выдохнув, он сунул записки во внутренний карман, чтобы не размокли вконец.
– Карвер еще внизу? – спросил он офицера.
Рыжебородый проверил с помощью подзорной трубы:
– Да, он там.
– Присмотрите, чтобы войска остались на месте. Я очень скоро вернусь. Ты со мной. – Это уже относилось к Софии.
Григгс направил коня вниз по склону, София верхом на Ноше последовала за ним. Они быстро достигли клетки Дурман, за прутья которой решительно держался Горькослад. Рядом стояли Тео и Казанова, на лицах мешались ожидание и надежда. Здесь же был и Фен Карвер, без шапки, в насквозь мокрой куртке из оленьей кожи и со старым ружьем на плече. Нижнюю часть лица прикрывал шейный платок, который он стащил при приближении Григгса и Софии. Карвер хмурился, но в глазах под насупленными бровями светилась хрупкая надежда.
– Итак? – спросил он, когда Григгс остановил коня и спешился.
Генерал снял шляпу. Сунул руку в карман и передал Фену Карверу только что полученное послание.
– Премьер-министр Гордон Бродгёрдл смещен с должности, – объявил он. – Парламент внеочередным голосованием решил прекратить агрессию против Индейских территорий и Нового Акана. – Помолчал и добавил: – Приказ, полученный мною от министра сношений с сопредельными эпохами, обязывает меня вернуться в Бостон.
Повисла пауза. Потом Тео, а за ним и Казанова восторженно завопили. Карвер, с серьезным видом изучавший письмо, вернул его Григгсу и слегка поклонился. Снял с шеи белый шарф, привязал на ружейный ствол… Вскинул ружье над головой, стал размахивать. С той стороны долины донеслись приветственные крики, приглушенные бурей.
Григгс подошел к клетке Дурман. Вытащил из кармана ключ, отворил дверцу.
– Не буду оскорблять тебя, подавая руку, – сказал он, – после всего, чего ты насмотрелась, после всего, что я сделал. Ты имеешь полное право ее не принять.
Дурман смотрела на него, не в силах поверить:
– Я могу идти?
– Ты совершенно свободна, – сказал Григгс, отступая от клетки. – Я исполнял приказ, но в том, чтобы использовать тебя как оружие, не было достоинства.
Он коротко кивнул ей и поехал наверх, туда, где ждали распоряжений войска Нового Запада.
Дурман все равно не сходила с места, пока в клетку не сунулся Горькослад и не вытащил ее наружу. Она вышла на дрожащих ногах и сразу же попала в объятия брата.
– Все кончилось, сестренка, – прижав ее к себе, повторял Горькослад. – Все позади.
40
Красные леса
20 августа 1892 года, 7 часов 02 минуты
Следует хорошо уяснить, что в некоторых местах время способно течь очень по-разному. Какое свойство местности управляет текстурой самого времени в его пределах? Хотелось бы увидеть развернутое исследование о том, как течет время в разных местах. Подобное исследование завершилось в прошлом году в Бостоне. (Для тех, кто не ознакомился с этой работой, сообщаем: большинство жителей Бостона отмечали ощутимое замедление времени между десятью часами и десятью семнадцатью.) Идет ли речь о некоем свойстве эпохи или, скорее, об образе жизни, приводящем к сходному ощущению времени? Это нам еще предстоит установить.
София Тимс. Раздумья о поездке к Жуткому морюДождь внезапно перестал, в долине воцарилась тишина. Единственный звук шел от реки – та продолжала реветь, неся к югу вздувшиеся от дождя воды. Фен Карвер стоял на подтопленном берегу, задумчиво глядя на стремнину. Его ждали войска. Теперь, когда расступились тучи, стало видно, что их составляли группы воинов, собравшиеся со всех Территорий.
София посмотрела на гребень холма. Колдовского вихря больше не было видно. Может, унесся куда-то, может, попросту рассосался. На земле остался только ожог, оставленный внутренней молнией смерча. Войска Нового Запада уже уходили, маршируя по дороге прочь из долины. Тео и Казанова наблюдали за их отбытием. Тео тяжело опирался на руку друга – теперь, когда все отгремело, силы совсем оставили его.
Воздух становился теплее, над землей заклубился серый туман. Скоро он покрыл долину сплошным одеялом, пряча клетку Дурман и грязную истоптанную землю.
София всем существом ощущала перемену, происходившую вокруг. Словно бы кто-то огромный глубоко, с облегчением выдохнул. Древний знал: опасность миновала. Черепашья долина спасена. В нее вернулись мир и покой.
Казанова, София и Тео держались немного поодаль, наблюдая за воссоединением Горькослада и Дурман. Девочка прижималась к плечу брата, тот обнимал ее и что-то нашептывал вполголоса. Рассказывал сестре, как они сейчас покинут долину и поедут пожить у Дымки. Как напишут в Бостон, чтобы узнать о судьбе деда и матери…
София смотрела на них, испытывая странную смесь радости и печали. С одной стороны, она остро чувствовала то же облегчение, что отражалось на их лицах. С другой – их воссоединение болезненно напоминало о том, с чем неминуемо придется иметь дело ей самой. Когда все кончится, она войдет в рощу, и там либо окажутся, либо не окажутся Минна и Бронсон. Все знаки вели Софию именно туда; более идти было некуда.
«Если я и там их не найду, – думалось девочке, – то и нигде больше не найду!»
Отвернувшись от Горькослада с Дурман, она посмотрела на зеркалоскоп, который все еще держала в руке. Осторожно спрятала прибор в сумку…