Пробуждение Левиафана - Джеймс Кори

— Угу, — сказал Холден.

— Мерзко было.

— Угу.

Миллер кивнул. На большее сил уже не осталось. Он откинулся на подушку и если не заснул, то потерял сознание. Прежде чем накатило забытье, он улыбнулся. Он справился. Он — на корабле Холдена. И они найдут то, что оставила им Джули.

Его разбудили голоса.

— Может, не стоит…

Та женщина, Наоми. Миллер готов был обругать ее за то, что помешала спать, но разобрал в ее голосе нотки пусть не страха или гнева, но чего-то достаточно похожего, чтобы заинтересоваться. Он не шевельнулся, даже не стал целиком выплывать из забытья. Но прислушался.

— Приходится, — сказал Холден. Он говорил глухо, словно в горле стояла мокрота. — То, что случилось на Эросе… у меня на многое открылись глаза. Я слишком долго молчал.

— Капитан…

— Нет, ты дослушай. Когда я там сидел, думая, что мне остались полчаса шума игровых аппаратов, а потом смерть, я понял, о чем жалею. Понимаешь? Я вспомнил все, что хотел сделать, но не собрался с духом. Теперь я просто не могу об этом забыть. Не могу притворяться, будто этого не было.

— Капитан, — повторила Наоми, и те нотки в ее голосе прозвучали отчетливей.

«Лучше промолчи, бедолага», — подумал Миллер.

— Я люблю тебя, Наоми, — сказал Холден.

Пауза длилась не дольше удара сердца.

— Нет, сэр, — сказала она, — это не так.

— Люблю. Я знаю, о чем ты думаешь. Я перенес тяжелую травму и хочу снова почувствовать себя живым и восстановить связь с жизнью, и, может, отчасти так и есть. Но ты должна поверить — я знаю, что чувствую. И там я знал, что больше всего я хочу вернуться к тебе.

— Капитан, сколько мы прослужили вместе?

— Что? Точно не помню.

— Навскидку.

— Восемь с половиной рейсов — это почти пять лет, — подсчитал Холден. Миллер угадал в его голосе недоумение.

— Хорошо. И со сколькими из нашей команды ты за это время делил койку?

— Это важно?

— Не слишком.

— С несколькими.

— Больше дюжины?

— Нет, — сказал он, но не очень уверенно.

— Ну, скажем, с десятью, — уступила Наоми.

— Пусть так. Но там было другое. Я говорю не о маленьких корабельных романах, чтобы скоротать время. С самого…

Должно быть, женщина взяла его за руку, — представилось Миллеру, — подняла ладонь или просто глянула на него, — но поток слов прервался.

— А знаешь, когда я в тебя влюбилась, сэр?

Грусть — вот что означали те нотки в ее голосе. Грусть. Разочарование. Сожаление.

— Когда… когда ты?..

— Могу назвать даже день, — продолжала Наоми. — Это была седьмая неделя твоего первого рейса. Я еще злилась, что какой-то землянин вылетел за эклиптику и занял мое место старпома. Ты мне с самого начала не понравился. Слишком обаятельный, слишком смазливый и, черт бы тебя побрал, слишком удобно устроился в моем кресле. Но тогда в машинном зале затеяли покер. Ты, я, пара механиков с Луны и Камала Траск. Помнишь Траск?

— Техник-связист. Та, что…

— Фигурой напоминала холодильник. А лицом — щенка бульдога.

— Я ее помню.

— Она больше всех сходила по тебе с ума. Проплакала в подушку весь рейс. Она не потому села играть, что любила покер. Она хотела дышать с тобой одним воздухом, и все это знали. Даже ты. И я весь вечер наблюдала за тобой, и ты ни разу не обманул ее. Ни разу не дал ей повод думать, что у нее есть шанс. И при том ты обращался с ней уважительно. Тогда я первый раз подумала, что из тебя может выйти приличный старпом, и в первый раз подумала, что хорошо бы оказаться в твоей койке после конца смены.

— Из-за Траск?

— И еще потому, что у тебя роскошная задница, сэр. Я это к тому, что мы летали вместе не один год. И я готова была прийти к тебе по первому зову.

— Я не знал, — сказал Холден. Голос звучал придушенно.

— Ты не спрашивал. Ты каждый раз засматривался в другую сторону. И, честно говоря, я думала, что астерские женщины тебе не по нраву. Пока «Кент»… Пока нас не осталось всего пятеро. Я видела, как ты на меня смотришь. Я точно знала, что означает такой взгляд, я четыре года видела его со стороны. Но ты обратил на меня внимание только потому, что я осталась единственной женщиной на борту, а мне этого мало.

