Обман - Клэр Фрэнсис

– Где его обнаружили? – наконец выдавливаю я из себя.

– Внутри яхты.

– Внутри… – эхом повторяю я. При этом ощущаю прилив страха. Или облегчение? Не знаю. В наступившем молчании поворачиваюсь к Чарльзу, который грустно кивает мне, как бы подтверждая заявление Доусона.

Инспектор смотрит на меня немигающим взглядом.

– С сожалением должен также проинформировать вас о том, что возле тела вашего мужа было обнаружено ружье… – Доусон делает паузу. – И о том, что в результате предварительного обследования на теле мистера Ричмонда обнаружены ранения, позволяющие предположить, что он выстрелил в себя из ружья.

Я не отрываясь смотрю на него.

– Мне очень жаль.

Закрывая глаза, я плыву в пространстве. Словно сквозь туман слышу, как кто-то идет по гостиной, затем вижу рядом с собой Леонарда. Он вставляет мне в руку стакан. Я подношу его к губам и делаю глоток. Другой рукой ощущаю сухое пожатие Леонарда. Возле моего уха раздается его шепот:

– Эллен, вам не в чем себя винить, не в чем.

В груди у меня вскипают старые обиды, на глаза наворачиваются слезы, но несмотря на это я почти физически ощущаю на себе изучающий взгляд Доусона и поднимаю на него глаза.

– Мы должны совершить ряд формальностей, – говорит Доусон, – обычное расследование. Правда, оно потребует времени. Надеюсь, нам удастся поднять яхту. Может быть, даже в ближайшие дни. Мы постараемся, чтобы наша работа не создала вам никаких неудобств, общения с прессой будем избегать. Рассчитываю на то, что в течение этого времени у нас с вами наладится полный контакт.

Я неопределенно киваю, не будучи уверенной в том, что именно он подразумевает под своей последней фразой.

Леонард придвигает кресло и садится рядом со мной.

Доусон наклоняется вперед, как бы желая исключить Леонарда из нашего разговора и произносит:

– Я понимаю, миссис Ричмонд, что это большой удар для вас. Я не имею права отрывать вас сейчас от семьи, но вы оказали бы нам неоценимую помощь, если бы попытались сформулировать причины, по которым ваш муж мог бы покончить жизнь самоубийством.

– У Гарри были финансовые проблемы… – неуверенно начинаю я и смотрю на Леонарда, как бы прося поддержать мои слова.

Но прежде чем Леонард успевает что-либо сказать, Доусон предостерегающе вытягивает руку в его сторону и говорит мне:

– Продолжайте, миссис Ричмонд.

Собираясь с мыслями, я прикрываю веки и тру пальцами глаза.

– У него были долги… Долги по делам фирмы, личные долги. Вплоть до недавнего времени я не знала, что их было много. Сам он мне о таких вещах ничего не говорил. – С мыслями о детях я заставляю себя продолжать: – Политическая карьера Гарри… Поражение в последних выборах было для него совершенно неожиданным. Он…

– Да?

Я делаю секундную паузу.

– Это явилось для него тяжелейшим ударом. Он очень переживал…

– А перед исчезновением не был ли он особенно угнетен, подавлен? В последние несколько дней?

– Не знаю. Я много об этом думала, но по моему мужу это было трудно определить, в таких вещах он никогда не признавался.

– Вы сказали, что думали об этом. Значит, эта мысль – о том, что он мог покончить с собой, – приходила вам в голову?

– Нет, нет. Я просто имею в виду, что в последнее время вообще много думала о Гарри.

– У вас имеются на это какие-то особые причины? В горле у меня застревает комок, но через несколько секунд я справляюсь с собой.

– Просто я думала о том, чего не сказала ему. О том, что должна была сказать.

– Значит, в те дни ничего особенного не случалось? – гнет свою линию Доусон. – Ничего такого, что могло бы серьезно повлиять на мистера Ричмонда?

Я роюсь в своей памяти. В ней все перемешалось, я уже не знаю, как отделить реальные вещи от нарисованных моим воображением.

– Разве что…

– Да?

– В те дни у него было несколько деловых звонков, которые, по-моему, сильно его расстроили. У меня тогда возникло ощущение, что он испытывал сильный шок.

– Это были какие-то неприятные известия?

– Точно не знаю, но думаю, что да.

– И он тяжело воспринял их?

Я хочу было сказать; «Он вообще все воспринимал тяжело», но удерживаюсь и вместо этого отвечаю:

– Да, он был очень обеспокоен.

– Но о самоубийстве он никогда не говорил?

– Нет. – Я медленно повожу головой из стороны в сторону. – Нет.

Доусон глубоко вздыхает.

– А как вы сами считаете, мог он покончить с собой?

