Зов Оз-моры - Андрей Хворостов

— Коть афток потть? — насмешливо спросила она и подняла панар.

Уредев ошалел и даже чуть протрезвел от страха.

— Ты кто? Ты… — испуганно спросил он.

Урьвалине повторила вопрос:

— Коть афток потть?

— Потть! — дрожащим голосом произнёс Егор.

Она жестом поманила его к себе. Егор, трепеща, ухватился за грудь Девы леса. Молоко брызнуло ему в лицо. Дева леса неприязненно ощерилась, и пальцы на её правой руке превратились в голые берёзовые ветви.

— Трус и неумеха! Ни целовать, ни ласкать не можешь! — брезгливо прошипела она и начала хлестать уредева по щекам.

Егор вскочил и понёсся что есть мочи назад, к свадебному столу. Дева леса бросилась за ним.

— Это не человек! — с выпученными глазами орал он. — Это Вирь-ава! Она спросила: «Коть афток потть?» — а потом вырастила на руке ветки и избила ими меня. Заприте своих коров! Она уведёт их в лес и высосет из них кровь. Вирь-ава всегда так делает.

— Вот нажрался! — разнёсся смех гостей.

— Метлой я его отхлестала, — сказала урьвалине, садясь за стол. — Обычной метлой! Что ещё было делать? Он меня решил силой поять. Облейте его водичкой! Пусть протрезвеет! Ему же в церковь идти, венец над головой Мины держать.

Тут двое крепких парней схватили Егора, раздели и у всех на виду трижды окатили ледяной водой из колодца.

— Тебе по-прежнему мерещится Вирь-ава? — спросила урьвалине.

— Нееет! — завопил Егор, тряся мокрыми волосами.

— Оденьте его! — сказала Дева леса. — И больше ему не наливайте.

В полдень урьвалине взяла невесту за руку, ввела в онаву, занавесила вход выбеленным холстом — и повозка неспешно тронулась в сторону церкви. Следом за ней двинулась телега с женихом и уредевом, побежали девять девушек со свадебным пирогом, украшенным цветами и красными лентами.

Душа священника ушла в пятки, когда он увидел Деву воды, входящую в Божий храм. Он спросил Ведь-аву: «Имеешь ли ты, раба Божия Мариам, произволение благое и непринуждённое, и крепкую мысль взять себе в мужья раба Божия Мину?» — и ему примерещилось, что он уже в аду и черти раскалёнными кочергами гонят его в казан с кипятком.

Голос отца Афанасия дрожал и качался, когда он пел тропари, обводя новобрачных вокруг аналоя, а затем молил Святую Троицу дать рабе Божией Мариам преуспеяние в христианской вере и обилие благ небесных. Читая отпуст[4], он в душе сравнивал себя с великомучеником Прокопием, которого бросают в пылающую печь.

Венчание закончилось, и свадебный поезд двинулся к дому Мины. У порога столпились односельчане. Особняком держались четыре осанистых молодицы. Одна держала каравай с хлебом и солью, другая — короба с пшеницей и шишечками хмеля. Ещё у двух были в руках образа Спасителя и Богоматери.

Как только Мина и Дева воды отведали хлеба-соли и поцеловали иконы, девушки принялись осыпать их зерном и хмелем. Затем из дома выскочила Вирь-ава в вывернутом наизнанку тулупе. Она прорычала по-медвежьи: «Отбивай!» — и поставила под ноги Деве воды сковородку с тлеющими углями.

— Норовистой женой будешь! — улыбнулась Дева леса, увидев, что Ведь-ава трижды пнула сковороду ногой.

Затем Мина ввёл за руку языческую богиню в свой дом, где они поставили образа в красный уголок, затеплили перед ними лампадку и помолились.

— Мы будем образцовой христианской семьёй, — с ухмылкой сказала мужу Дева воды.

Они вышли к свадебному столу и сели во главе его. На колени Ведь-аве посадили малыша, который два года назад родился в семье Мининого соседа.

— Нарожай побольше таких же! — закричали ей гости.

Вирь-ава вытащила из лувонь кши ветвь яблони и сорвала с него две птичьи фигурки. «Съешьте это, чтоб ваш ребёнок родился здоровым!» — сказала она молодым, взяла их за руки Мину и повела к брачному ложу.

В сенях просторной избы на широкую лавку была наброшена перина. Вирь-ава подвесила к балке над ней яблоневую ветвь и оставила молодожёнов наедине.

Дева воды села на лавку, надкусила хлебную фигурку голубя и протянула мужу.

— Не теряйся, Мина. Обними меня, и покрепче, — сказала она.

У него же словно отнялись руки. Ведь рядом с ним сидела могущественная богиня, прихотливая и безжалостная. «Вдруг Ведь-ава на меня за что-то разозлится? — дрожа, думал он. — В кого она тогда меня преврати? В лягушку? В пиявку? В водяного клопа?»

Ему ещё нигде не было так страшно — ни на вершине кургана, когда на него налетела ледяная муха, ни в лесу, когда он умирал, поражённый морозной иглой. Его не возбуждало обнажённое тело Девы воды, каким бы красивым оно ни было.

Оглядев дрожащего мужа, Ведь-ава скривила рот:

— Я в тебе не ошиблась? Ты вообще-то способен?

— Да, — растерянно прошептал он. — Я просто…

— Ты просто не можешь забыть свою Полё… — вздохнула Дева воды.

Даже ей было больно осознавать, что её муж любит совсем другую женщину, к тому же, давно умершую. Однако Дева воды перешагнула через обиду, легла на спину и прошептала:

— Будь смелее. Я такой же человек, как и ты…

Почувствовав доброжелательность в её словах, Мина отважился…

— Хорошо ли тебе со мной? — спросила она.

— Как в мёде купаюсь…

Жена никогда не дарила Мине такого блаженства. Однако даже сейчас он не мог забыть свою Пелагею, и три раза случайно назвал Ведь-аву «Полё». Она сделала вид, что не заметила.

Ведь-ава и Мина так устали, что уснули сразу же, едва только легли на настил в кершпяле Мининого дома.

Утром, только-только встав с постели, Дева воды радостно прошептала:

— Молодец, Мина! Я зачала.

— Как ты это поняла? — изумился Мина. — Дня ведь не прошло.

— Я не только владычица воды, но и покровительница деторождения. Поверь мне, ты скоро будешь отцом. Рожу тебе сына, который воплотит мою мечту.

— О чём же ты мечтаешь?

— Узнаешь когда-нибудь…

После завтрака молодую повели к Гремячему ручью. Девки срывали со свадебного пирога цветы и бросали их в омут — в дар Ведь-аве. Затем и Дева воды кинула в бучило серебряное колечко. «Вот не думала, что когда-нибудь стану дарить кольца самой себе!» — усмехнулась она. Отец Афанасий и Мина тоже улыбнулись себе в усы…

Свадебные торжества закончились. На столах оставались недоеденные яства, вокруг громоздились горы мусора и объедков, над которыми роились мухи.

— Долго убирать придётся, — вздохнул Мина.

— Не твоя забота! — отрезала Вирь-ава. — Мои лешаки всё здесь очистят, а тебе с женой пора за заборчик. Не выйдете оттуда, пока она не родит. Буду охранять вас.