Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647 - Сесили Вероника Веджвуд

Более важным было решение, принятое парламентом, чтобы указать на его желание привести церковь в большую гармонию со словом Божьим. В соответствии с этим парламент выпустил ордонанс в адрес Ассамблеи богословов, чтобы они разработали реформу церкви по примеру Шотландии и других протестантских стран.

Появление этой Ассамблеи ознаменовалось взрывом насмешек лондонской прессы в адрес архиепископа Лауда, который по-прежнему беспомощно томился в Тауэре. Уильям Принн, которому поручили непростую задачу подготовить обвинения против него, незадолго до этого побывал в камере Лауда в Тауэре и вынес оттуда его личные бумаги, включая дневник, в который тот время от времени записывал свои сны. Позднее эти сугубо личные записи были обнародованы с соответствующими комментариями. Осмеянный Принн стал хозяином судьбы Лауда, доктор Бёртон проповед овал целым конгрегациям, Звездная палата и Суд Высокой комиссии, органы, с помощью которых король и прелаты держали в узде своих оппонентов, исчезли. Настала очередь парламента почувствовать необходимость каким-то образом ограничить опасную свободу, созданную им самим. Избавленные от страха преследований памфлетисты теперь публиковали точки зрения, которые, по мнению богобоязненного, кальвинистски настроенного большинства, угрожали и стабильности, и морали общества. На следующий день после созыва Ассамблеи парламент выпустил ордонанс об учреждении палаты цензоров, без разрешения которой в будущем нельзя будет ничего публиковать. Издатели и памфлетисты, опьяненные свободой, которой они наслаждались последние два года, не обратили на это почти никакого внимания.

Опасность предательства изнутри не перестала существовать. Через две недели после раскрытия заговора в Лондоне в решающую стадию вступили тайные переговоры, которые вели граф Ньюкасл из Йорка и Хотэмы из Халла. Старший Хотэм, завидовавший Ферфаксу и разгневанный поведением Кромвеля, созрел, чтобы сдать Халл и присоединиться к партии короля. Его сын, хотя и не меньше отца был готов предать, терзался сомнениями. Он жаловался Ньюкаслу, что слишком многие из офицеров короля – жестокие и плохо воспитанные люди, и он не хотел бы служить с ними. Пока Хотэмы колебались, у их товарищей возникли подозрения. 18 июня губернатор Ноттингема, полковник Хатчинсон, арестовал капитана Хотэма. Тому удалось бежать в Линкольн, но его снова схватили. Его встревоженный отец тоже попытался бежать, но ему помешало падение с лошади, и он был отправлен в Лондон.

Катастрофы в Халле едва удалось избежать, но из долины Темзы, с Чилтернских холмов и с запада в парламент приходили плохие известия. Сэр Уильям Уоллер устремился в Уэльс и призвал жителей Сомерсета присоединиться к нему, но сделал это слишком поздно, чтобы не дать Хертфорду, принцу Морицу и оксфордской кавалерии выступить навстречу Хоптону и корнуолльской армии. Корнуолльцы упорно шли вперед. В Тонтоне местные отряды уступили им дорогу, и они беспрепятственно прошли через долину Авалона в Уэльс. Уоллер с недостойной поспешностью ушел из Уэльса перед их приходом, но принц Мориц и лорд Карнарвон с кавалерией, перейдя Мендипские холмы, следовали за ним по пятам. В ходе боя, вспыхнувшего во время его отступления, сам принц Мориц попал в плен, и, хотя он был спасен, это поразило, разозлило и унизило его.

Западная часть страны была достаточно далеко, и новости оттуда вызывали в Лондоне лишь легкое смущение. Другое дело – известия с долины Темзы и с Чилтернских холмов. Эссекс продолжал требовать больше денег и людей, в чем его в личных письмах к своим друзьям энергично поддерживал Хэмпден. В середине июня Кромвель сообщил, что королева вскоре выедет из Йорка в сопровождении 1200 всадников и 3000 пехотинцев, и нужно сделать все возможное, чтобы помешать ей. Эссекс, вынужденный действовать, постарался приблизиться к Оксфорду и дошел до Уитли, расположенного от него в пяти милях, но был отброшен при попытке пересечь Темзу в Ислипе. В дальнейшем его действия были парализованы контратакой принца Руперта, который в ходе внезапного ночного рейда ворвался в самый центр его расположения.

Действуя на основании информации, полученной от именитого дезертира из армии парламента полковника Харри, Руперт выступил из Оксфорда 17 июня с отрядом почти из 1000 человек отборной кавалерии и 800 драгун и пехотинцев. Переправившись через Темзу в Чизелхемптоне, он под прикрытием ночной темноты бесшумно прошел по территории, занятой Эссексом, и напал на расположение войск сэра Сэмюэла Люка в Стокенчерч на Чилтернском хребте. Перед рассветом он появился в спящей деревне Чиннор, где Эссекс разместил несколько отрядов, недавно прибывших из Бедфордшира. Кавалеры напугали и разогнали их и едва не настигли конвой, который направлялся в штаб-квартиру Эссекса с деньгами для войск. Во всем расположении войск Эссекса их действия вызвали тревогу и страх. После этого Руперт, сохраняя полный боевой порядок, повернул назад в Оксфорд. Он выслал вперед отряд, чтобы обеспечить себе беспрепятственный проход по мосту в Чизелхемптоне и далее на всем пути отступления. Сэр Филип Степлтон, который в отсутствие Эссекса командовал войсками в Таме, воодушевил своих людей, велел собрать всех, кого можно было найти на окрестных аванпостах, и вместе с Джоном Хэмпденом двинулся за кавалерами. Отступающий Руперт заманивал их все дальше и дальше, пока они не оказались в невыгодной позиции на поле в Чалгроуве, а потом повел всех своих всадников в атаку и разбил их. Он вернулся в Оксфорд в середине дня 18 июня, блестяще выполнив свою задачу внести сумятицу в войска Эссекса и напугать их так, чтобы они отказались от попытки блокировать Оксфорд.

В начале того жестокого и сумбурного боя Джон Хэмпден был ранен в плечо. Он с трудом вернулся в Таме, где через шесть дней скончался. «Бедный Хэмпден мертв, – писал племянник и правая рука Пима. – У меня едва хватает сил писать это слово. Никогда еще королевство не несло такой тяжелой утраты в лице одного из своих подданных. Никогда у него не было более искреннего и преданного друга». Хэмпден никогда не изменял своей верности Пиму и, возможно, своей убежденности, что в этой войне король должен быть побежден. Он, как никто другой, с непревзойденным тактом и неослабевающей энергией сглаживал сложные отношения между Эссексом и парламентом, подкреплял доверие к нему, поддерживал его требование денег, оправдывал и извинялся за ворчливый тон его писем. В его лице умер обладавший наибольшей силой убеждения и повсеместно популярный член партии парламента, тот, кого все считали ее самым благородным представителем. Человек огромной политической проницательности, который мастерски вел свои собственные дела и дела парламента, он был бессознательно ненавидим теми, включая Эдварда Хайда, кто, как они считали, был обманут его сладкими речами в поддержку политики, о которой они потом пожалели.