Тёмная башня - 2 (Дверь между мирами) - Стивен Кинг

Чудеса электричества, прости Господи.

Она попыталась уползти с дороги, но времени чуть-чуть не хватило, и легендарный поезд "А" подкатил к станции, пронзительно скрежеща и изрыгая искры - машинист заметил женщину; впрочем, слишком поздно; слишком поздно для них обоих. Стальные колеса легендарного поезда "А" по живому отхватили женщине ноги над самыми коленями. И покуда все (только какой-то белый мальчишка вызвал фараонов) просто-напросто стояли, почесывая яйца (или, по предположению Джорджа, ковыряя в пизде), одна пожилая черная квочка спрыгнула вниз, вывихнув при этом бедро (позднее мэр вручит ей медаль "За храбрость"), и шарфом, которым были подхвачены ее волосы, как жгутом перетянула ляжку молодой женщины, откуда струей била кровь. Белый парнишка в дальнем конце платформы надрывался, требуя "скорую"; надсаживалась и черная старушенция - помогите кто-нибудь, Христа ради, дайте галстук или еще что, да что угодно, - и наконец какой-то немолодой белый, по виду бизнесмен, нехотя уступил и расстался со своим ремнем. Темнокожая цыпа преклонных лет взглянула на него и сказала то, что назавтра стало заголовком передовицы нью-йоркской "Дэйли Ньюз", слова, сделавшие ее подлинной чисто американской героиней: "Спасибо, брат". И стянула ремнем левую ногу молодой женщины на полпути от паха к тому месту, где до появления легендарного поезда "А" было колено.

Джордж услышал, как кто-то сказал кому-то, будто последними словами молодой негритянки перед тем, как она потеряла сознание, было: "КАКОЙ КОЗЕЛ ЭТО СДЕЛАЛ? ОТСЛЕЖУ СУКУ И НА ХУЙ ПРИБЬЮ!"

Пробить в ремне новые дырочки, чтобы пожилая негритянка сумела его застегнуть, не было никакой возможности, и старуха попросту не отступалась: она до последнего, до самого прибытия Хулио, Джорджа и фельдшеров, не отпускала ремень.

Джордж помнил желтую линию (и как мать наказывала ему: поджидая поезд, легендарный или нет, никогда, никогда, никогда не заступай за желтую линию), резкую вонь бензина и электричества, ударившую в нос, когда он спрыгнул вниз, на пути; помнил, как там было жарко. Словно и он, Джордж, и пожилая негритянка, и молодая темнокожая женщина, и поезд, и тоннель, и невидимое небо вверху, и преисподняя внизу источали обжигающий, палящий жар. Джордж помнил, что совершенно безотносительно к происходящему подумал: "Если бы мне сейчас надели манжетку тонометра, стрелку бы зашкалило", после чего успокоился, гаркнул, чтобы принесли саквояж, а когда фельдшер с саквояжем попытался соскочить вниз, велел ему отваливать к едрене-фене, и фельдшер, изумившийся так, будто видел Джорджа Шэйверса впервые, отвалил.

Джордж перевязал столько вен и артерий, сколько смог, а когда сердце негритянки пустилось выбивать би-боп, взял шприц и под завязку накачал ее дигиталином. Прибыла цельная кровь. Ее привезли полицейские. "Хотите поднять ее наверх, док?" - спросил один из них, и Джордж ответил, еще нет, вытащил иглу капельницы и вонзил в тело своей пациентки, вливая живительную жидкость, точно молодая женщина была наркоманкой, которой до зарезу требовалось "поправиться".

Потом он позволил им поднять ее наверх.

Потом они повезли ее в больницу.

По дороге она очнулась.

Тогда-то и начались странности.

Когда фельдшеры загрузили молодую негритянку в скорую, она начала шевелиться и слабо вскрикивать, и Джордж сделал ей укол демерола. Он дал довольно порядочную дозу, а потому самонадеянно решил, что всю дорогу до "Сестер Милосердия" женщина спокойно проспит. Джордж был на девяносто процентов уверен, что по приезде она все еще будет с ними - один-ноль в пользу ребят знающих и умелых.

Однако веки молодой женщины затрепетали, когда до больницы оставалось еще шесть кварталов. Она издала хриплый стон.

- Можно сделать еще укольчик, док, - сказал один из фельдшеров.

Джордж с трудом осознал, что фельдшер впервые соизволил назвать его не Джорджем или, хуже того, Джорджи.

- Рехнулся? Тебе, может, все равно, а я предпочту не путать "умер по прибытии" с "превышением дозы".

Фельдшер отпрянул.

Джордж опять посмотрел на молодую негритянку и увидел, что на его взгляд отвечают все понимающие и отнюдь не сонные глаза.

- Что со мной было? - спросила она.

Джордж вспомнил мужчину, повторившего кому-то слова, якобы сказанные этой женщиной (козел, отслежу, укокошу, и т.д. и т.п.). Тот мужчина был белым. Теперь Джордж решил, что это - чистый вымысел, питаемый то ли присущим человеку странным стремлением делать ситуации, полные естественного драматизма, еще более драматичными, то ли просто расовыми предрассудками. Перед ним была интеллигентная, образованная женщина.

- Произошел несчастный случай, - сказал он. - Вас...

Веки негритянки скользнули вниз, плотно сомкнулись, и Джордж подумал, что сейчас она снова уснет. Хорошо. Пусть кто-нибудь другой скажет ей, что она лишилась обеих ног. Кто-нибудь, кто зарабатывает больше семи тысяч шестисот долларов в год. Он подвинулся чуть влево, желая еще раз проверить ее кровяное давление, и тут она снова открыла глаза. Она открыла глаза, и взору Джорджа Шэйверса предстала совершенно другая женщина.

- Эта хуевина отхватила мне ноги. Я почуяла, как их оттяпало. Это чего, скорая?

- Д-д-да, - выговорил Джордж. Ему вдруг очень захотелось чего-нибудь глотнуть. Не обязательно спиртного. Просто чего-нибудь, промочить пересохшее горло. Это было все равно, что смотреть на Спенсера Трэйси в "Докторе Джекиле и мистере Хайде", только в жизни.

- А того кобеля беложопого повязали?

- Нет, - сказал Джордж, думая: "Тот чувак понял правильно, черт подери, тот чувак, как ни странно, действительно понял правильно".

Он смутно сознавал, что фельдшеры, дышавшие ему в затылок (возможно, в надежде, что он что-нибудь сделает не так), попятились.

- Хорошо. Белое легавье его все равно бы отпустило. Ништяк, сама достану. Достану и хер отрежу. Сука! Сказать, что я сотворю с этой гнидой? Щас я тебе скажу, морда белая! Я те скажу... скажу...

Веки женщины вновь затрепетали, и Джордж подумал: "Да, да, засыпай, пожалуйста, спи, за такое мне не платят, я этого не понимаю, нам объясняли про шок, но никто ни словом не обмолвился о шизофрении, как об одном из..."

Глаза открылись. В машине опять была первая женщина.

- Что это был за несчастный случай? - спросила она. - Я помню, как вышла из "Желудка"...

- Из желудка? - тупо повторил Джордж.

Она едва заметно улыбнулась. Улыбка вышла болезненной.

- Из "Пустого желудка". Это такая кофейня.

- А. Ага. Да, правда.

Вторая женщина - страдающая ли, нет ли - заставляла Джорджа чувствовать себя вывалянным в грязи и не вполне здоровым. При этой он невольно ощущал себя рыцарем из артурианской легенды, рыцарем, успешно спасшим Прекрасную Даму из пасти дракона.