— Я не знал…

— Нет, сэр, ты не знал. О том я и говорю. Я не раз видела, как ты соблазняешь женщин, я знаю, как ты это проделываешь. Ты весь отдаешься ей, ты ею восхищаешься. Потом ты уверяешь себя, что между вами — особая связь, и к тому времени, как ты в это поверишь, она тоже верит. Потом вы некоторое время спите вместе, и связь малость бледнеет. И кто-то из вас заговаривает о «профессиональном поведении» или о «рамках приличия» или начинает беспокоиться, что подумает команда, и все сходит на нет. И после этого ты им по-прежнему нравишься. Всем им. Ты все так ловко проделываешь, что никому и в голову не приходит тебя возненавидеть.

— Это неправда!

— Правда. И пока ты не сообразишь, что не обязательно любить каждую, с кем делишь койку, я не узнаю, правда ли ты меня любишь или просто хочешь затащить в постель. И я не лягу с тобой, пока ты сам этого не поймешь. Ставить на любовь я бы не стала.

— Я только…

— Если хочешь со мной переспать, — сказала Наоми, — будь честен. Из уважения ко мне, договорились?

Миллер кашлянул. Не нарочно, он даже не почувствовал приближения кашля. Живот сжало, горло перехватило, и он тяжело, влажно закашлялся. Начав, остановиться было не просто. Он сел, глаза слезились от напряжения. Холден лежал на спине. Наоми сидела на соседней кровати, улыбаясь так, словно подслушивать было нечего. Мониторы Холдена показывали учащенное сердцебиение и повышенное давление. Миллер мог только надеяться, что бедняга не заполучил эрекцию при торчащем из тела катетере.

— Привет, детектив, — сказала Наоми. — Как самочувствие?

Миллер кивнул и ответил:

— Случалось и хуже. — Подумав, он поправился: — Нет, не случалось. Но все нормально. А плохо было?

— Вы оба были покойниками, — сказала Наоми. — Серьезно, мне пришлось воевать с фильтрами очередности помощи. Система списывала вас в хоспис и норовила накачать морфием.

Она говорила легко, но Миллер ей поверил. Он попробовал сесть. Тело все еще казалось ужасно тяжелым, но он не знал — от слабости или от перегрузки. Холден лежал молча, стиснув челюсти. Миллер притворился, что ничего не замечает.

— Долгосрочный прогноз?

— Вам обоим придется до конца жизни ежемесячно проверяться на рак. Капитану вживили новую щитовидку, поскольку его собственная основательно сварилась. У вас пришлось удалить фута полтора тонкого кишечника, не перестававшего кровоточить. Вы оба в ближайшее время будете легко набивать синяки, а если вам вздумается завести детей, надеюсь, в каком-нибудь банке у вас отложена сперма, поскольку все ваши солдатики теперь двухголовые.

Миллер хихикнул. Мониторы тревожно мигнули и вернулись к норме.

— Вас послушать, вы настоящий медтехник, — сказал он.

— Нет, я механик. Но я каждый день читала распечатки, так что набралась жаргона. Жаль, что здесь нет Шеда. — В ее голосе впервые прозвучала грусть.

Второй раз при нем упоминали Шеда. За этим стояла какая-то история, но Миллер не стал расспрашивать.

— Волосы выпадут? — спросил он.

— Возможно, — признала Наоми. — Вас накачали лекарствами, которые должны это предотвратить, но, если фолликулы мертвы, их не оживишь.

— Ну, хорошо, что я не потерял шляпу. А что с Эросом?

Наигранное легкомыслие покинуло Наоми.

— Мертв, — сказал Холден, поворачиваясь в постели, чтобы видеть Миллера. — Думаю, после нас оттуда не выбрался ни один корабль. Станция не отвечает на вызовы, а все автоматические системы предупреждают о карантине.

— Спасательные корабли? — спросил Миллер и опять закашлялся. Глотку все саднило.

— Никакой надежды, — ответила Наоми. — На станции было полтора миллиона человек. На спасоперацию таких масштабов ни у кого не хватит ресурсов.

— Как-никак, — добавил Холден, — идет война.

Корабельные огни потускнели, обозначая наступление ночи. Миллер лежал в постели. Система сменила режим лечения, и последние три часа его то сжигала лихорадка, то бил озноб. Зубы стучали, десны и лунки ногтей ныли. О сне не приходилось и мечтать, поэтому он лежал в полутьме и пытался собраться с мыслями.

Он гадал, что подумали бы о его поведении на Эросе прежние напарники. Хэвлок. Мусс. Он попробовал представить их на своем месте. Он убивал людей, убивал хладнокровно. Эрос стал камерой смертников, а когда те, кому положено охранять закон, добиваются твоей смерти, закон перестает действовать. И кое-кто из убитых им ублюдков был повинен в гибели Джули.

Так. Убийство из мести. Неужели он в самом деле мстил? Невеселая мысль. Он попробовал представить, что Джули сидит рядом с ним, как Наоми сидела с Холденом. Она словно только и ждала приглашения. Джули Мао, которую он никогда не знал. Она приветственно махнула рукой.