Избыток целей - Федор Московцев

– Она защищалась, – саркастически протянул он. – Да она разнесла ему всю башню!

И проворчал, закрывая тему с защитой:

– Защищалась… высадила всю обойму. Для надежности укоротила на голову.

Зрелище на снимках было красочное – мясокровище вперемешку с мозгами. Ничего не разобрать, где, что и откуда. Кровавый винегрет. И где же теперь большие выразительные глаза, приводившие в трепет доверчивых тетушек из Волгопромбанка. Теперь его родная мать не узнает.

По мере того, как Сташин рассказывал подробности, лицо Андрея всё больше и больше веселело. В своих мечтах он был более милосерден к Верхолетову – если бы даже грохнул, то не так жестоко.

– Мясо, – вынужден был согласиться Андрей. – Но не могла она из газового пистолетика так разворошить ему табло. Может, это сделал сосед с собачкой?

Следователь стал обиженно собирать фотографии, как продавец, которому не удалось впарить товар недоверчивому покупателю:

– Слушайте, если вы будете дурачиться, я отправлю вас в СИЗО и применю к вам все дознавательные процедуры, предусмотренные нашим гуманным законодательством. Вы разве не знаете, чем вооружена ваша девушка?! Она стреляла из Макарыча.

И он пододвинул фотографии с изображением пуль и гильз – с места происшествия на полу в луже крови, затем на секционном столе.

– Полюбуйтесь, ПМ-овский патрон.

Улыбка вмиг слетела с лица Андрея. Его вдруг охватило странное чувство. Уже не интересовало, как они с Таней будут выпутываться из этой ситуации, его разум затмило совсем другое. Обуяла дикая ревность – Таня стреляла не из того пистолета, что он ей подарил. Значит, подарил кто-то другой. Она от кого-то ещё принимает дорогие подарки. Тем более ТАКИЕ подарки. Огнестрельное оружие – не дезодорант, нужно быть в определенных отношениях с дарителем, чтобы принять ствол.

И этот другой…

Он готов был подорваться и бежать к ней, чтобы выяснить отношения. Она не сочла нужным вчера рассказать всю правду – что носит с собой подаренный кем-то другим пистолет! Да как она может – на груди цепочка от одного мужчины, в сумочке пистолет – подарок другого мужчины, что там еще дальше по списку.

– … товарищ Разгон! – донесся откуда-то из подземелья голос следователя. – Алло, вы меня слышите?

– Да? – очнулся Андрей.

– Буду с вами краток – я человек занятой, и вы полагаю тоже. Мы с вами уже достаточно знаемся, вы человек вменяемый, поэтому сразу скажу, что вы должны сделать. Напоминаю, что у меня хранится много интересных фотографий… и я знаю как минимум двух ваших женщин, которым эти фото– и видеоматериалы не понравятся. Итак, кроме того, что вы уже рассказали про Закревского, вы выступаете как свидетель обвинения против Закревского как организатора убийства Дениса Еремеева и Артема Цыганкова. Исполнители – Волкорезов и Закревский, заказчики – Капрановы. В обмен на ваши показания позволю вам самому подобрать фигуранта для вчерашнего происшествия. Если отказываетесь – возвращаю дело в ГУВД, и там оно будет рассматриваться как умышленное убийство, совершенное вами с особой жестокостью на почве ревности. Вы зашли в подъезд, увидели вашу девушку в объятиях соперника, вас разобрала ревность, и вы не отходя от кассы с ним расправились. Думаю, что Татьяна Кондаурова не будет возражать против такой версии – особенно после того, как я покажу ей упомянутые мной фотоматериалы.

Андрей сделал неопределенный жест и что-то невнятно проговорил. Мастерски поставленная вилка! Как этому Сташину удается так грамотно обтяпывать свои делишки?!

– Ммммм – это да или нет, – уточнил Сташин.

Андрей посмотрел на часы – скорей бы добраться до Тани.

– Ваша взяла, давайте писать протокол.

На составление бумаги у них ушло около часа. В редакции Сташина картина убийства приняла следующий вид. Капрановы решили убрать Дениса Еремеева, соучредителя «Стройхолдинга», так как им надоело с ним делиться доходами. Закревский, их потенциальный зять, стал соучастником – организовывал преступление, нашёл исполнителя – беспринципного Сергея Волкорезова, обуреваемого жаждой наживы. Дело выгорело, Еремеева устранили, и Капрановы стали единоличными хозяевами крупного строительного бизнеса. Но… Закревский – милиционер, у него в органах много друзей. Случайно ему становится известно, что сотрудник УБОП Артем Цыганков вёл наблюдение за Капрановыми и за Еремеевым, и в его распоряжении находятся некие фотографии, изобличающие организаторов убийства. Волкорезову доплачивают, и они с Закревским проникаютт к Цыганкову на квартиру, пытают и убивают его и забирают улики. Андрей Разгон дружит со злоумышленниками, осведомлен об их планах, и по дружбе помогает в некоторых вопросах – выслеживает жертв, предоставляет свой автотранспорт, следит за передачей денег от заказчиков к исполнителю. Впоследствии Андрей Разгон раскаялся в содеянном и обратился в правоохранительные органы, чтобы изобличить преступников. Помимо показаний, он предоставляет следствию записанные на диктофон аудиозаписи разговоров с упомянутыми соучастниками. (которые планировалось подделать).