Я долго размышляю над ответом. Наконец решившись, признаю и собственную неудачу в жизни, и вину Гарри за нее.

– Да.

Вот тебе Гарри! Вот тебе за все!

Уголки рта у Доусона приподнимаются, щеки довольно надуваются – он получил тот ответ, которого и желал.

ГЛАВА 13

Мы с Кэти сидели на балконе квартиры в Ла-Джолла, отдыхая после довольно продолжительного перелета. Джош играл с мальчиками в соседних апартаментах. Издалека доносился шум автострады, с моря дул приятный ветерок. Мы бессвязно болтали об одежде. Воспользовавшись паузой, я, как бы между прочим, спросила Кэти о ее с Гарри походах по магазинам. Как она их воспринимала? Были ли они – нужное слово отыскалось не сразу – трудными для нее?

Прищурив глаза от солнца и глядя вдаль на обсаженную пальмами улицу, дочь тоже, как бы между прочим, сказала, что все было нормально. Затем со вздохом добавила:

– Ну, не совсем плохо.

– Что ты имеешь в виду? Было что-то не очень хорошее?

– Ну, в общем, да. Я не знаю, но старалась не думать об этом. Я считала, что если буду с ним милой и послушной, если буду носить купленную им одежду, то ему будет приятно, и все будет в порядке. – Она смолкла, занявшись заусенцем на пальце. – Ничего такого тогда не было.

– Он не касался тебя? – Сердце у меня холодеет.

– Ну, держал за руку. И все.

Я знала, что она говорит правду, просто мне необходимо было услышать это. Во мне развился какой-то комплекс недоверия по отношению к Гарри, к любому его поступку в прошлом. И несмотря на то, что это было мне неприятно, копалась и копалась в них.

Через несколько дней Кэти вновь заговорила о нашем отдыхе во Франции. Тогда мы шли с ней по сверкающему на солнце пляжу мимо кричащих волейболистов и растянувшихся на песке загорающих женских тел. Сначала она рассказывала с явной неохотой. О том, что боялась этой поездки, что некоторое время все было хорошо. Во всяком случае… Во всяком случае, Гарри не приставал к ней.

«Что она имеет в виду?»

Потом… Кэти удлиняет шаги, наклоняет голову и упирает взгляд под ноги. Потом это началось снова, как-то вдруг… Она не знает причины…

– Что началось? – Мой голос звучит словно издалека.

– Ну, какие-то легкие объятия… Все такое…

Я думала, что к тому времени в совершенстве овладела мастерством не выдавать своих чувств. Однако Кэти, искоса взглянув на меня, взяла за руку и слегка похлопала по ней. Этот жест заставил меня отвернуться и перевести разговор на другую тему – такую бурю любви к дочери он вызвал во мне.

После этого разговора на пляже Кэти не упоминала о Гарри в течение нескольких дней. Помимо прочего, она была погружена в сеансы у Боба Блока. Но, однажды, когда мы, распаковав очередную порцию продуктов, ели мороженое из большой банки, она заговорила о Рождестве. Вообще о празднике Рождества, но, взглянув ей в лицо, я поняла, что Кэти имеет в виду наше последнее Рождество.

Тогда ситуация обострилась до предела. Если бы только я хотела видеть это!

За три дня до Рождества я вернулась домой поздно вечером – отвозила Диану после одного из благотворительных мероприятий. Я нашла гостиную пустой, телевизор был выключен. Я поднялась на второй этаж. В нашей спальне никого не было. Джош уже спал у себя. Как всегда он лежал на спине, тихо посапывая, такой красивый и милый во сне. Подойдя к спальне Кэти, я увидела, что из-под двери выбивается полоска света. Тихонько постучалась и взялась за ручку. Помню свое ощущение приятного ожидания: Кэти только что приехала на рождественские каникулы, у нас впереди еще столько времени. Помню и совершенно неожиданную для меня картину: дверь вдруг распахивается и на пороге стоит Гарри. Лицо у него красное, рот чуть приоткрыт, рубашка помята, а из кровати на меня смотрит бледная Кэти.

Все внутри у меня похолодело. На лице у Гарри отразилась сложная смесь чувств – злобы, раздражения и… вины. А в глазах у Кэти до того, как она зарылась головой в подушку, я увидела страдание.

Теперь я понимаю, что Гарри тогда почти не скрывал своего желания. И хоть внутренний голос подсказывал мне: «Беда!», я усилием воли отключила его. В то время я еще имела обыкновение отмахиваться от неприятных мыслей, убеждая себя в том, что каким-то образом все обойдется. И когда Гарри сказал мне, что у Кэти был очередной срыв и он поднялся, чтобы ее успокоить, я поверила ему.

Я поверила ему. Я наступила на горло собственным ощущениям. И это была моя огромная ошибка. Теперь я расплачиваюсь за нее.