Зов Оз-моры - Андрей Хворостов

Готовя шяням[4] к Свиным дням, оба супруга старались не думать о будущем жертвоприношении. Зачем портить себе праздник?

Уже начало темнеть, когда Варвара напекла на сале колобки в виде орешков и поросят, и вышла с ними во двор. Подняв над головой блюдо с выпечкой, она молила Вирь-аву о том, чтобы в лесу было много орехов и дичи.

Вернувшись в избу, она попросила мужа поставить в печь сковороду с варёной свиной головой.

— Зачем? Что это будет за яство? — полюбопытствовал Денис.

— Как что за яство? Тувонь-шкай! Свиной бог…

Муж пошёл выполнять её просьбу. Сама же Варвара наклонилась над ведром воды в сенях, чтобы посмотреть на своё отражение, но вместо него увидела владычицу воды в печальном платье расставания с девичеством.

-

[1] Потом в этих краях появился русский праздник с похожими обрядами и названием — Таусень. Возможно, это гибрид славянского овсеня и мокшанских празднеств в честь Тувонь-шкая.

[2] Свиные дни (Тувонь шит) начинались в день зимнего солнцестояния (который тогда совпадал с православным Рождеством). В старину они продолжались две недели.

[3] Инжаня имела в виду обсидиан, природное стекло.

[4]Шяням (мокш.) — мордовская селянка, тушёная свинина.

Глава 30. Свадьба владычицы воды

Согласно древнему обычаю Ведь-ава перед свадьбой рыдала неделю. Вместе с ней плакали тучи, проплывающие над Вельдемановом. Село захлёбывалось в ливне, который не прекращался ни на час. Дороги так раскисли, что местные жители забыли дорогу к своим бортным угожьям. Их пчёлы сидели в нешкопарях, не летали за нектаром и не запасали мёд. Крестьяне не выводили на выпас коз и овец, не ходили на полевые работы.

В один из таких сырых дней Мина надел высокие сапоги и пешком добрался до церкви, чтобы исповедоваться.

— За что тебя, Минка, черемисом прозвали? — вновь спросил его отец Афанасий.

— Грешен я, святой отец! В том, что Марё из отчего дома умыкнул, грешен. В том, что хозяйство запустил, грешен. Во многом грешен, но не колдовал я! Вот тебе крест, не колдовал!

— «Марё», говоришь, умыкнул? — ухмыльнулся священник.

— Да.

— Я позавчера её крестил. Только тогда она и стала Мариам, а до того иначе звалась. Как?

— Нуууу… — замялся жених, не сообразив, что ответить.

— Знаю, на ком ты женишься. Вот и скажи, какими чарами ты такую невесту приворожил.

Жених так оторопел, что не смог произнести ни звука.

— Ладно, не буду тебя пытать, — примирительно сказал отец Афанасий. — Сейчас отпускаю твои грехи, раб Божий Мина! А уж кто дальше будет тебе их прощать, не знаю. Может, Господь наш, а может, и Ведь-ава.

— Как ты всё прознал, святой отец? — вырвалось у Мины.

— Мне ли было не узнать Деву воды? Я ей столько жертв принёс на керемети! — усмехнулся поп. — Ладно, Минка. Теперь о деле поговорим. Урьвалине у Марё есть. А вот кто будет над твоей головой держать венец? Кто станет твоим уредевом[1]?

— Кто-нибудь из соседей.

— Ну-ну… Ищи! Может, и обрящешь.

Однако никто не согласился стать Мининым дружкой, и, исходив всё село, Мина в отчаянии вернулся домой.

— Не смог найти уредева? — спросила его Дева леса. — Я найду! Ходил ли ты к тому мужику, который хотел меня потискать? Сдаётся мне, что за чарку хлебного вина он согласится.

— Егорь? Какой из него уредев? — расхохотался Мина. — Сможет ли он удержать венец над моей головой? Не напьётся к тому времени? А как распоряжаться на свадьбе будет?

— Ему это и не потребуется. Я всё подготовлю. Расскажи-ка, где он живёт.

— Недалеко, — ответил жених. — Пойдёшь налево. Через два дома будет улочка. Потом ещё три дома минуешь, а там увидишь самый ветхий дом на селе. Его ни с каким другим не перепутаешь.

Вирь-ава нарядилась и отправилась к Егору с кувшином позы в руках. Зайти решила издалека.

— Не забыл меня, Ёгорь? — спросила она.

— Урьвалине Марё? — вспомнил пьяница. — Как же, как же…

— Всё ещё мечтаешь обо мне?

— О такой редкостной? Как же, как же…

— Становись Мининым уредевом, тогда у нас будет повод пообщаться.

— Это ж хлопотно… — вздохнул Егор.

— Делать тебе, Ёгорь, не надо будет ничего. Всё подготовлю я. Даже наливать тебе стану. Сколько пожелаешь!

— Вот это по мне.

Наутро он пришёл в дом Мины. Вирь-ава представила его жениху и невесте.

— Вот он, наш уредев! Прошу любить и жаловать.

— Придётся полюбить, если ты больше никого не нашла, — скривила рот Дева воды.

Она с деланной улыбкой вскочила с лавки, помня, что невеста не имеет права сидеть в присутствии уредева, и нарочито угодливо налила ему ковшик хлебного вина. Гость одним глотком выпил самогон, даже не попросив закуску.

— Занятный у нас уредев! — засмеялась Дева леса. — И правда ведь, не упился бы до венчания.

Тот посмотрел на неё масленым взглядом и… попросил ещё корец хлебного вина.

Казалось, дождь не закончится никогда, но накануне венчания Девы воды небо избавилось от облаков. Дева леса рано утром истопила баню и замесила пшеничное тесто, а Ведь-ава утёрла слёзы с лица, расплела косу, попарилась и смыла с себя вольную жизнь.

Из бани она вышла уже с двумя косами — весёлая, слепящая безупречной ледяной красотой. Мина не чувствовал себя с ней счастливым. Он так и не поверил, что Дева воды собирается стать его женой, что это не розыгрыш, не её злая шутка. «Конечно, богиня посмеётся надо мной, но когда? На пиру перед гостями? В церкви во время венчания? Или на брачном ложе?» — думал он. С каждым мгновением его сомнения усиливались, и, в конце концов, переросли в страх.

У Мины душа ушла в пятки, когда Ведь-ава, порывшись в своём липовом паре, вытащила оттуда склянку, высыпала в чашу с водой какой-то порошок и протянула ему:

— Пей!

— Что это? — трясущимся голосом спросил Мина. — Волшебное зелье? Что ты хочешь со мной сделать? Превратить в козла или в хряка?

— Нет. Очистить от зловредной живности.

— Я же ходил к отцу Афанасию. Исповедовался, причастился. Были бы во мне бесы или алганжеи, он бы узрел. Некого из меня изгонять!

— Я разве о чертях? — засмеялась Дева воды. — Я о другой дряни. Снаружи на тебе живут вши. Внутри — глисты и всякая невидимая мелюзга. С таким засранцем я завтра не лягу.

Мина недоверчиво взял чашу из рук невесты. «Ну вот, и наступил миг, которого я боялся! Сейчас стану каким-нибудь мерзким животным, а Ведь-ава и Вирь-ава начнут потешаться и издеваться надо мной. Может, даже бить или