– Тухло выглядит, думаете это прокатит на суде? – спросил Андрей, когда закончили.

Следователь общался с подозреваемым с напором римского трибуна и не думал менять свою тактику.

– Это уже мне решать, ваша задача – подать голос, проявить свою гражданскую позицию.

– Приговоренный имеет право на последнюю просьбу?

– Здесь нельзя курить… хотя ради вас могу сделать исключение.

Андрей слабо улыбнулся и сделал вид, что оценил шутку.

– Может я побольше расскажу про Закревского и поменьше про Капрановых? В идеале – всё про Закревского и ничего про Капрановых!

Следователь понимающе кивнул:

– Сочувствую – общие женщ… гм… воспоминания, переживания… но ничего не могу поделать – вы у меня самый адекватный и убедительный свидетель. Законопослушный гражданин, коммерсант, самое то, что нужно. Вы бы видели сброд, который мы забраковали. По Закревскому принимается – я что-нибудь присочиню… гм… добуду сведения, и вы их мне подпишете. По Капрановым – однозначно нет. Либо срочно добывайте мне замену. То есть такого же убедительного свидетеля.

Из-за своей внезапно вспыхнувшей ревности, захлестнувшей его как волной, Андрей уже ничего не соображал. Вечером он уезжал в Петербург, и до вылета ему нужно поговорить с Таней и посоветоваться с Трезором насчет фигуранта по вчерашнему происшествию – не было ни малейшего понятия, как это делается.

Торопливо подписав протокол, решив, что в случае чего откажется от своих слов или как-то переиграет, Андрей шумно покинул кабинет следователя.

Он быстро шёл по улице, почти бежал. От здания следственного управления прокуратуры до Таниного дома семь минут пешком, но Андрею казалось, что путь занял бесконечно долгое время – столько всего передумано за этот небольшой отрезок времени.

Впервые в жизни он по-настоящему заревновал, и когда – на следующий день после своего тридцатилетия! Причем еще точно не решив, любит он по-настоящему эту девушку или нет. Его вдруг стала сильно волновать, если не сказать больше – страшить! её напряженная внутренняя жизнь, эти многообразные порывы плоти и духа, делавшие её существом, отличным от него самого, независимым, находящимся во власти инстинктов, подозрительным, почти непостижимым. Его стало мучить то, что она цвела сама по себе, словно прекрасное растение, и никакой властью невозможно удержать, захватить весь аромат, распространяемый ею.

Он вдруг решил, что должен иметь её всю. Он захотел её полней и лучше, чем допускает природа; и всю целиком.

Но отчего столько волнения, неужели не о чем больше беспокоиться?! А всё из-за какого-то пистолета. Может, это отцовский – надо полагать, что у него там целый арсенал. Если трезво разобраться, Андрею не в чем упрекнуть Таню кроме того, что она существует. Она существует, она живёт, она прекрасна, она мечтает. Какой повод для смертельной тревоги!

Интересно, ревнует ли она? Знает ли терзания чувств, отвратительные навязчивые видения, нелепое и жалкое исступление, физическую ярость? Наверное нет. Вчера на дне рождения, она уже не смотрела на Мариам как на соперницу. Таня не воспринимала её всерьёз. Чувствовала в себе силу, достаточную для того, чтобы расстроить семейную жизнь возлюбленного в любой момент, как только пожелает. Просто ей пока это не надо. Вот если бы на горизонте возникли другие женщины…

До этого он испытал нечто подобное лишь однажды – по отношению к Кате. Но то была ревность к её прошлому. Странно и нелепо, но это было так. Его угнетало то, что он у неё не первый, что она не принадлежала ему раньше. Ведь при таком положении вещей неизбежны сравнения. Катя никогда не говорила, как некоторые: «мой бывший любовник», «у меня был мужчина, который…», «в таком-то году мы с моим тогдашним мужчиной…», и произносят таким обыденным тоном, как будто речь идет о постоянно меняющейся домашней прислуге. Но Андрея сводила с ума одна только мысль, что Катя отдавалась кому-то до него, что кто-то прикасался к ней, кроме него.